– А как он о вас позаботился?
– Ну, мы первые недели вообще не вылезали из нарядов, чистки конюшен и уборных, которые здорово помогли укрепить наше высокое достоинство.
– Вы пытались жаловаться, протестовать?
– Только по два раза.
– Почему по два?
– Первый раз нам дали недостаточно строгое дополнительное наказание, но после второго у нас отпало всякое желание обращаться с рапортами к начальству.
– А как ваша мама?
– Она пыталась нас пожалеть. Но когда ей объяснили, что за каждое проявление ее жалости наряд вне очереди получим мы, она расплакалась и сказала, чтобы мы потерпели.
– И ты хочешь сказать, что эти наказания и уборные сделали вас мужчинами?
– Конечно же, нет. Они сделали нас дисциплинированными солдатами, мужчинами нас сделали изнурительные марши, походы и война, на которой мы похоронили многих и многих, прошедших с нами полковую школу. Мужчину делают ответственность и опасность. А также люди, которые его окружают и с которыми он должен научиться жить и идти в бой, и хоронить друзей, и строить новый дом, строить государство, строить жизнь.
– Но ты же уже пятидесятилетний человек, и ты не должен забывать, что у твоего сына нет и десятой доли твоего опыта.
– И никогда не будет, если он всю жизнь просидит под твоей юбкой.
– Ну, давай завтра дочка пойдет в госпиталь, а сына отправим в часть после дня его рождения.
– И сын и дочка должны в один день и в один час начать новую взрослую жизнь, а точнее, выйти на дорогу к этой жизни. И пусть никто из них не будет опоздавшим. Я так решил.
***
Вечером перед костром, у которого собиралось все племя, выступил вождь и сказал, что сегодня после завершения танцев взрослые мужчины, охотники, должны остаться около костра, чтобы решить все вопросы предстоящего кочевья. После того как дети и женщины разошлись по своим землянкам и шалашам, перед костром поставили деревянный тотем, перед ним – чашку с жертвенной кровью, и мужчины стали обсуждать, как и в каком порядке племя перекочует на зимнее пастбище. Дело было привычное, дороги хорошо известны, и все уже собрались, поболтав пятнадцать-двадцать минут, с важным видом вернуться к своим женщинам и детям.
Внезапно вождь сказал:
– В этом году, как двадцать лет назад, в неделю перелета птиц тучи стояли над Манарагой. Это значит, что зимние пастбища в верховьях долины опять могут быть закрыты льдом и настом. Мой сын с тремя-четырьмя охотниками должен пойти вперед, проверить пастбища, и если беда пришла на наши стада, найти место для нового кочевья.
– Кто пойдет с твоим сыном?
– Он сам выберет себе товарищей и скажет об этом завтра у костра.
– Разве дело безусого мальчишки выбирать себе спутников для такой опасной и трудной работы?
– Только тот, кто пускается в дорогу и берет на себя все опасности и всю ответственность, имеет право выбирать себе спутников. И возраст тут не помеха.
Трудно спорить с вождем. И после коротких церемоний поклона предкам и духу племени все разошлись. Молодой воин и вождь остались одни у горящего костра, к которому подступал лес и дым от которого стлался между деревьев, поднимаясь к низкому серому небу с бегущими кляксами темных облаков.
– Отец, – сказал молодой воин, – я просил дать мне трудную работу и проверить меня в деле, потому что без этого нельзя быть воином и вождем. Но я бы хотел пойти один, потому что одному легче быстро дойти и также быстро вернуться. Один всюду найдет себе пропитание и неслышно и незаметно, словно волк на оленьей охоте, пройдет через тайгу, не сломав лишней ветки, не разбивая лишнего лагеря.
– А если ты погибнешь, кто принесет вести племени о пастбищах и о твоей смерти?
– Я не могу погибнуть.
– Все могут. Но если ты пойдешь не один, если ты будешь отвечать за других, путь твой будет труднее, но каждый шаг, каждый поступок ты обдумаешь гораздо лучше, потому что на твоей совести будут твои товарищи и их жизнь. Это увеличит шансы на твое возвращение.
