Чтобы скрепить «узы воинского братства» и поднять «боевой дух» своих людей, Птолемей позволял пьянствовать не только военачальникам и офицерам, но и простым воинам. При таком подходе к делу на заре и без того низкая боеспособность воинства Алорита становилась равной нулю.
К величайшему огорчению Филиппа и разочарованию, граничившему с отчаянием, отряду пажей в предстоящей битве отвели второстепенную роль. Младшему сыну Аминты и его сотоварищам предстояло заслоном перекрыть одну из троп, ведущих в лагерь Птолемея на случай возможного прорыва или отступления вражеских войск.
– Как же тут отличиться и внести свой вклад в общую победу, когда тебя отсылают на самый дальний и спокойный участок сражения!? – возмущенно сетовал Филипп.
– На войне у каждого – и простого воина, и самого старшего стратега своё строго определенное место, – осуждающе напомнил Парменион. Перед началом похода царь именно ему доверил начальство над корпусом пажей. – Только боги знают, как сложится битва. Мы не только преграждаем путь вражеским беглецам, но и в случае неожиданности послужим резервом. Быть может, илу21 нашу бросят в критический момент в самую гущу боя!
– Не волнуйся, Филипп, нам ещё с избытком достанется и вражеских голов, и трофеев, и побед, и большой славы! – утешил царя Антипатр, что в боевом построении занимал место слева от царевича.
– Долг наш самым строжайшим образом выполнять приказы царя, его стратегов и наших командиров, – вставил своё слово Полиперхон – сын Симмия.
Поняв, что ждать сочувствия от своих товарищей, что уже заполучили кожаные пояса воинов, не приходится, Филипп спрятал свои негативные эмоции. Теперь всё его внимание было сосредоточено на том недоступном для визуального наблюдения месте, где разворачивались главные события.
Сражение оказалось скоротечным и весьма ожесточенным. Сразу с трёх доступных сторон македонские отряды обрушились на спящий лагерь Птолемея. Бойцов Алорита рубили, топтали, кололи, пронзали, поджигали. Едва ли не треть воинов Алорита так и не поняла, что произошло, приняв смерть во сне или хмельном забытье.
Пешие и конные македонцы легко перебили охрану лагеря, ворвавшись во вражеский стан через ворота, или перемахнув через редкий частокол и плетёные изгороди. Лишь самые смелые, опытные и отчаянные воины Птолемея сражались с яростью и мужеством обреченных. Подавляющее же большинство сторонников Алорита попыталось спастись бегством.
Полторы тысячи мятежников живой волной брызнули в разные стороны, надеясь в своём паническом бегстве спасти жизни. Беглецов этих истребляли ещё более нещадно и свирепо нежели тех, кто предпочёл умереть смертью настоящего воина, а не бегущего безоружного труса…
Когда первые лучи солнца осветили своим рыжеватым заревом отряд Филиппа, на тропе неожиданно появилась запыхавшаяся группа беглецов. В полной панике, растерянности и сильной усталости пребывали безоружные люди, в которых тотчас признали воинов Птолемея и боттиейских ополченцев.
– Смерть собаке Птолемею и мятежным псам его! – этот громогласный клич сам собой вырвался из горла Филиппа. – Смерть врагам Македонии!
– Смерть! Смерть! – отозвались на призыв Филиппа десятки его товарищей.
Парменион едва успел взмахом руки подать сигнал к атаке, как первые ряды илы, в которой находился Филипп бешено с грохотом, лязгом и дикими криками устремились вперёд. Бойцов Птолемея на тропе оказалось не более шести десятков, а налетевших на них македонских пажей было в три раза больше.
В завертевшейся круговерти короткой бойни Филипп, поражаясь собственной ловкости и расторопности, сумел поразить сразу двух врагов. Первого мятежника – худощавого и высокого он пронзил копьём с первого же удара. Филипп метил металлическим острием прямо в голову врагу, но наконечник копья вонзился ниже ключицы.
