два, трутся... масками, — и снова ушла под воду.
Легенды древнего Атлеша
Еще поборовшись с морем, они наконец достигли лодки. И уже через полчаса вышли обратно к Ленивому
пляжу. Вслед за ними причалила еще одна группа дайверов. Лариска, запрограммированная на знакомство, с ходу
приступила к делу:
— Привет, братья-дайверы!
— Привет русалке! — отозвались те, — Девушка, вам помочь разоблачиться?
— Хотите спустить с меня шкурку?
— Почел бы за честь!— с готовностью откликнулся один из них.
— Знаете, я уже в том возрасте, что смогу сама раздеться, — игриво отвечала баловница. И принялась пытать
у новых знакомцев, алчная к находкам, по-свойски, по-акванавтски: — Ну что там, ребята, не нашли чего-нибудь
интересненького? Пиратского скарба, например? Из какого-нибудь потайного грота? А мы нашли. Уйма всего.
— Мадемуазель, следов на самом деле на дне много. В виде старинных обломков всяких. Но в том то и фишка,
что не хочет даром расставаться подводная стихия со своими богатствами. Каждый год подводный мир Тарханкута
берет авансом свою человеческую жертву. Вы согласны с таким обменом?
— Боже, какие страсти! — делано испугалась Лариска, грациозно разоблачаясь, — Еще скажите, что русалки
охраняют эти сокровища. Тут уже один нас в гроте пугал, ну очень убедительно, — она красноречиво посмотрела на
Гошу.
— И вы не поверили? Напрасно! А знаете, в этом что-то очень даже есть, — начал вдруг один из новых
знакомцев, собирая свое оборудование. — Я, можно сказать, сам был свидетелем одного случая. У нас
образовалась традиция: последние несколько лет каждый бархатный сезон мы приезжаем на Тарханкут на
машинах. С аквалангами и палатками. Ну, и балдеем здесь дней десять. Самая чистая вода на побережье,
девственная природа. Ну, вы знаете, сами потому здесь. Так вот, года два назад был здесь один парень. Костюм
супер, маска, таймеры, баллоны — короче, в полном порядке. Про здешнее пиратское сокровище слышали? Вроде
есть легенда, что запрятали пираты в давние времена большое богатство в глубоком гроте. И потом еще казаки,
когда ограбили Гезлев, нынешнюю Евпаторию, держали здесь добычу. Давно, лет пятьсот назад. Конечно, все это
байки. Но что пираты здесь обитали — исторический факт. И все пираты на черный день общак держали, так
сказать, на пенсию или на экстренный случай между своими. Кстати, так об этом Маркс писал в своем «Капитале» —
как о первом пенсионном фонде. Ну вот, в шутку вроде, ради куражу, и искали мы лабиринт этот, который с
сокровищам ведет.
У меня баллоны слабенькие, минут на сорок, А у него суперские. Так что мы уже на берегу сидим, курим. А он
еще битый час заныривает. Только смотрим по времени — вернуться ему пора, а его все нет. Мы заволновались, за
акваланги, у кого был свежий баллон — и искать его. Там, за малым Атлешем, нашли все снаряжение на дне. Такое
бывает, когда обедненной смеси хапанешь, кажется, сбросишь с себя все — и мигом наверх. А это верная смерть.
Подумали, что произошло самое страшное — но тела нет нигде. А тут уже дело к вечеру, да и смесь в баллонах на
исходе. Вышли, грустим у костра. Думы такие: где завтра тело искать будем. Бутылочку раскупорили, помянуть —
жалко парня.
