После того, как Аминта взял в жёны простушку и дурнушку Гигею, уязвленная и оскорбленная до самой глубины алчной и ревнивой души царица люто возненавидела и царя, и его молодую жену, и детей от второго брака.
Сама Эвридика, вошедшая в пору цветущей женской красоты и пика эротической чувственности, сначала увлеклась, а затем и впервые в жизни страстно влюбилась в молодого и амбициозного Птолемея Алорита.
Он разительно контрастировал с престарелым Аминтой. Птолемей был высок, атлетически развит, широк в плечах, обладал настоящей мужской привлекательностью и харизмой. Его смуглое мускулистое тело, покрытое боевыми шрамами, чёрные кудри и большие карие глаза производили неизгладимое впечатление на женщин.
Алорит слыл отважным воином, опытным охотником и превосходным наездником. Он знал все македонские наречия, мог вполне сносно общаться с греками, эпиротами, фракийцами и горными варварами, проживавшими близ северных границ Македонии.
Птолемей оказался толковым распорядителем царского дворца, был незаменим в качестве переводчика во время переговоров с послами соседних держав и народов. Он также хорошо исполнял обязанности адъютанта и офицера штаба во время войн и походов.
Птолемей быстро обратил на себя внимание Эвридики. Молодой фаворит сразу же понял, какие блестящие выгоды и превосходные перспективы сулит ему длительная связь с влюбленной в него царицей. Алорит охотно стал любовником Эвридики и не прогадал. С тех пор как Птолемей стал с лихвой удовлетворять неуёмные плотские прихоти жены Аминты, сделавшись доверенным лицом царицы, карьера его стремительно пошла в гору.
Разумеется, в царском дворце нельзя было долго скрывать от посторонних любовную интрижку, полную бурных страстей, душевного и интимного накала. Об измене Эвридики с собственным зятем Аминте донесли довольно быстро. Царь сначала непременно хотел жестко покарать обоих прелюбодеев, всерьёз подумывая о суровой казни.
Однако затем Аминта под благостным воздействием Гигеи и благодаря мудрым советам своих приближенных переменил свои намерения. Царь решил развестись с неверной супругой, выслав Эвридику и её любовника подальше из Пеллы, как говорится, с глаз долой – из сердца вон.
Развод и последующая высылка из столицы в самый удаленный и захолустный уголок Македонского царства никак не входила в планы Эвридики. Во-первых, ненавистная Гигея становилась в таком случае единственной законной женой Аминты. Во-вторых, Эвридика не собиралась покидать Пеллу, а тем более царский дворец. Она не могла допустить, чтобы её сыновья остались без поддержки, тайной опеки и надёжного присмотра.
Тихоня Гигея со временем могла переменить решение Аминты, касающееся вопроса о престолонаследия в пользу своих сыновей. Этого Эвридика допустить никак не могла. В свою очередь Птолемей не собирался остаток своих дней провести в вечной ссылке где-нибудь на самой дальней порубежной заставе, безвестно и бесславно погибнув с хватке с варварами-грабителями.
Чтобы избежать огласки, разоблачения, публичного скандала и наказания Эвридика и Птолемей были готовы на самые радикальные меры вплоть до убийства Аминты. Любовники лихорадочно разрабатывали план физического устранения царя, остановив свой выбор на наёмном убийце и отравлении в качестве запасного варианта.
Однако судьба распорядилась иначе. Из-за переживаний и в силу преклонного возраста Аминту разбил паралич. Царь так и не успел официально предпринять в отношении неверной жены и её фаворита каких-либо карательных мер или распоряжений. Это обстоятельство сильно обнадёживало царицу и успокаивало её.
Впрочем, умирающий царь мог запросто на какие-то мгновения прийти в сознание и в присутствии свидетелей из числа жрецов, врачевателей и ближнего окружения озвучить вслух свои намерения в отношении Эвридики и Птолемея. Царь мог и в бреду, и в агонии сказать что-либо компрометирующее свою неверную жену.
