Потому что половая хромосома, благодаря которой вы появляетесь на свет, усиленно теряет гены. А женская
хромосома не меняется. И если так пойдет дальше, то эта хромосома совсем исчезнет. Вместе с мужиками. В каком-
то фильме видела. «Новые амазонки», что ли?
— А мне жалко мужчин. Все-таки некоторые из них такие лапочки, — приняв сказанное за свершившийся факт,
вздохнула Лерка
— Не горюйте! — вступил в полемику хозяин. — Природа не терпит пустоты. На смену мужикам придут какие-
нибудь другие существа. Третьего пола. Может гермафродиты какие-нибудь. Люди, имеющие и мужские и женские
органы, и те и другие.
— Вот как?— удивилась Лерка, моделируя ладонями интимную близость. — И это как они… и куда?..
— Кстати, действительно, попали в точку, гермафродитов становится все больше. Я читала, — продолжала
Данка, — в Европе — так точно, они жутко быстро числом прирастают. И мы еще лезем туда! В ихний Евросоюз.
Коллапсный коданс какой-то, честное слово!
Пират улыбнулся этой детской непосредственности, с которой девушки переживали за печальную судьбу
вырождающейся европейской громады.
— Вот вы смеетесь, а ничего такого. — продолжала Данка, — Сейчас это и у нас вошло в моду. Скоро
гомосеком быть будет даже почетно. А знаете, что оказывается? В голубые записали в последнее время не только
Чайковского. Да, даже Гоголя, Лермонтова, Сергея Есенина. Тоже кстати провинциала. А мы все с детства привыкли
считать его сердцеедом, покорителем дамских сердец. Короче, Содом и Гоморра.
— Я за традиционный вид отношений. Вы правы, об этом сейчас любят смаковать газетчики, — соглашался он.
— Но вселяет надежду другое: все равно правит миром любовь. В глобальном, родственном, духовном смысле. И
всем нам, мужчинам и женщинам, не обойтись в этой жизни друг без друга. И это записано на небесах. Вполне
вероятно, что на смену гомо сапиенс придет новый, более совершенный вид. Так уже бывало в истории Земли.
Техногенная деятельность человека может спровоцировать радикальные мутации. Скорее всего те, которые
направлены на развитие телепатии, ясновидения и другой сильной экстрасенсорики. Постепенно меняется человек,
по разным направлениям.
— Это знаете, как в Турции, — соглашалась с ним Данка, — Если ты родился в семье угольщика, то уже с
толстой темной кожей и чернотой под ногтями!
— Вполне вероятно, — иронично соглашался с ней добродушный хозяин, — Примеров масса. Где-то в
Бразилии, у племени ныряльщиков, часто рождаются дети с жабрами. Правда, долго не живут. Пока. Складывается
впечатление, что божественная природа постоянно с нами экспериментирует! Видимо, Господь не терпит
однообразия. Он есть любовь — в человеческом, планетарном, в космическом плане.
— Да, я тоже знаю! Такие особые дети появились в последние десятилетия. Их называют еще индиго — по
цвету ауры. Она светится синим. Правда-правда! — задорно дополняла его вдохновленная гостья.
"Симпатичная, бойкая деваха", — подумал Гоша. Спонтанно из памяти выплыла смутно картина давних
воспоминаний. Он, молодой и зеленый, вместе с такой, как эта Данка. Много лет назад. Она была фанатка его
ансамбля, в техникуме. Он "шарашил" на танцах на гитаре и пел фальцетом модные песни. Разнобойная аппаратура
громко хрипела. Мигал "самопальный" стробоскоп, зеркальный шар осыпал зайчиками темноту танцзала. Она
извивала свое красивое тело в такт музыке перед эстрадой, не включаясь в танцевальное действо толпы, а в
одинокой сексуальной грации желанья. И смотрела ему в глаза, улыбаясь, словно зачаровывала. И он выбрал ее из
танцующей толпы.
