Блэкмор обладал двумя тривиальными, но ярко выраженными страстями: женщины и власть.
Распрощавшись с невинностью в четырнадцатилетнем возрасте, он без устали подтверждал истину о подружке в каждом порту и свою долю добычи вмиг спускал на продажные сладострастные утехи. Оставшись, зачастую без единого пенни, Блэкмор становился должником своего товарища, добряка Биглза, который всякий раз прощал темпераментному другу все долги, считая себя ответственным за его судьбу.
Жажда же власти Блэкмора, следует заметить, не являлась болезненно всеобъемлющей. Просто он не любил подчиняться, а единственным способом избавления от повиновения для себя он видел в покорении его воли окружающих. Часто, рискуя быть битым плетьми, заносчивый юнец вступал в спор с капитаном, продвигая свои идеи, окрестив все методы Доджсона «мертвечиной». Юноша весьма открыто противостоял капитану, и Биглзу приходилось не раз незримой тенью охранять своего горячего товарища от посягательств на его жизнь.
Запальчив Блэкмор был чрезвычайно, несмотря на зарождающуюся способность к рассудительности. Треть всех драк, происходящих в Джойтауне, можно смело отнести на его счет, из которых молодой пират, иногда, выходил победителем. Оружием он владел недурно.
Одевался, сей джентльмен с небрежной роскошью, совершенно уверенный в том, что не одежда красит его, а наоборот, истина против которой не хватает никаких аргументов. Природа одарила его сверх меры. (Кстати, следует заметить, что в этот момент, когда мать всего сущего трудилась над сим шедевром, кто–то, согласно закону равновесия сил был явно обделен ее вниманием.) Ум, чувство юмора и обаяние Блэкмора дополняли великолепное сложение, густая, поддетая волной шевелюра, темно–карие глаза в ореоле длинных пушистых ресниц, черные брови вразлет, немного полные, выведенные изящными линиями губы, волевой подбородок с маленькой ямочкой и нос, которому мог позавидовать идеал красоты древних эллинов.
Итак, молодые моряки, недовольные бездействием капитана, роптали. Требовались решительные действия, ведь было очевидно, бригантина не разовьет большой скорости, а многочасовое преследование ее, уже давно подняло в ружье всю французскую команду, и они успели подготовиться. Блэкмор, сплюнув через борт, решительно направился на мостик. Доджсон, заметив это, оперся на перила, громыхнул:
– Где твое место, Блэкмор?
– Та–а–ам, – по–детски капризно протянул наглец, кивнув головой на капитанский мостик. В это время к нему подтянулись остальные моряки, стоявшие с ним у борта. – Ты же не будешь возражать, старик, если мы произведем безотлагательно смену капитана?
– Ты все же, выпросил «кошки», паренек. Эй, мистер Рэмбл, возьмите молодца да всыпьте ему десяток, да забористей, чтоб память крепче была! – он обратился к верзиле, около семи футов росту, стоящему за спиной Блэкмора, но тот не двинулся.
– Доджсон, – показывая в усмешке ровные белые зубы, произнес Блэкмор,– «слезай с бочки»?
– Давно надо было тебя повесить, – сказал капитан таким тоном, каким обычно говорят: «надо бы оставить тебя без сладкого».
– Ну, хороша ложка к обеду, – отозвался Блэкмор. – В данный момент я обладаю бесспорным шансом примерить на твою шею пеньковый галстук, и у меня нехороший зуд в ладонях, а вокруг, как на грех, одни реи. Так что поторапливайся, Боб, пока я еще чту христианские заповеди. Мы теряем время. Мистер Хорнблоу уже зажег фитили, и его ребята взволновано дышат. Как видишь, от твоей команды остался только старпом. Кстати, мистер Мо, не хотите присоединиться?
Старпом, видя, что дело пахнет жареным, набрав воздуха в легкие, хотел, было что-то сказать, но потом, решительно повернувшись к капитану тылом, спустился на шканцы к бунтарям. Доджсон, ухмыльнувшись, плюнул ему вслед.
– В трюм его пока. Подберем нашему задумчивому «волку» симпатичный островок, – небрежно указав на бывшего капитана кивком головы, приказал Блэкмор, – а сейчас за дело, джентльмены.
Доджсону скрутили руки за спиной.
– Из тебя вышел толк, Блэки. – произнес капитан. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что и твоя власть не вечна.