Вот почему Эвридика с плохо скрываемым волнением и опаской ожидала скорейшей смерти ненавистного и презираемого супруга. Последние часы царица неотлучно находилась возле покоев Аминты, чтобы первой узнать об его окончательном уходе в подземное царство.
Вместе с Эвридикой в тесной комнатке находились все три её сына и самые близкие соратники Аминты. Птолемей, дабы не возбуждать в отношении своей персоны лишние поводы для слухов и сплетен, был в своих покоях вместе с Эвриноей. По категорическому настоянию Эвридики к царскому одру не допустили детей Аминты и Гигеи.
IV
Из комнаты, в которой отходил в мир иной царь Аминта, со скорбным выражением на лице вышли три верховных жреца. Следом за ними в полном отчаянии и с обреченным видом плёлся главный придворный врачеватель Никомах. Эвридика, её сыновья и ближайшие сподвижники царя разом встали, уже догадавшись, какую новость они сейчас услышат.
– Царь Аминта, третий обладатель данного имени, носитель крови рода Аргеадов и прямой потомок славного Геракла, четырнадцатый правитель Македонии, – монотонным и заунывным голосом нараспев неожиданно заговорил один жрецов, – предстал перед всесильными богами и теперь готовится к своему последнему путешествию в подземное царство вечных теней и мёртвых…
– Я и все мои обширные познания в медицине оказались бессильны перед коварным недугом, от которого пока ещё нет действенного средства… – обречённо развёл руки в стороны Никомах, оглушенный и ошарашенный смертью царя.
– Мы не виним тебя в случившимся, – поспешила успокоить царского лекаря Эвридика. Её волновало совершено иное. – Не сказал ли перед своим последним вздохом что-либо царь Аминта? Не велел ли он передать своим наследникам и приближенным последние свои указания и распоряжения?
– Нет, – еле слышно ответил Никомах, – последние два дня царь провёл в полном беспамятстве. Ни разу он не приходил в себя и ничего не произнёс, кроме стонов…
Не скрывая своих вырвавшихся наружу радостных и почти ликующих чувств, Эвридика со вздохом радостного облегчения и избавления от гнетущей опасности громко и почти торжественно принялась отдавать распоряжения:
– Следует немедленно разослать по всем городам, поселениям и заставам Македонии гонцов с известием о смерти мужа моего – царя Аминты. Пусть все желающие проститься с усопшим монархом направляются в Эги6, туда же жрецы и почётная траурная стража повезут тело Аминты…
Жрецы, склонив подбородок в знак согласия, удалились бесшумно, чтобы приступить к длительному обряду подготовки перехода почившего Аминты из мира живых людей в подземное царство мёртвых – Тартар. Эллины называли Тартар – царством Аида в честь одноименного верховного бога, решавшего окончательную судьбу всех умерших людей – и простолюдинов, и могущественных царей.
– Быть может отца следует похоронить здесь – в Пелле? – неуверенно спросил Александр, нервно теребя складку на своём хитоне7. – Он очень любил эти места и всегда мечтал со временем превратить Пеллу не только в полноценную столицу Македонии, но и в самый большой город, что затмит все известные греческие полисы8.
– Ни в коем случае! Издревле все правители македонские находили своё последнее пристанище в Эгах – первой и древнейшей столице нашего царства! – категорично отрезала Эвридика. – Именно в Эгах находится священная гробница для царей Македонии. И потом, не забывайте, что несколько столетий назад дельфийский оракул9 сделал важнейшее предостережение нынешнему правящему царскому роду. Оракул строжайше предупредил, что как только хотя бы одного царя из рода Аргеадов похоронят вне гробницы, находящейся в Эгах, то правящая династия пресечётся навсегда в самом скором времени!
– Царица сказала истинную и суровую правду, – донёсся из-за спины голос верховного жреца. Никто из присутствующих не заметил как и когда он появился в довольно тесном и хорошо освещенном помещении. – Аминту следует торжественно похоронить в Эгах! И на похоронах, и на тризне всем должен непременно распоряжаться новый царь…
– Да, да! – Эвридика, словно одержимая воспылала какой-то демонической энергией. – Именно сейчас и именно теперь мы должны безо всякого промедления избрать нового царя! Я полагаю, следует во всём полагаться на волю Аминты, а он объявил своим наследником нашего старшего сына – Александра!