– Почему ты мне не дал тогда в попутчики испытанных воинов?
Потому что в такой путь должны идти только те, кто вызовется сам.
– А как можно найти наиболее подходящих попутчиков среди тех, кто вызовется идти со мной?
– Ты должен выбирать прежде всего тех, кому гонор или плохой характер или избыточная храбрость не помешают быть хорошим товарищем в трудном пути.
– Как их можно выбрать?
– Тебе нужно три-четыре человека, подготовь восемь-десять тюков с грузом и скажи спутникам, чтобы каждый выбрал груз себе по вкусу. И тех, кто возьмет без разговоров наиболее неудобный и тяжелый груз, можешь брать с собой в путь.
– Но это могут быть не самые умелые воины?
Да, конечно, но это будут самые надежные товарищи, а это гораздо важнее.
– Скажи, а как мне объяснить людям, почему я должен вести их.
– Ты не должен говорить ничего. Ты должен вести. И своим поведением, своей заботой, своей ответственностью каждый день демонстрировать своим спутникам, что ты настоящий вождь и имеешь право на решение, потому что именно твое решение максимально соответствует обстановке и общим интересам. Здесь, у костра, перед лицом всего племени мне легко отстаивать твое право на руководство, но только ты сам, только твой характер и твое поведение могут сохранить это право в пути. Это трудный экзамен, и нет другого пути к месту вождя.
Все, что я могу сделать для своего сына, – это предоставить ему право пройти этот экзамен и показать всем, что забота об общем деле и о своих товарищах для него важнее, чем демонстрация собственной храбрости и игр самолюбия. Я надеюсь, что ты помнишь, как твой дед и мой отец объяснял всем перед началом охоты, что настоящий вождь и охотник все время учится у природы, у зверей, у леса и у своих товарищей. Даже самая слабая женщина, даже дети, собирающие личинки и коренья, могут найти, увидеть что-то такое, чего еще не встречал самый мудрый и старый охотник. Научись слушать и ценить всех. Научись быть взрослым. Я и мать очень верим, что ты вернешься намного сильнее и взрослее того смелого мальчишки, которого мы провожаем послезавтра в дорогу. Я верю, что ты найдешь на этом пути не только новые пастбища, но и себя и своих товарищей на всю жизнь.
Власть
Принц в сопровождении оруженосца-телохранителя скакал по лесу. Доехав до полянки с сочной высокой густой травой и маленьким лесным ручейком, он спешился. Бросил повод оруженосцу и упал ничком в густую траву. Оруженосец привязал лошадей к деревцу, стоящему возле ручья, и не спеша подошел к господину.
– Ваше Высочество, – начал он.
– Оставь, Филлип, – махнул рукой принц.
–Сэр Ричард, чем вы так обеспокоены и взволнованы?
– Ты-то откуда знаешь?
– Кхэ, да это знает любая лошадь, которая видела, как Вы обращаетесь со своим конем. А уж мне ли не знать, как вы ездите в зависимости от вашего настроения. Не я ли посадил вас на лошадь?
– Ну и что, ты разве можешь мне помочь?
– А кто может?
– Я думаю, никто. Я просто не знаю.
– Что вас мучает, расскажите, глядишь, и я на что-нибудь сгожусь. Я-то начинал службу у вашего батюшки.
– Да, да, я помню, и ты, и он мне сто раз рассказывали, как ты ему спас жизнь и после этого он взял тебя в оруженосцы старшего сына. Но, знаешь, мои брат и сестра сейчас ведут за моей спиной переговоры с руководителями парламентских групп и членами государственного совета для того чтобы отменить закон, признающий меня единственным живым престолонаследником.
– Но только ваш отец, только король может изменить закон. А он никогда этого не сделает.
– Как ты знаешь, мать всегда любила больше младшего сына, а она может уговорить отца, если будет уверена в согласии парламента и государственного совета.