Только видим, поднимается по склону, идет к костру. Прибалдевший, трясется весь. От холода или от страха —
непонятно. Ну все обрадовались: живой! И к нему с расспросами. Точно как у Высоцкого в песне: как ты спасся —
каждый лез и приставал. А он хлопнул стакан водки, затянулся сигаретой, вроде отошел, и говорит:
— Не поверите, братцы!.. Короче, только переключился на второй баллон, пошел в глубину между скалами,
вижу — проход, похожий на лабиринт. Ну и завелся, думал: это оно! Ход в подводную пещеру. А лабиринт узкий,
только вперед, но куда — неизвестно. Двигаюсь, говорит, тихонько вперед. Уже скрипит баллон, продираясь сквозь
камни. Наверное, повредил что-то — чувствую, воздуха не хватает, хочется вздохнуть — не получается. И назад —
упираясь руками, пытался ползти, как краб. Сознание начинает уходить, воздуха нет, в груди спазм. Только
зафиксировал последнее, как будто что-то светлое обхватило, закружился в потоке течения, хорошо стало. И голоса
в ушах слышатся мягкие, женские, почти материнские: «Мы с тобой, ты наш...» И дальше провал!
И представьте, пришел он в себя уже на берегу, там, где большой камень. Как выбрался из воды — не помнит.
Без костюма, баллона, ласт. Практически в чем мать родила! В общем, еще несколько минут не мог открыть глаза.
Без сил, не понимая, не помня всего трагизма обстоятельств. Словно после любовного действа. Или может,
клинической смерти? Так или иначе, был он в сильном расстройстве. И твердил с полной убежденностью, что в
пучине отняли русалки у него душу. И выбросили на камни тело. Вот так, девушка! А вы говорите!
— Нет, это Черный дайвер подкараулил его. И заворожил, — дополнил другой собеседник. — Уже не первый
раз его здесь замечают. И только в некоторых местах. Говорят, он все здесь облазил, может, нашел когда-то эти
сокровища. Но держит их на дне, не может оторваться. Охраняет вместе с русалками.
— Если русалки могут утянуть на дно, то Черный дайвер, наоборот, были случаи, спасал, выносил на скалы, —
заметил третий.
— Ну, не знаю, Черный дайвер там или кто, А только наутро снялся он и уехал. Насовсем. Больше этого парня
здесь не встречали.
* * *
Гоша укутал Данку полотенцем. Она дрожала, словно вместе с костюмом сняла свою кожу. Он обнял тепло и
сильно ее молодое тело. Так само собой получилось. И Данка приятно подалась к нему, прильнула с душой на
мгновение, и искра пробила их телесное единение, разрушив границы симпатии и флирта, открыв барьеры к чему-
то неизмеримо большему.
Он говорил мягко и чарующе, щекоча дыханием в ушко:
— Ну вот, теперь и у нас есть тайна. Больше никто не знает. Только ты и я. Тайна пиратских сокровищ. Одни
теряют веру и прячут в немыслимых местах в глубине самое ценное. Другие в этих поисках теряют разум и порой
жизнь. Подводный грот, груда камней в дальнем углу. Кто знает, может быть мы когда-нибудь еще раз наведаемся
туда. Проверить сокровище в груде валунов. И русалки вернут его нам. Нужно только знать волшебные слова.
— Какие? Дельфиньи? Таки-таки, поки-поки?
— Ну, например: «Морская красавица, яви чудо!» И камни превратятся в кучу золотых трофеев. Как будет по-
древнегречески «морская красавица»? Ты какому языку обучена, кроме родного?
— Много разных. Что-то сейчас не вспомню, — смутилась Данка. — И вообще что-то ты меня дуришь. Как
маленькую девочку. Клады, пираты, русалки! А я, как дурочка пришибленная, тебя слушаю, зачарованная. И верю!
— Это отработанный ход. Многим нравится поэтичная загадка этих мест. Рэки, затонувшие подводные
объекты. Глубокие и таинственные подводные пещеры и гроты. Прекрасные предвечерние закаты. Байки у костра.
Уха рыбацкая под рюмочку. И песни под гитару.
— Так, что у нас там по программе? Кстати, что-то очень кушать хочется, — вернула их к реалиям голодная
прагматичная Лорик. — А давайте пожрем чего-нибудь. Или кого… — она, сделав страшные глаза, посмотрела по
сторонам.