– Народ македонский, знать, доверенные лица Аминты, стратеги и простые воины, жрецы – все знают о волеизъявлении почившего царя, – подтвердил Парменион, начальник царской стражи и личных телохранителей монарха.
Этот молодой военачальник, которому ещё не исполнилось и тридцати, совсем недавно вошёл в ближний круг Аминты, заслужив его доверие своей безупречной службой и отвагой на полях сражений.
– Поздравляю тебя, сын мой! – в неистовом восторге закричала Эвридика. – С этого момента – ты законный и полноправный царь Македонии!
– Я стану полноправным царём лишь после того, как меня утвердит общевойсковой сход… – вновь неуверенно произнёс Александр, покрываясь румянцем тайной радости.
– Войсковой сход и знать непременно провозгласят тебя царём без каких-либо колебаний и сомнений! – самоуверенно и властно заявила Эвридика, после чего походкой торжествующей победительницы и истиной хозяйки царства направилась в гинекей – женскую половину дворца. Уже на ходу царица отдала новое распоряжение: – А теперь, дети мои и верные соратники, займёмся насущными и неотложными делами! Александр, а тебя я жду вечером в своих покоях!
Глава II. Роковые страсти под покровом траура.
I
В личных покоях вдовствующей царицы было тихо и тепло. Эвридика не выносила холода и сырости. По этой причине опытные слуги, панически опасавшиеся вспышек буйного и плохо контролируемого гнева своей госпожи, всегда старательно и с особым усердием отапливали опочивальню Эвридики.
Кроме того, стены, полы и даже потолки комнат, в которых обитала новоиспеченная вдова Аминты, дополнительно утеплялись шкурами и войлоком. На пол даже жарким летом обязательно стелились самые лучшие ковры с пышным ворсом. Наготове у слуг всегда под рукой имелись самые тёплые одеяла из лучших сортов местных тонкорунных овец и диких яков.
Эвридика помимо холода и сырости также очень не любила темноту и даже полумрак. В угоду царице её опочивальня и покои более прочих помещений освещались при помощи бронзовых лам и светильников. Они заправлялись специальным маслом, содержащим благовония для нейтрализации неприятных запахов спёртых и плохо проветриваемых помещений, а также для устранения запаха копоти и гари.
Войдя в свою спальню – ярко освещенную и сильно натопленную, Эвридика едва не вскрикнула от испуга и удивления. На её постели, вальяжно развалившись в непристойной позе, лежал совершенно обнаженный Птолемей.
– Как ты меня напугал! – воскликнула царица, переводя дух. – И потом, не слишком ли ты смело и рано обосновался в моих личных покоях!?
Птолемей оскалил в улыбке свои крупные и белоснежные зубы:
– К чему теперь все прежние наши страхи, опасения и излишние меры предосторожности? Все во дворце, да и уже, наверное, каждому жителю Пеллы известно, что Аминта умер! Теперь ты – хозяйка Македонии! Ты и только ты, моя госпожа!
– Да, любимый, – радостно и со слезами на глазах просияла Эвридика, – мой муженёк – этот опротивевший мне и опостылевший старикашка наконец-то отправился в царство Аида, а оттуда ещё никто из смертных не возвращался!
Широко улыбающийся Птолемей приподнялся на ложе, не забывая поигрывать мускулами перед любовницей, и, хлопнув в ладоши, пробасил:
– Так давай же отметим радостную для нас обоих весть и крайне удачное стечение обстоятельств! Я припас для такого торжественного случая лучшее греческое вино, привезенное из Фессалии10!
– Тебе только приложиться к хмельному зелью! – строго упрекнула царица Алорита. – Хвала всесильным древним богам, что не пришлось нам, рискуя головами своими, насильственно лишить жизни Аминты. Ещё неизвестно, чем завершилась наша затея с отравлением! Прежде чем ты примешься за опустошение очередной амфоры с вином, я хочу полностью утолить свою жажду любви и нежности!