Худой мятежник громко вскрикнул и завалился набок, увлекая за собой копьё, застрявшее в жилистом теле смертельно раннего противника. Филипп уже намеревался соскочить с коня, чтобы вырвать из агонизирующего врага своё ударное оружие. Неожиданно оказавшийся рядом Антипатр протянул царевичу своё копьё.
– Сегодня я уже сразил им двоих предателей! Пусть оно и тебе принесёт удачу! – прокричал соратник сквозь шум стычки, извлекая из ножен меч.
Благодарно кивнув Антипатру, обрадованный Филипп пустил коня в галоп, огибая эпицентр побоища. Царевич зорким и цепким взором заметил, что двое беглецов практически достигли спасительного края хвойного леса. Словно на тренировке, Филипп прикинув расстояние и вес копья, метнул оружие Антипатра в одного из бегущих.
Со свистом копьё рассекло влажный утренний воздух, угодив с треком ломающихся костей прямо в позвоночник своей безоружной жертве. Нелепо взмахнув руками боттиейский воин рухнул в заросли травы с предсмертным стоном.
– Есть! Есть второй!!! – буквально взревел Филипп, теряя от восторга и упоения самообладание и всяческий контроль над своими зашкаливавшими эмоциями хищника-убийцы.
Филипп позволил вырваться наружу демонам войны и жесточайшим инстинктам охотника-убийцы, дремавшим в глубине тёмной половины его души. Свирепым взором оголодавшего хищника царевич осматривал поле встречного скоротечного сражения, выискивая для убиения очередную свою жертву.
Тяжёлый запах обильно пролитой вражьей крови пьянил разум Филиппа во сто крат сильнее самого крепкого вина, лишал человеческого рассудка, пробуждая всевозрастающее желание убивать врагов, топтать их копытами коня, сбивать с ног, пронзать остриём копья, рубить мечом, сшибать и опрокидывать…
Однако бой уже завершился полной победой македонской армии. Воинство Алорита было разгромлено и позорно обращено в паническое и хаотическое бегство. Единственное, что омрачало торжество подавляющего превосходства македонского оружия, это отсутствие в числе павших и пленных врагов Птолемея – главного зачинщика смуты.
Глава IV. Переменчивая фортуна войны.
I
Филипп расхаживал по македонскому лагерю, переполненный гордостью и безмерным счастьем. Пока он пребывал в состоянии эйфории, буквально раздувшись от важности и собственной значимости, Александр и его стратеги решали, как им поступить дальше.
Войско Птолемея было разгромлено и почти полностью истреблено. Смертельной расправы и позорного плена избежали не более двух сотен наиболее везучих, хитрых и самых быстрых воинов. К величайшему разочарованию и негодованию Александра в числе спасшихся бегством оказался и сам Алорит.
В самом начале сражения, повинуясь своему звериному чутью, он вскочил на быстрого и выносливого фессалийского рысака, направив его в ближайшие заросли. Птолемей скакал не по тропам или дорогам, надёжно перекрытым македонскими заслонами, а продирался сквозь чащобы и дебри. Эта тактика, навеянная инстинктами самосохранения, позволила Алориту спасти свою жизнь.
– Похороним наших воинов, разделим трофеи и накажем всех пособников Птолемея, – таким было предложение Архелая.
Концепция самого возрастного и авторитетного стратега пришлась по сердцу остальным военачальникам македонского правителя.
– Верно! Нужно разорить те поселения и города Боттиеи, что оказали помощь Птолемею, прислав ему припасы, лошадей и воинов! – загомонили военачальники Александра. – Предадим казни самых рьяных пособников Алорита, чтобы знать других провинций даже помышлять в будущем не смела восставать против своего царя!
Сразу после тризны, посвященной погребению павших македонцев (таковых оказалось менее сотни), и пира, устроенного в честь славной победы македонского оружия, войско Александра разделилось.
В Пеллу под охраной Пармениона отправился обоз с царской долей трофеев и добычи, а также три сотни раненых, что не могли продолжать поход и ведение боевых действий. После прибытия в столицу Пармениону предстояло возглавить собранные в Пеле отряды ополченцев, чтобы привести их в Боттиею.