– Вполне, – проговорил Блэкмор. – В жизни как в покере, если судьба предоставила шанс, нужно только подыграть ему и сейчас же им воспользоваться.
Доджсон улыбнулся так, как улыбнулся бы мудрый гуру, узрев в своем ученике признаки просветления. Толкнув его в спину, Бове увел бывшего капитана в трюм.
– Все по местам, – скомандовал капитан Блэкмор. – Рулевой, держать круче к ветру.
–
Расчет молодого капитана оказался математически выверенным. Развернувшись, – обойдемся без преувеличений, – в нескольких дюймах от французской кормы, тем самым, введя соперников в легкое замешательство, шхуна, почуяв верных галс, рванула вперед. Пушки были наготове. Весь правый борт «Долли» дружно громыхнул залпом, превращая палубу «француза» в месиво из щепок, такелажа и окровавленных тел. Абордаж был коротким. То была блестящая победа. К тому же стоящая. На бригантине было в избытке табака, серебра и пряностей, на сумму, как на глаз подсчитал Биглз, около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Куш изрядный. Те пираты, которые начинали с Доджсоном, и были с трудом подбиты на бунт Блэкмором, остались довольны, ведь человеческие потери со стороны флибустьеров были минимальными, только благодаря неожиданному плану их нового капитана.
Правда потом произошла некоторая заминка. Половина команды, не столь верная Блэкмору, требовала затопить французский корабль вместе с командой, другая половина во главе с капитаном была против расправы.
– Джентльмены, – начал он, обводя оппонентов, казалось, отрешенным взглядом, – я уважаю ваше мнение. Глубоко в душе. – Он медленно вытер с клинка шпаги кровь о рукав своей сорочки и негромко добавил, – так глубоко, что мне на него плевать, пожалуй.
Пираты доселе громко спорили, но теперь, же атмосфера наполнилась драматичным безмолвием. Бунт, как цепной пес, готов был к броску. Не в привычках джентльменов удачи менять устоявшиеся законы. Юноша, стоявший против всех только с малой кучкой единомышленников, просто глумился над, буквально, патриархальными законами. И было ясно, что прежде он даст накинуть ему петлю на шею, он перережет не одну глотку.
– Ты идешь против большинства, Блэкмор, – выкрикнул кто–то из толпы.
– Большее не есть лучшее, – с усмешкой, проронил капитан. – Алчность делает из вас глупцов, не видящих очевидного. Учились бы на французских ошибках. Мы разделим груз на два корабля, команду «жаков» высадим в шлюпки, к ним у меня больше нет претензий. – Он сунул трубку в рот, раскуривая ее.
– Что-то ты, Блэкмор, весьма сердоболен, – рявкнул один из товарищей Доджсона, – тебе бы не в пираты идти, а в епископы.
Блэкмор как–то по–доброму посмотрел на моряка.
– Давай проверим мою сердобольность на деле, Бэнсон, – отозвался молодой капитан и, повернув голову к товарищам, небрежно проронил. – Повесить.
Гробовая тишина сопровождала казнь. Бэнсон, оглушенный неожиданным поворотом, растерянным взглядом искал поддержки у товарищей. Но пираты молчали. Им нужны были доказательства капитанской твердости, и они затаились в ожидании развязки, – многие были уверены, что «молокосос» спасует. Бэнсон с недоумением посмотрел на Блэкмора, когда его шея уже ощутила грубый ворс веревки. До последнего мгновенья бывалый моряк думал, что капитан желает его только припугнуть, а Блэкмор ждал требований о помиловании от его друзей. Невозмутимое безмолвие, которое простодушно нарушали стоны рангоута и шлепки волн о борт, утомляло. Капитан сделал две затяжки из трубки. Тело Бэнсона задергалось в предсмертных конвульсиях.
– И этих шестерых, – капитан указал трубкой на моряков, как он знал, водивших дружбу с Бэнсоном, – на рею. За попытку устроить мятеж, а равно и за трусость.
–5–
К вечеру ветер усилился, надвигался шторм. И, прежде чем на горизонте показалась узкая полоска суши, волны уже перекидывали друг другу пиратские корабли как щепки. Шквальный ветер рвал такелаж бригантины в клочья, старая посудина без того неважно державшаяся на плаву, стала крениться на правый борт и черпать воду.