Потом была ночь с ароматом сирени. Пасха. Кругом милицейские оцепления, ДНДшные кордоны. Суета, гвалт,
пропускают только бабок в платочках. В небольшом окруженном людьми храме идет пасхальная служба с
песнопениями. Много верующих. А они, с этой девушкой, в ожидании крестного хода, прячутся от ментов и
народной дружины на старинном, заброшенном городском кладбище. Притаились в кустах у разоренных
надгробий. Тесно прижались друг к другу, объединенные одновременно страхом облавы и магией таинственной
ночи.
Он впервые поцеловал по-настоящему ту девушку. Она жарко задышала, подалась ему. И они, по-детски
суетно и неумело, приноравливаясь, слились в одно, неведомое им раньше, совершенное существо. И делали это,
с каждым движением все сильнее отдаваясь друг другу. Стонали, забыв о милиции и дружинниках, не замечая
развороченных могил и разбитых надгробий. А сверху, со стелы, из далекого прошлого века, на них сурово взирал
лейб-майор Тотлебен…
А потом, после крестного хода, когда снялись кордоны, сердобольные старушки угощали их свеченными
пасками и крашенками. И обнимали, поздравляя: Христос воскресе! И эта набожность словно омывала
святотатство акта соития под колокольный звон на замшелых могильных плитах.
На рассвете он провожал ее домой. На бульваре гасли фонари, поднималось утро, мягко и неотвратимо. И они
шли, обнявшись спонтанно, тепло и удобно. И были счастливы от переполнявшей их радости близости и единения.
Были влюблены. И голосили, опьяненные всем этим. Кричали: «Джизес Крайст — Суперстар», потом пели про
желтую субмарину с Толстым Карлсоном вперемежку, и что-то еще. Дворники метлами отгоняли нарушителей
утренней дремоты советского народа. А они смеялись, убегая, и, казалось, были готовы на все ради друг друга.
Лариска вернула затихшего хозяина к реальности, разливая кофе:
— Давайте я подолью вам немного, пока горячий. Сейчас новый заварю. Все-таки уважаю "Карт нуар".
— И я сразу полюбила вашу Черную карту, — поддержала Данка. — Особенно вкусная по утрам в таком
захолустье. А вы, вы в самом деле так думаете? Ну, про мир, прогресс и все такое? Прямо странно очень слышать
все это от такого мужчины.
— Такой, вовсе не философской внешности?
— Вы больше на пирата похожи. Мы вас как увидели — сразу так прозвали.
— Специально создал себе такой имидж. Здесь меня так и называют местные, "Пиратом". Но в душе я другой,
— он усмехнулся хитро и азартно, еще больше оправдывая прозвище.
— Да, конечно. «Внешность обманчива», — сказал ежик, слезая с половой щетки, — не преминула вставить
шуточку Лорик
— А звездам, звездам верите?— продолжала прощупывать Гошу Данка, отмахнувшись на подругу. — А
гороскопам? Я, например, очень им доверяю. Даже диск недавно купила с программой. По астрологии. Вот вы кто
по гороскопу?
— Овен.
— Хороший знак.
— Да уж. Вы меня утешаете. А вообще-то я больше сторонник магии цифр. Даже наука такая древняя есть —
нумерология. Кстати, в древности в Азии ни одно государственное решение не принималось без совета чисел. А у
меня своя система. К сумме цифр дат года, месяца и числа рождения прибавляю те цифры, которыми выпадут эти
кубики.
Он раскрыл свою большую ладонь, на которой лежали два желтоватых кубика с черными крапочками на
боках:
— Эти зарики с давних пор со мной.
— Ух ты, старые, — удивилась Данка. — Слоновая кость?
