– Отец, – вмешался Сабин-Младший. – Прим должен слышать, что здесь происходит. Он скоро придет!?
– Будем ждать.
– Нет! Я увожу детей. Мне не хочется сидеть здесь как загнанный зверь.
– И куда же ты пойдешь?
– Я найду выход, и мать тоже заберу, если ты не пойдешь с нами.
– Глупец. Ты собрался бегать по Риму полному вителливцев? Сколько ты планируешь прожить, час или больше? Я не дам рисковать моей супругой и внуками.
– А это уже мне решать. Мама, ты со мной?
Та помотала в сторону головой.
– Домициан? – спросил Сабин-Младший.
Домициан замешкался. Он не знал, как поступить правильно. С кем выгоднее и безопаснее. Посмотрев на дядю, он выговорил:
– Я остаюсь.
– Это ошибка, сейчас самое время сбежать, храм еще не окружен.
– Он и не может быть окружен, он на холме. – ответил префект Рима.
– Ты понимаешь, о чем я, его скоро окружат со всех сторон… твой холм окружат. Впрочем, вам решать и да помогут вам боги.
Сын Сабина вместе с двумя внуками скрылся из виду. Брат Веспасиана остался с Клементиной и Домицианом. Последние милесы с боями отбивались и оказавшись внутри, закрыли ворота храма и забаррикадировали мебелью, после чего буквально повалились на пол.
– Здесь никто не посмеет даже оголить оружие, не то, чтобы применить. Мы, римляне, богобоязненные люди и сейчас находимся под защитой самого Юпитера! – подытожил Сабин.
Но на площади перед храмом послышались возгласы:
– Давайте выкурим их оттуда. Поджигай! Несите еще дров и соломы. Выполнять, не мешкать, это приказ нашего императора. Мы боремся за правое дело и Юпитер нас простит.
Полетели факелы на крышу и в окна храма. Все запаниковали. Домициан выронил свой меч, до этого ни разу его не применив, и в глазах проступили слезы вместе со страшным испугом.
– Не может этого быть. – поразился Сабин. – Это кощунство и святотатство сжигать главный храм империи. Я не верю. Варвары!
– Что я наделал, что я наделал!? – начал повторять Домициан хватаясь за голову. – Какой же я глупец, надо было пойти с ними…
– Только без паники, малыш! – попытался успокоить его дядя.
– Да какой я тебе малыш, старый осел. – завопил тот. – Видят боги, как же я тебя ненавижу. Ты нас привел к погибели, вместо того, чтобы убить Вителлия, мы оказались в ловушке и сейчас сгорим заживо. Боги, я не хочу умирать, прошу вас… – начал рыдать и метаться из стороны в сторону Домициан.
Милесы также ринулись искать другие выходы. Лишь Сабин, успокоившись, обнял свою супругу, поглаживая ее волосы:
– Не волнуйся, любовь моя, все будет хорошо. Я тебя защищу.
– А я и не волнуюсь, – поцеловала Аррецина его. – и не боюсь смерти, если рядом будешь ты.
– Я не знаю, я просто не знаю!? Ведь я видел глаза Вителлия, он не блефовал, он действительно сдался. Что такого могло произойти, что он передумал и предпринял атаку? Ведь он же понимает, Веспасиан уже не оставит ему жизнь. Разве стоит все это жизни, самое ценное, что есть у нас!? Мы не ценим ее, а когда она висит на волоске, начинаем наслаждаться ею и просить лишние минуты.
– Я благодарю богов, что они послали мне такого супруга!
– Не надо, не прощайся, любимая. У нас еще есть шансы спастись.
Алтарь для жертвоприношений, в это время, запылал, также, как и белоснежные шелковые перегородки. Не дожидаясь смерти от дыма или огня, Сабин открыл ворота храма и вышел навстречу преторианцам вместе с Клементиной. Его тут же окружили враги.
– Братья римляне, прошу лишь одного, из-за уважения к моей должности, которую я исполнял на протяжении восьми лет, отпустите мою супругу… супругу префекта Рима.
Все молча смотрели и не реагировали.
– Где Вителлий? – спросил Сабин.
– Цезарь Вителлий Авл Август надо говорить! Собака ты! – появляется и нагло произносит император.
– Цезарь Вителлий Авл Август, прошу, отпусти ее.