Блэкмор, оставивший на бригантине командиром старпома Мо, – выбора не было, из всех моряков только Мо обладал кое–каким опытом навигации и кораблевождения, – теперь чертыхался на чем свет стоит. По карте Блэкмор установил, что полоска суши, мелькавшая на горизонте, небольшой островок с множеством спокойных бухт, где можно было бы переждать бурю. Необходимо только немного дотянуть.
Надежда появилась, когда бригантина выпрямилась, похоже на ее борту стащили балласт на левый борт, но новая неожиданность вызвала шквал ругательств. Крюйс–брам–стеньга треснула, и, повинуясь всем законам физики, полетела за борт, потащив за собой такелаж, и развернула корабль бортом к волне. Бригантина накренилась, зачерпнула воду. Это был конец. С «Долли» бросали все, что могло плавать в помощь, оказавшимся в воде морякам. Спасти удалось только троих.
Блэкмор, в настроении далеком от умеренно–бешенного, отдавал команды зло, из приличных слов в его речи были только морские термины. Вскоре, шхуна добралась до острова и вошла в спасительную бухту. Часть команды во главе с Блэкмором, сошла на берег, прихватив с собой некую емкость, с помощью содержимого оной пираты намеревались помянуть своих погибших товарищей и снять напряжение. (О снятии напряжения, с точки зрения медицины, конечно, мало что знали, но как это лечить догадывались.)
Действительно, бухта оказалась более чем спокойной, лишь легкое покачивание верхушек деревьев и доносившийся шум напоминали о творившемся за грядой высоких скал стихийном безобразии. Дождь шел с разбушевавшихся небес ровными потоками, и пираты разбили лагерь под буйной растительностью. На шхуне Биглз оставил нескольких человек, коим было запрещено злоупотреблять алкоголем. Боцман показал стражам свой увесистый кулак, как аргумент и приказал «глядеть в оба».
Сошедшие с корабля, подогревшись, доселе молчаливые пираты разговорились. Впечатления от пережитого высказывались в суровых выражениях, не допустимых до слуха как приличных, так и не очень приличных дам. Блэкмор мрачно поглощал порции рома, обдумывая происшедшее. К нему подошел Биглз и плюхнулся рядом.
– Как ты, Блэк, – спросил он.
– Как? – усмехнулся капитан, и, хлебнув из кружки, отчеканил, – гордыня воспалилась.
– Брось, Блэк, – взяв из рук товарища кружку, Биглз не преминул приложиться к ней, – этот Мо – растяпа, упокой, Господи, его душу. Да, и суденышко было, что корыто, весь такелаж ни к черту. Ребята тебя не осуждают.
– Считай, утешил, – произнес Блэкмор. – Спасибо, Дэйв. – Капитан подтолкнул друга плечом. – Ты оставил людей на шхуне?
– Да, – ответил боцман, – шестерых. Тебе принести еще?
– Если ты так любезен, – произнес Блэкмор, протягивая товарищу кружку.
Когда мужчины столь суровой профессии, остаются один на один с крепкими напитками, да еще после нелегких испытаний, нет никакой гарантии, что в бочонке останется что–то, кроме запаха. Вскоре, когда емкость опустела, а мозги заволокло туманом, мастера абордажного крюка и сабли полегли и забылись здоровым молодецким сном.
Часа через три, Блэкмор с трудом продрал глаза, когда почувствовал, что плечо его подвергается грубой тряске от чьих–то назойливых рук. Капитан в ярости схватил обладателя несчастливых конечностей за шею и придвинул его лицо ближе к себе. В здоровяке с пышными усами он узнал француза Бове, затесавшегося когда-то к английским пиратам из–за необходимости скрываться от своих. Он с трудом говорил по–английски, а когда волновался, то вообще забывал то, что знал.
– Capitaine, – проговорил Бове, – la goelette a disparu. (Капитан, шхуна исчезла!)
– Que diable? – прорычал Блэкмор. – Que vous parlez? (Какого дьявола? Что ты несёшь?) – капитан вскочил на ноги и воззрился на бухту. От шторма не осталось и следа, безучастная луна осыпала серебром кроткие барашки набегавших волн.
Блэкмор, не веря своим глазам, тупо вошел в море и несколько секунд стоял, вглядываясь в горизонт, затем он разразился громким хохотом. От этого смеха проснулись остальные моряки и высыпали в недоумении на берег. Биглз, еще не протрезвевший, тоже вошел в воду и, ополоснув лицо, чертыхнулся.