— Кость единорога. Такое мифическое существо древности. Это трофей военный. Достались от одного
колдуна, из горного аула. Лет двадцать с небольшим тому. Наши из шилок отутюжили. Он лежал готовый, осколком
срубило. И зарики перед ним выброшены. Для него –последние. Как меня поджидали. Не мог не схватить. Пока ни
разу не подвели. Наговорены на обладателя. Такое есть поверье о зариках судьбы. И когда моя игра закончится —
непременно найдут себе другого обладателя. И все повторится сначала. Числа жизни. Может, так можно назвать?
Скорее всего.
— Ой, давайте, бросим на удачу, — встрепенулась азартно Данка, — Какие в вашей системе самые козырные
цифры? Большие?
— Разные. Главное, правильно загадать. Посмотрим, как кому камни лягут…
— Ты что загадала, подруга?— толкала в бок нетерпеливая Лерка.
— Ничего, надо что. Это же конфиденциальное, личное.
— А я три бала загадала, — шептала подруге, — Для меня и это отличное число, все равно больше не выпадет.
— Она всегда в середнячках ходила, — Три балла. А ты Данка, пятерку? Ну да, небось отличницей была. А, тогда
ладно, и я пятерку загадаю.
— Ну что, готовы?
Он сжал кубики в пригоршню, что-то пошептал колдовски в руку и бросил на стол. Они необыкновенно гулко
ударились о мягкую скатерть, стукнулись друг о друга и раскатились.
— Ну, вы фартовые. Тройка и пятерка…
— Тройка моя, — говорила Лерка. — Так и есть. Хотела пятерку, а думала на трояк. А Данка повыше загадала.
Но не признается ведь. Так будет стоять. Я же ее знаю! Данке выпал крупный куш…
— Хорошо у вас тут! — вздохнула хорошо подкрепившаяся Лерка.
— Да, что есть — то есть. Тарханкут — Чертов угол. И все здесь чувствуют себя просто и по-родному. Как у
последнего предела.
— Слушайте, Гоша, это реально, чтобы заказать нам какую-нибудь программу? Дайвинг, серфинг там, байкинг.
Что-нибудь местное, интересное и познавательное, — снова прикинувшись педагогом, серьезно продолжила Дана.
— Нет проблем. Ветер почти утих, а море успокоилось. Бабье лето началось. Самая женская пора. Одевайте
купальники, и едем. На самый край земли — на Атлеш, на Чашу. Ну, в общем, на наши достопримечательности. Там у
нас лагеря дайверов стоят. С лодками и оборудованием. Когда-нибудь погружались с аквалангом?
Обе утвердительно мотнули головками.
— Тогда вперед, Аванти, как говорят итальянцы!
Все обещало хороший день, с приколами и драйвом. Дух его игриво кидал морской пряный ветер, трепал
гривы абрикосов за окном, надувал через распахнутое окно пузыри занавесок. Они уже запросто, непринужденно,
как одна семья за большим столом, подкреплялись яичницей, сыром, джемом и душистым, теплым деревенским
хлебом, запивая это все ароматным кофе.
* * *
В номере, завязывая веревочки своих бикини, они делились первыми впечатлениями:
— А этот Гоша ничего. Прикольный мужик. И ты тоже, молодец. Такое ему в ответ втирала! Вот что значит
преимущества образования. Интересно, а он, как все — тоже жадный? — тараторила Лариса. — И зачем ты
предложила ему бабки, чтобы проверить? Я аж похолодела — вдруг возьмет! Рискованый ход. Вот ты у нас голова!
Ловко пробила на вшивость. Как думаешь, лавэ у него большие? На сколько его можно раскрутить за пару дней в
этой дыре? И с чего начать? Тут даже ни магазинов, ни бутиков нет. То ли дело в Анталии: позволила разочек
авансиком, приласкала мягонького и айда по бутикам выбирать золотишко. А здесь придется только наличными.
Кэш онли, — фантазировала Лера.
– Кэш, не кэш… Ты же знаешь, обязаловка. Нет, Лерка, мне кажется, этот Гоша какой-то не такой. Порядочный
мужик. И интересный.