— Да, — встрепенулся Гоша, — второй акт нашей постановки — посещение рыбацкого стана и уха. Ну и,
конечно, байки у костра. Куда без них?
И невольно встретил взгляд Данки. Оба немного смутились. Наверное, они боялись довериться этому
мимолетному чувству единения, которое всколыхнула в них глубина моря. Он по жизни был один не потому, что не
хотел! Попросту последние годы никого близко к себе не подпускал. Так камни выпали. И она была со многими, но
не оставалась ни с кем надолго. И тоже кого-то ждала, надеялась. Так показывали ее звезды.
Они со страхом чувствовали все возраставшую симпатию друг к другу. зная наперед взрослую истину, что все
это закончится, как обычно. Ведь чудес не бывает… Но в глубине души, сквозь дожди житейских разочарований,
как дети, верили в радужные рассветы. Надеялись, а вдруг на этот раз все случится по другому. Будет, как в сказке
про прекрасного принца и пробудившуюся принцессу. Господи, почему нет? Так пусть это произойдет хотя бы один
раз в жизни!
* * *
На Атлеше, древнем прибежище пиратов и рыбаков, их уже ждали. Атлеш величественно возвышался диким
утесом, отвесно обрывавшимся в море. И гнездившиеся в каменной сорокаметровой круче чайки пели здесь свои
надрывные предвечерние песни.
Удивительно быстро с этими погружениями пролетел день. Спокойный серый сумрак наступал с моря, сменяя
алый горизонт безумного заката. Голод судорожно сжал внутренний мир. Тот перестал мудрствовать и завопил о
пище. И костер внизу с душистой ухой в бурлящемкотле был как раз вовремя.
Как по мановению волшебной палочки на струганном деревянном столе появились закуски и бутылка
запотевшей водки. Все проводили первую рюмку, закусив неимоверно вкусной прессованной икрой кефали с
хлебом. А с ними лук и помидоры, и поверх — крупной солью. Неизменные рыбацкие угощенья утолили первый
голод в ожидании главного блюда –царской ушицы.
— Эта икрица, кефалиная, — начал первую баечку костровой, старый матрос рыбачьего стана, — она того…
дуже ценилась в древности. Эти, как их… О, византийцы, так те ценили ее выше черной. Ну и мы ее под водочку
полюбляем. А можно и с пивом! Эх! Это Константиныч, его благодарите, — он кивнул на Гошу, — он у нас всегда
дорогой гость. Ну и его друзья — наши друзья. Потому вам такое редкое угощение. Клюзив, як кажуть у кини, — на
какой-то смеси языков закончил он.
— Сразу не представил — думал, что вы его уже знаете. Его знают все. Вот, знакомьтесь, это вездесущий
Рачибо. Местный дух, моряк, старый пират и баечник. Как кот-баюн… и старуха Изергиль в одном лице.
— Нет, Рачибо больше на краба схожий, — улыбнулся молодой моряк. — Атлешский краб-баюн Рачибо.
Все повернулись к догоравшему костру. Дана мягко пригрелась под крылом у Гоши. И теплом своим
растапливала его гордое и неприступное эго.
— Эк, — крякнул Рачибо, — такий я потому, что предки мои из этих мест. Помесь степняков и мореходов.
Вообще древние это места, — начал он. — Это сколько рокив? Двадцать, а може, и тридцать тому. Заходили до нас
на рыбачий стан ахренологи. Чи археологи. Кумедные хлопцы. Так они за чарочкой да под таку саму ушицу сказки
сказывали. Я цю ихню баечку наизусть знаю. Слухайте.
Пришли якось издалека люди. Чи марийцы, чи арийцы. Огнепоклонцы були ти перши люди. Хоч и
трудолюбны. Нарыли землянок у степу, шатров походных соорудили, привели конячок да верблюдов, баранов та
коз всяких. Только до моря подходить еще близко боялись — больно страшным оно им казалось после
неподвижных степных просторов. Вроде как враждебная стихия.