– Каких недоносков ты оставил на шхуне, Дэйв, – хохоча, спросил Блэкмор.
– Ну, этих, как их, черт, – Биглз никак не мог сосредоточиться, – Ларсона, Дулитла, Скофилда, и этих, ну ребят, молодых. Гадство!
– Вот Доджсон их и уговорил. Надо было вздернуть этого виртуоза вместе с Бэнсоном, – утирая, выступившие от смеха слезы, констатировал капитан и, указав на качающуюся посреди бухты лодку, сказал, – гляди, старина Боб оставил нам шлюпку, – и снова залился смехом.
– Что делать будем, Блэк? – спросил совершенно подавленный боцман.
– Марш за шлюпкой, – злобно и весело приказал капитан, – а то придется основывать колонию мальчиков на этом куске грязи.
Пара корсар, жестоко терзаемые похмельем, ринулись вплавь к шлюпке. Подведя ее к берегу, они осмотрели ее. Она оказалась целой, но весел не было. Уже успокоившись, Блэкмор подошел к их единственному спасательному средству. Ему показалось, что на дне что-то белело. Он нагнулся и обнаружил игральную карту, семерку пик.
– Ну, что ж, мистер Доджсон, – вполголоса проговорил Блэкмор, – спасибо за науку.
– Что будем делать, капитан? – повторил Биглз.
Блэкмор окинул взглядом свою команду. Вид их, растрепанный и помятый, вызвал у него улыбку.
– Надо выбираться из этой навозной кучи, – произнес он. – Ты, Хенли, возьми еще двоих, и идите на поиски воды. Если найдете что–нибудь, что можно есть, берите. Бове и Рэмбл, «дуйте» в лес и без весел не возвращайтесь. Как Вы будете их делать, мне не интересно, но, чтобы весла были, или будете грести своими клешнями. Вперед!
В этот момент к капитану подошел боцман с кружкой, наполовину наполненной ромом.
– Последний, Блэк, – пробурчал он, – возьми, опохмелись, можешь покладистей станешь.
Блэкмор хмыкнул и взял кружку, вмиг опрокинув в себя ее содержимое. Скоро, если не считать зверской жажды, стало приятней ощущать свое тело. Когда все собрались,
Блэкмор произнес:
– В шлюпку помещаются шестеро, нас двадцать два человека. Никого выбирать не стану, вы должны решать сами кто останется. Повезет, мы доберемся до Джойтауна* и вернемся за вами.
Без возражений, после небольших переговоров, пятеро человек выступили вперед.
– Отлично, – выдохнул капитан, – сыграем еще партию. Если Фортуна не будет дурой, то не станет показывать нам свой роскошный зад еще раз.
Пираты грохнули дружным хохотом, перемешивая его со скабрезными шуточками.
Вскоре капитан и еще пятеро моряком погрузились в шлюпку. Впереди их ждал океан и неизвестность.
–6–
Солнце палило нещадно. Моряки гребли дружно и зло, без долгих передышек. По расчетам Блэкмора, к вечеру второго дня должен показаться долгожданный берег. Хотя с едой и водой было туго, надежда подстегивала. Где–то глубоко в подсознании, мерцала гнусная мысль о хрупкости шанса, но молодость тем и хороша, что, часто отбрасывая в раздражении здравый смысл, подчиняется жестким инстинктам и вере в свою счастливую звезду. Пираты опаленные, бронзовые от загара, обливающиеся ручьями пота, стиснув зубы, упорно гребли вперед, следуя путем самонадеянности и напористости, натирая грубо сделанными веслами кровавые мозоли на крепких ладонях.
– Капитан, – крикнул Харди, – справа по борту судно!
Рассекая форштевнем волны, уверенно расправив паруса и изящно опускаясь, и поднимаясь на волнах, военный 28–пушечный красавец–фрегат английской конструкции, шедший в бакштаге, не мог не вызвать восхищения. Но флаг его поверг пиратов в скверное расположение духа. Это был испанец. Даже для того угрюмого времени, испанцы слыли извергами, и попасть к ним в плен, а тем паче английским пиратам, было более чем мрачной перспективой. Мысль о бегстве посреди океана не выдерживала никакой критики. Пираты все в едином порыве воззрились на капитана.