– На колени, собака!
– Я сделаю, все что угодно, только не трогай ее.
– Собаке слово не давали, так что на колени!
– Отпусти ее, и мы поговорим!
Сабина ударили сразу несколько преторианцев с разных сторон. Флавий упал, держась за грудь и бок. Клементина расплакалась и наклонилась к нему, как тотчас ее за волосы уволокли. Среди толпы выскочил один из милес лет семнадцати:
– Стойте, прекратите! Я Гней Сервий-Младший, сын сенатора! Не смейте прикасаться к префекту Рима! Если мы хотим быть центром цивилизации, то должны сами, в первую очередь, жить по законам! Если он виноват, то его надо судить, а если нет, то отпустить.
– Перережьте этим Флавийским простибулам горло. – приказал император, игнорируя речь милеса. – Отдать бы вас в лупанарий, да там тут же вас свои и освободят, к сожалению.
– Не-е-ет! – закричал Сабин и поднявшись хотел было воткнуть кинжал в императора, но преторианцы вовремя остановили его и, не дожидаясь приказа, начали со всех сторон колоть мечами.
Когда его бездыханное тело упало наземь, то ни одного целого места уже не осталось. Аррецина последний раз взглянула на мужа и закрыла глаза, взмолилась, перед тем, как ее также закололи. Сын сенатора попытался с мечом в руках остановить казнь, но и его постигла та же участь.
Из охватившего весь храм огня, осветившего ночью, наверное, весь Рим, стали выбегать милесы, которые так и не нашли другого выхода, и сразу же попадали на растерзание преторианцев и толпы.
– Найдите всех Флавиев! – кричал император. – Всех до единого. Никого не упустите. – огонь осветил зловещее лицо Вителлия, которое на тот момент походило на звериное, нежели на человеческое.
Домициан, до этого момента, не знав куда себя деть и что делать, увидел сторожа храма:
– Я, Домициан Флавий, сын императора Веспасиана Флавия и мне нужно спастись. – пытался произнести он с достоинством, но голос дрожал, а глаза еще не высохли от слез.
– А зачем? Флавии же мятежники.
– Прошу тебя, умоляю! – и глаза снова стали мокрыми. – Ты меня можешь спасти?
– Могу!
– Так спаси. Что мне надо сделать для этого? Стать на колени? – чуть ли уже не рыдая спросил он.
– Ну, что же, Домициан Флавий. Следуй за мной. – страж потайном ходом переправил его в свою превратную кубикулу за храмом и уложил в свою постель. – Надо дождаться утра и тогда будут высоки шансы спастись.
– Благодарю тебя, я этого никогда не забуду. Так ты не за Флавиев?
– Я не за тех, и не за этих. Я охраняю и оберегаю этот святой храм, который преторианцы сегодня уничтожат, и все из-за приказа безбожного Вителлия, да накажут его все боги Рима.
– Значит ты за Флавиев. Мы благородные люди…
– Благородные? Я слышал, как ты ругал своего дядю. Я хотел было всем вам помочь, но незаметно многих не проведешь, да и места тут мало, лишь одного мог, и волею богов попал на тебя. Хотя, лучше бы я спас Сабина.
– Почему лучше? – холодно спросил Домициан.
– Он же воин, храбрец и достойно умрет. Ты же, похож на плачущую девочку, потерявшуюся и молящую о пощаде.
– Осторожно с высказываниями, старик.
– Ты не в том положении, юноша, чтобы угрожать.
– Однажды, я стану императором, и от моего хорошего или плохого мнения о тебе будет зависеть твоя жизнь.
– А ты для начала стань им… да и я могу не дожить до этого. Но если ты станешь императором и придешь сюда, то я первым поцелую твою руку и выскажу все почести.
– Надеюсь, ты доживешь до это времени.
– Зачем?
– Затем, чтобы ты понял, что сделал правильный выбор. Я стану таким императором, что обо мне будут слагать легенды в веках. Я буду императором созидателем, а не разрушителем. И суд мой будет честный и справедливый абсолютно ко всем и не важно кто передо мной, будь то раб или родственник.
– Я знаю, каким ты будешь!
– Откуда?
– Потом скажу. Еще не время. Но я знаю все! Мне все предрекли. И ты не будешь таким, как говоришь сейчас. Точно не будешь, хотя и попытаешься.