— Ну ты сказанула. Да какой не такой! То, что базикал беспрерывно, на умняк свешивал? Кубики бросал на
удачу! Опытный, гад. Сразу видно — дамский угодник. Норку унюхал и будет ластиться, пока своего не добьется.
Где ты видела порядочных мужиков? Если не гомик и не импотент, конечно.
— Мне кажется, он такое прошел!.. Весь в отметинах. И глаза. Ты видела его глаза? — мечтательно говорила
Дана. — Такие грустные, глубокие, прямо бездонные. И в них что-то такое…
— Слушай, заведи собачку себе и успокойся. Будут тебе грустные и преданные глаза. И всего-то за пачку
«Чаппи». Кстати, с таким песиком и в кабак можно. Сейчас для собачат контровое блюдо модно — вяленные бычьи
хвосты. Представляешь фишку? Подзаработаю — обязательно заведу себе такого, везде на поводочке с собой
водить буду! Круто!
— Все, я решила. Беру его на себя, — прервала подругу Дана.
— Чего-то я не врубилась. В смысле, кого и куда?
— А без всякого смысла. Давай я его закручу. Тебе не все ли равно? Не ты, не вместе мы, только я сама.
Короче, вариант номер три. Любовь-морковь. Мне кажется, он по любви истосковался. Не по женщинам, не по телу.
Именно по любви. Поиграю с ним. Может, интересненько как-то выйдет.
— Что там интересного? А вообще, в принципе, мне по барабану. Даже лучше. Лишь бы Колюня не развонялся.
И так все как-то не так. — Она подозрительно глянула на романтически настроенную Данку и добавила:— Что-то мне
это не нравится. Глаза, млаза, любовь, морковь… Теперь я врубилась: ты намеренно со мной увязалась. Что,
голоса услышала с приказом сюда валить? Мистика! Но ты же знаешь правило номер один — никогда не
влюбляться в клиента.
— Ну нет, я же в этом плане — кремень!
— И вообще я ни причем. Меня послали — я поехала, — вздохнула о чем-то Лорик. — Ладно, играйся. Уступаю
по дружбе.
«»»
Они неслись по тряской степной дороге к обрывам и бухтам в крепком "Патрол Нисан". Гоша, в капитанской
кепке и джинсовом жилете на мускулистом торсе, крепко сжимал руль, уворачиваясь от проселочных камней и
буераков , поглядывая в зеркало , мельком наблюдал за Данкой.
А она пристреливала его словами, подскакивая на бездорожье на мягком переднем сиденье:
— Вот давеча вы говорили про любовь в планетарном масштабе. Это вы так умничаете? Или прикалываетесь?
Об этом рассуждают те, у которых любви нормальной, ближней, не осталось.
— Может, вы и правы. Но представьте — У Любви есть миссия, — вдохновенно рассуждал он, объезжая
колючие камни, — и предназначение ее — созидание. Любовь на все способна, чтобы выполнить свою задачу! И
что бы ни твердили о захирении всего мужеского, но где-то, по нашим меркам, очень далеко, где-нибудь в многих
миллионах световых лет – эдакое Нечто летит к нашей матери-планете. Маленький и злой космический кобелек…
— Вы имеете в виду какой-нибудь безвестный для нас астероид?
— Ну да. Только цель, или скорее, небесная задача его — это космическое совокупление.
— В смысле?..— постаралась представить себе это Данка.
— В смысле протаранить Землю-мамку. И, испытав последнюю боль высшего планетарного оргазма,
разлететься от удара осколками мужского естества. Ведь так уже было наверняка в истории. И повторяется это
периодически. И ведь Земля притянет его к себе для этого совокупления. И это будет, обязательно. Через пять, сто
или тысячу лет.
— Протаранит, как мамку… Прикольное выраженьице. Нужно взять на вооружение. «Ой, мужчинка,
протараньте меня, как астероид Землю-мамку», — кривляясь-жеманилась Ларка. — И культурненько, и