Говорил Рачибо, складно выговаривая умные слова. Когда-то услышав, их крепко держала его память.
Казалось, он сам менял облик, преображаясь в того археолога, заморочившего ему голову когда-то своими
застольными, за рюмкой, рассказами.
— Прошло время, и сильные стали поджимать до самой кромки земли, к морю, слабых. А травы — ну вы ж
сами видели — никакие. Скудные и соленые. Да кручи — опасные и обрывистые. В общем, не дюже.
И была у этих кочевников-степняков дивчина прекрасная. Чародейка и жрица, хранительница священного
огня. И звали ее Атлеш, что значило на их древнем языке «огненная». Може, руденька була. Таки и доси в наших
местах девчата. Первая из своего народа испробовала она в эту теплую морскую купель — Чашу. Почувствовала
здесь, в природных разломах, присутствие великого духа. Только, казали те археологи, уровень моря тогда был
набагато меньший, чем сейчас. Так что в той купели воды було, може, трохи бильше, чем мне о… — показал он
рукой под пояс глубину. — Ну вам, девчатам, буде по эти...
— Нет, дед, ты точно озабоченный! — почему-то смутилась Лариска.
— Слухай, то ли будет! Понравилось ей отдыхать в прозрачной воде нашей каменной чаши. Нежилась она как
рыбка золотая, только без чешуи. И дневала в той купели и ночевала. Здесь и подкараулил ее хозяин здешних мест.
Дэв Тархан. Дэвы эти когда были? В совсем стародавние времена. Так и он был тогда великаном, устроил туннели,
гроты и пещеры. Вымастил для себя в рифе купель. Баньку. Это когда молодой был. Може что планировал себе, як
кажуть. Сильные и хитрые были те одароблы. Злые и одинокие. Моя хата с краю. А обвал устроить или шторм
закрутить — на раз. Отаки. Но проиграли ци великаны свою главную битву богам, а може, архангелам. Тела их
низвергли в тартарары, глубоко под землю. Та деяки под видом ветра повернулись. Одна суть бестелесая. Потому,
кажуть, с тех пор существовали они на грани миров. Мощные бестелесые духи-демоны. Повелители ветров, снов и
туманов.
И каково же было удивление того страшного духа-демона, когда увидел он в своей купели Атлеш. Такую юную,
с прекрасным крепким телом. Хотел он сначала поднять огромную волну с моря, через край купели, чтобы
размозжить о камни незваную пришелицу. Но не смог устоять Дэв к красоте девушки. Полюбил ее крепкой и
нелюдской любовью. И ласкал ее, сонную, обволакивая теплым туманом. И проникал дуновением мягкого ветра во
все ее девичьи тайны. Принимал в ее снах прекрасные образы. А она стонала в видениях, представляя себя в
объятиях морехода. Вот так!
Уже собрались кочевники обратно в Великую степь, по Большому пути. А Атлешка осталась, не в силах
бросить свои наваждения.
Надеялся Дэв, что будет Атлеш принадлежать только ему. И никогда ее никто не увидит. Крепко охранял он эти
места. Много раз, увидев мореходов, незваных пришельцев, призывал суровые ветры и разбивал их лодки о камни.
А души их ловил и хранил там же, где и ветры — в шкуряном мешке. Мучались вместе там они, бились о стенки и
просились на волю.
Она же нежилась в чаше, приходя каждый раз на это место, не зная, что Дэв завладел ею. И обладал в ее
полусне, представляясь образами погибших мореходов. Много сил уходило у него на это. И утомленный Дэв
отдыхал в прохладных темных скальных гротах. А Атлеш, напуганная неимоверными снами, собирала обломки
лодок и зажигала очищающий огонь. Молила своих богов прервать это сладостное безумие. И вняли боги молитвам
девушки.
Как-то под вечер Дэв наслаждался сладостным эфиром после любовных утех. Вместе с ним ветер спал и