Домициан обиженно повернулся на другую сторону, спиной к стражнику.
Виттелий еще до рассвета вернулся во дворец и принялся за трапезу, наблюдая с балкона, как все еще полыхает храм Юпитера Капитолийского. С восходом солнца, до него дошло, наконец, что он натворил, и ринулся исправлять ситуацию. Пытался даже перевалить вину на других. Он созвал совет, где предлагал консулам, сенаторам, советникам и помощникам взять вину о поджоге храма и гибель префекта на себя. Но ни один из совета, естественно, не захотел этого делать. А в сенат, в тот же день, направил предложение, отправить послов и даже весталок для переговоров с Веспасианом.
С рассветом, возле разрушенного храма, собралось много жрецов различных богов, которые молились и оплакивали святыню. Страж, порывшись в спасенных вещах из храма, нашел одеяние служителя Исиды[48] и, разбудив Домициана, который спал как младенец несмотря на угрозу, дал ему надеть их:
– Снимай тунику и надевай на голое тело. Только так тебе поверят, что ты не патриций.
– А есть другие одежды? Мне не нравится, как я выгляжу в них. – разглядывал себя Флавий.
– Выбирать не приходится. Тебе надо незаметно выйти, а не привлекать внимание. Главное голову накрой и иди гордо, но в глаза никому не смотри.
– А как твое имя? Хотя нет, не говори. Я не хочу знать. Иначе это имя будет ассоциироваться у меня с вечной опасностью. Прощай. Может и увидимся когда-нибудь. Во всяком случае, я тебя не забуду никогда и свою награду, ты рано или поздно, получишь.
– Фортуна тебе в помощь, Флавий.
Домициан, выйдя из жилища стража, тут же примкнул к жрецам Исиды. Те даже не обратили на него внимания, настолько были заняты увиденным. Он повторял движения за ними, поднося руки к верху и молясь, но косо поглядывая на преторианцев, снующий в зад и вперед, и выискивая подозрительных лиц. Наконец, когда траурные церемонии закончились, жрецы стали расходиться и никто из здесь присутствующих даже не посмел их проверять.
Оказавшись вдали от Капитолия, Домициан сам брел улицами Рима, плотно укутавшись и огибая каждого прохожего. Ноги у него дрожали, тело охватило озноб, то ли от испуга всеобщего, то ли заболел, но он шел к цели, несмотря ни на что. А улицы были в крови. Трупы так и лежали на дорогах, никто даже не думал их убирать и сжигать. Все переступали через них и шли дальше. Если это лежал патриций, то его обыскивали в надежде найти пару денариев. На Флавия некоторые обращали внимание, но думали, что это лишь запаниковавший жрец Исиды не знает, куда себя деть. Городские когорты[49] должны были поддерживать порядок, но они лишь создавали видимость работы. Хотя, двое из них, завидев Домициана, прокричали:
– Эй, ты, в одеянии жреца, стоять!
Флавий хотел было убежать, но ноги продолжали трястись, и он понял, что на долго бега его не хватит.
– Да, слушаю? – надменно спросил Домициан, разворачиваясь.
– Ты посмотри какое высокомерие у него! – сказал один милес другому.
– Надо бы проучить юнца. – произнес другой.
– Может розгами его!?
– Да как вы смеете останавливать жреца Исиды? – возмутился Флавий.
– А может ты не жрец!? Может ты беглый наглый раб, выдающий себя за жреца?
– Вы глупцы! Разве я похож на раба? – разозлился Домициан и перестал контролировать себя. – Знайте свое место милесы, иначе я ваши имена передам Верховному Понтифику, нашему славному императору Вителлию, и что он тогда сделает с вами?
Но один из милес дал пощечину Домициану и тот упал на землю, схватившись за щеку.
– Ты посмотри на него, – расхохотался милес. – уже не такой наглый.
– Если мы тебя убьем, то уже никому и жаловаться не сможешь, юнец. – сказал другой.
– Он такой тощий, что ветром унесет скоро. Не кормили его видать. Или действительно раб? Надо проверить, снимем одеяния его! Вставай быстро, пока я не вспорол твой живот.
Домициан дрожа поднялся. Милесы тут же сорвали одежду с него и стали крутить его в поисках выжженного рабского знака на теле, но ничего, естественно, не нашли.