Главные силы Александра направились вдоль по течению Галиакмона к его устью с целью проведения показательной и карательной акции против наиболее активных сторонников и соратников Птолемея. Заключительным аккордом похода по замыслу Александра станет полное разорение родных мест Алорита.
Однако этим далеко идущим планам македонского царя не суждено было воплотиться в реальность. Разведчики Симмия и тайные агенты царя принесли крайне неприятные вести. Неожиданно для всех спустя всего две недели после своего разгрома неутомимый и целёхонький Птолемей объявился в Фессалии.
Фессалия издревле считалась частью Эллады – её северо-восточным рубежом, ограждавшим греческую цивилизацию от варварских племён и народов, проживавших за левым берегом Галиакмона.
По преданию именно на фессалийской земле после всемирного потопа обосновался легендарный царь Эллин – внук божественного Прометея и родоначальник всех греков. Ещё Фессалия являлась родиной самого знаменитого греческого путешественника – Ясона, который вместе с прочими аргонавтами раздобыл золотое руно.
Кроме того, на самом севере Фессалии – недалеко от границы с македонской провинцией Элимия возвышался Олимп. На этой священной для каждого эллина горе обитали двенадцать самых главных греческих богов, самым старшим и влиятельным из которых почитался Зевс-Громовержец.
Фессалия по-праву считалась заповедным краем, в котором производят одни из самых лучших сортов крепких вин. Сами же фессалийцы слыли не только знатными виноделами, но и отменными коневодами, а также воинственными смельчаками.
Ещё в стародавнюю эпоху, когда великие герои Эллады – Геракл, Ясон, Тесей и Персей совершали свои легендарные подвиги, фессалийцы уже заслужили репутацию отважных и умелых воинов. Они в ходе жестоких и кровопролитных войн отвоевали себе жизненное пространство, вытеснив из Фессалии воинственных и непобедимых прежде кентавров.
В дальнейшем отряды фессалийских вождей приняли самое деятельное участие в эпической осаде Трои. Фессалийская конница заслужила на полях сражений Эллады репутацию самой лучшей и грозной кавалерии среди всех прочих полисов и государств античной Греции.
В Фессалии уже на протяжении нескольких веков не было царей. Фессалийскими городами и общинами управляли верховные вожди. Из их числа выбирался главный правитель и наместник всей Фессалии – таг. Со временем власть тага сильно ослабла и теперь сводилась к функции главнокомандующего на период войн и походов.
Гонимый Алорит отлично знал, что никто из фессалийских вождей не захочет оказать ему помощь, особенно после недавнего позорного разгрома. Фессалийцы уже давно отказались от набегов на южные провинции Македонии, ибо тамошние воины отличались свирепостью, мстительностью и непременно воздавали ворам и грабителям все долги с лихвой. После пары неудачных малых войн против Аргеадов вожди фессалийские и вовсе перестали совершать набеги на македонские владения.
И всё-таки был один влиятельный фессалийский правитель, который мог при определенных условиях помочь Птолемею. Этого вождя звали Александр, а правил он в городе Феры22, расположенном в северо-восточной части Фессалии. Греки, считавшие идеальной и единственно приемлемой формой правления демократию, относились к Александру как к тирану, поскольку тот полностью узурпировал власть в Ферах и соседних городах.
Совсем недавно Александр Ферский захватил бразды правления в Ферах, убив своего родного дядю – Ясона. В мечтах своих сокровенных, которые для наиболее проницательных эллинов не были большой тайной, Александр мнил себя тагом Фессалии. Главными его соперниками на пути к заветному титулу были вожди из рода Алевадов, издревле правившие в Лариссе – самом процветающем и большом городе Фессалии.
В прошлом году тиран Ферский неосмотрительно ограбил южные македонские владения, за что поплатился жёстким ответным выпадом. По приказу тогда ещё живого царя Аминты его старший сын – царевич Александр совершил рейд по землям, что принадлежали Ферам. Владения тирана были основательно разорены, а сам он укрылся за стенами Фер.