Эвридика безо всякого стеснения одним ловким движением сбросила с себя свой полупрозрачный хитон, скроенный по греческому образцу. И в цивилизованной Элладе, и в полуварварской Македонии сорокапятилетняя женщина считалась более чем зрелой и уже лишенной внешнего эротизма и соблазнительности.
Эвридика вопреки этим устоявшимся догмам прикладывала массу усилий для сохранения своей увядающей красоты и привлекательности. Она ежедневно принимала ванны в тёплых карстовых источниках с солёно-горьковатой водой, старалась придать телу равномерный умеренный солнечный загар, как могла берегла кожу от воздействия жары, холода и ветра.
Эвридика умащала постоянно тело своё оливковым маслом и различными омолаживающими снадобьями, которые ей готовили сведущие в вопросах сохраннеия и поддержания красоты служанки.
По примеру греческих модниц и женщин лёгкого поведения царица систематически удала все волоски со своего тела, используя горячий воск и мёд. Для придания упругости кожи она делала болезненные прижигания нагретой на огне скорлупой грецких орехов.
И всё же, несмотря на все ухищрения и достижения античной косметологии, Эвридика неизбежно старела, теряя прежнюю молодость, свежеть, сексуальную привлекательность и манящий эротизм. Всё чаще царице приходилось старательно закрашивать хной седые волосы, а морщины на лице, шее и области декольте уже не разглаживались.
Птолемей никогда не был в восторге от созерцания увядающей наготы своей монаршей любовницы. Однако, будучи опытным соблазнителем и тонком знатоком женской натуры, Алорит все умело и искусно притворялся, что переполнен возбуждением лишь от одного только вида обнаженной Эвридики.
Птолемей отлично понимал, что привязанная к нему глубокими чувствами вдовствующая царица – это единственный для него шанс быть как можно ближе к македонскому трону. Алорит довольно успешно и вполне натурально разыгрывал из себя влюбленного.
Однако для пробуждения и усиления сексуального влечения к требовательной на ложе любви царице Птолемею приходилось прибегать ко всевозможным ухищрениям. Всё чаще и в довольно больших количествах он тайком перед свиданиями употреблял различные снадобья для повышения своего либидо, не справлявшегося с буйным и разнузданным темпераментом Эвридики.
II
Вот и на этот раз Алорит на ложе, принадлежавшем вдовствующей царице, старался изо всех своих сил – физических и сексуальных. Птолемей отлично знал, что Эвридика, полностью удовлетворившая свою похоть и страсть к доминированию, граничившую с порицаемым извращением, становится покладистой и сговорчивой.
Пока разомлевшая и полностью расслабленная Эвридика не приобрела прежнюю свою властность, непреклонность и жёсткость, переходящую в жестокость, Алорит, отхлебнув внушительный глоток вина, перешёл к волнующей его теме.
– Какими будут наши дальнейшие отношения и какова теперь моя роль при дворе? – осторожно осведомился Птолемей, внимательно следя за непредсказуемой реакцией любовницы.
– Наши отношения останутся прежними, как и твоё нынешнее место во дворце, – с полным спокойствием отвечала Эвридика, не открывая глаз. – Но встречаться мы сможем гораздо чаще и дольше!
– Но я надеялся, что после смерти Аминты… – с нескрываемым разочарованием протянул Алорит, расплескав от досады вино мимо серебряной чаши.
– Надеялся на что!? – подскочила Эвридика. – Что мы поженимся!? Но в таком случае я утрачу все выгоды и привилегии вдовствующей царицы, да и тебе не подняться выше должности управляющего царского дворца…
– Это ещё почему? – вспыхнул Алорит, которому крепкое неразбавленное вино, поглощаемое обильными и частыми глотками, ударило в голову. – Правящий в Македонии царский род Аргеадов берёт своё начало от легендарного Геракла. Мой род – один из самых древних и уважаемых среди македонской знати также ведёт свою родословную от Геракла!