– Ну, не раб точно. – с горечью произнес милес.
– Тогда ладно, отпустим его, но без всяких одеяний. – выговорил второй. – Иди куда шел, но голым! – и они с хохотом ушли.
Флавий, прикрывшись, подбежал к трупу и решил стащить с него тунику. Люди же, проходившие мимо, делали вид что ничего не видят и не хотят знать. Но, брезгливость Домициана его переборола, и он не стал одевать грязную вещь. Лишь пройдя несколько кварталов, обнаружил тогу на теле патриция, и ею обмотавшись, уже буквально что есть мочи побежал на Эсквилин.
Эсквилинский холм – один из семи холмов Рима и второй по древности после Палатина, находился между Целием и Виминалом. Именно там расположилась вилла Нервы, в двери которой постучал Флавий.
Раб проводил его в атрий[50] к хозяину.
– О боги, Домициан! Я так переживал, ведь дал обещание Веспасиану, моему самому лучшему другу оберегать тебя и защищать. – Нерва обнял и поцеловал Флавия в губы.
– Значит, я тебя интересую только потому, что ты дал обещание моему отцу?
– Не придирайся к словам, Доми! Как добрался сюда? Я слышал насчет Сабина. Мне жаль. Впрочем, иди помойся, а вопросы потом. Тебе велеть приготовить кальдарий или тепидарий?
– Тепидарий!
Как только тепидарий был готов, Флавий стал париться, затем помылся в бассейне и снова начал расслабляться паром, когда к нему пожаловал Нерва. Он обнял и стал ласкать Домициана, но тот отпрянул.
– Почему? – обиделся Нерва. – Ты больше не хочешь, чтобы мы были любовниками?
– Не сейчас… неудачное время ты выбрал.
– Мне так твоих ласк не хватает.
– Ласки будут, когда я окажусь в безопасности.
– Ты у меня итак в безопасности, как дома.
– Да я знаю, я имел ввиду в общем. По дороге сюда меня чуть не убили. Надругались и отпустили. Надеюсь, они выживут, потому что я лично их найду и оскоплю.
– Кто это были?
– Да с городской когорты.
– Забудь, ты уже не найдешь их. Смотри только вперед.
– Нет, я найду их. Ты же знаешь, я человек принципиальный.
– Как скажешь, тебе решать. Так расскажешь, что произошло?
Домициан подробно все рассказал, а кое-где и приукрасил, лишь упустив те моменты, где он вел себя неподобающе.
– Все позади! – сочувственно произнес Нерва. – Я считаю, что после этого дни Вителлия сочтены. Здесь Прим под Римом со своими легионами, а у императора уже началась агония. Вот увидишь.
– Я очень голоден.
– Конечно, сейчас приготовят твои любимые блюда.
И Домициан закрыл глаза, попытавшись расслабиться.
Император Вителлий, на следующий день, ждал уже любых известий, когда один из стражников донес, что легионы Антония Прима прорвали оборону, состоящую из преторианцев и плебса, и ворвались в Рим.
Авл тут же решил перебраться на родовую виллу на Авентине, а оттуда бежать к брату, у которого еще оставались силы для продолжения войны. Но, кто-то пустил слух по городу, что легионы Прима разбиты и Рим спасен, поэтому император, со спокойной совестью, вернулся во дворец, который уже пустовал. Ни стражи, ни рабов, ни единого человека в нем не осталось.
Но, в это же самое время, сюда ворвались легионеры Антония. Вителлий, завидев их, надел на себя пояс, набитый золотом, спрятался в кубикуле стражи и подпер дверь кроватью и скамном.
Тем не менее, рыская в каждом углу, легионеры довольно быстро нашли Авла, выломав двери.
– Ты император? – спросил его милес.
– Да вы что, славные мои храбрецы? Я раб, который хотел забрать свои вещи, но не успел.
– Что-то ты слишком толстый для раба, или ты евнух?
– Евнух, самый настоящий евнух.
– Где император?
– Ох, эта трусливая собака сбежала еще вчера.
– А что у тебя есть ценного? Что в поясе?
– А давайте так сделаем, я вам отдаю мое золото, а вы меня отпускаете, пока не пришли остальные и просто так меня не убили. Идет, дорогие мои?