Александр Ферский мечтал о македонском реванше не меньше, чем о титуле тага Фессалии. Тиран поклялся сурово расквитаться со своим тёзкой – нынешним македонским монархом. Именно по этой причине Алорит и направился в Феры, видя в тамошнем правителе-узурпаторе свой последний шанс на спасение от неотвратимой жестокой кары, обещанной разгневанным до крайности царём Македонии.
II
– Для чего ты хочешь принять у себя этого неудачника Птолемея? – недоумевал Главр – один из главных советников ферского тирана. – Он не умеет сражаться, его преследуют, словно загнанного оленя, все его сторонники и союзники либо погибли, либо отвернулись от него!
Александр Ферский, как бывало с ним в минуты глубоких размышлений, медленно прохаживался по своим покоям, потирая свои внушительные кулаки. Он охотно выслушивал советы своих приближенных, советуясь с ними практически по всем вопросам, однако все решения принимал исключительно сам, руководствуясь собственными соображениями и расчётами.
– Алорит – злейший враг македонского царя Александра, – принялся рассуждать вслух тиран, – а, значит, может быть мне полезен…
– Чем же? – не унимался Главр.
Александр смерил своего приближенного укоряющим и одновременно снисходительным взглядом, после чего с пренебрежением пояснил:
– Птолемею позарез нужна военная помощь от меня. Ради спасения своей шкуры и сохранения хотя бы части прежнего своего авторитета и богатства он наверняка будет готов предложить мне в обмен на войско и поддержку любые земли.
– Какие земли может предложить беглец, потерявший всё, улепётывающий подобно зайцу от собачей своры? – только и развёл руками Главр.
– Алорит принадлежит к знатному роду вождей, что когда-то правили самостоятельно на юге нынешней Македонии, – продолжал рассуждать Александр, одновременно растолковывая свои намерения непонятливому советнику. – Самые лучшие из этих южных владений я и возьму в оплату своей военной помощи!
– Но эти земли предстоит ещё завоевать в открытой схватке с македонцами! В прошлую осень наше войско едва унесло ноги после стычки с ними, а потом орда македонская разорила наши северные рубежи!
Тиран тяжело вздохнул. Взор его сделался суровым.
– Тогда я действовал в одиночку и недооценил врага. Теперь всё будет иначе!
– Но какие выгоды ты обретёшь, заполучив южные провинции македонские!? – продолжал упорствовать Главр.
– Я получу возможность нанести удар Алевадам в спину, когда начнётся большая война за право обладания титулом тага, – глаза тирана блеснули ледяным холодом предательства и глобальных завоевательных планов. – Кроме того, я обложу македонцев данью, а также заставлю их служить в моём войске! Война нуждается в воинах, звонкой монете и припасах – всё это я буду выжимать без жалости из тех земель, что мне отдаст Алорит!
Главр понял, что переубеждать тирана не имеет смысла, а потому прекратил бесполезные прения. Скоро Птолемей Алорит предстал пред Александром Ферским, неожиданно для себя получивший возможность личной аудиенции.
Македонский беглец был удивлён несоответствием истинного внешнего облика тирана и тем мало приглядным образом, сложившимся из описаний Александра, передаваемом из уст в уста.
Правитель Фер был высоким и крепко сложенным зрелым мужем, чей внешний облик имел немало схожих черт с легендарными героями Эллады – Тесеем или Персеем. Атлетически развитый тиран считался ещё красавцем, будучи обладателем смуглой кожи, кучерявой пышной шевелюры, несколько смазливых и излишне женственных линий лица.
– Ты, верно, ожидал меня узреть в образе деспотичного старца – отвратного, безумного и уродливого? – усмехнулся Александр, легко догадавшись о том, какие мысли посетили его гостя. – Обо мне ходит масса самых нелепых россказней и клевещущих слухов! А между тем, я – обычный сын славной Греции, имеющий свои достоинства и свои недостатки, как и всякий прочий эллин. Меня, например, обвиняют в убийстве родного дяди, но я лишь свершил отмщение. Мой дядя – Ясон самым подлым образом убил моего отца – Полидора, законного правителя Фер. Я лишь свершил законное правосудие и воздаяние убийце по заслугам! Верно, и ты слыхал обо мне ужасные небылицы?