– И что же Вы думаете делать?
– Сначала я думал пойти к отцу и поговорить с ним. Потом я побоялся прослыть ябедой и клеветником и хотел прямо поговорить с матерью. Но ведь я знаю, что она на их стороне и она сама стоит за этой интригой. Потом я хотел посоветоваться со священником и сегодня попросил у него аудиенции для исповеди. Что ты скажешь?
– Ваше высочество, вы можете пойти к священнику, но вы не должны говорить ему обо всей этой истории.
– Почему?
– Потому что он епископ и вхож в государственный совет.
– С кем же я могу говорить? С отцом? С братом? С сестрой?
– Нет, сударь. Мы сейчас поедем с Вами к отшельнику, живущему недалеко от монастыря Льежской Матери-Богородицы. Этот отшельник отказался от сана графа в пользу сына и много лет живет среди крестьян своих бывших деревень, помогая им в болезнях и заботах травами и советами. Он хорошо знает, и что такое власть, и что такое слава. Он не ищет никакой выгоды в этой жизни, кроме благословения Божьего, и ничего не просит за свои советы. Поедем к нему, беседа с ним утешила не одну душу и спасла множество христиан от геенны огненной.
– Хорошо. Едем немедленно.
Через несколько часов после привала в пути для отдыха лошадей и небольшой охоты принц и оруженосец вошли в хижину отшельника, неся двух убитых зайцев как подарок к обеду.
Сидя за столом и любуясь на огонь в гудящей печке, принц задумчиво произнес:
– Насколько здесь спокойнее, чем во дворце. Кажется, я понимаю, почему Вы оставили свой замок.
– Нет, милостливый государь, пока Вы не понимаете. Вы еще не прошли тот искус властью, славой и смертью, который прошел я и который проходят вместе со временем. Что вас мучает? Мы уже отдали дань вежливости и учтивости. Я весь внимание.
– Вы знаете, что мои близкие хотят лишить меня власти, которой я еще не получил?
– А чего хотите вы на самом деле в глубине души своей? Вы знаете?
– Не уверен. Но я очень удивлен и обижен враждебностью ко мне мамы и брата и сестры. Почему, за что? Что я им сделал плохого?
– Вот я и вижу теперь, что Вы не прошли искуса, о котором я говорил. Власть слаще женщины и дороже золота. Не о Вас, не о вражде к вам, не о злобе и не о вине вашей думают Ваши близкие, а только власти и силы власти для себя ищут они. Подумайте, ваша мать вкусила сладость власти, когда отец ваш уходил на войну или был в отъезде. И при слабом регенте она была фактически хозяйкой жизни и смерти всех своих подданных. Пока отец был здоров и бодр, вопрос о престолонаследнике не имел практической важности ни для кого и для нее в первую очередь. Сейчас она лучше всех знает, что отец ваш тяжело болен, и, возможно, ему недолго управлять государством. Если ей удастся отменить закон о вашем автоматическом вступлении на престол, она может получить время для регентства, для управления государством, для власти.
– Почему она больше любит младшего брата?
– Она больше любит власть, а он сможет реально получить престол на десять лет позже тебя. Перестань думать о себе как о центре Вселенной. Будь ты король или наследник престола, будь ты епископ или простолюдин, люди вокруг тебя думают прежде всего о себе, о своей жизни, о своих интересах, о своей власти, деньгах, женщинах. Ты их интересуешь только как средство достигнуть первого, второго или третьего.
– Ты хочешь сказать, что нет ни дружбы, ни любви? Нет ни искренности, ни привязанности, ни верности?
– Милостливый государь, и дружбу, и верность легче найти среди зверей и простых людей, которым нечем отплатить за помощь, кроме как хорошими чувствами и верностью, которым нечего предложить взамен, кроме хорошего отношения и человеческого тепла. Во дворцах, поверь мне, я там бывал, чем ближе к власти, чем ближе к кормушке, тем труднее найти честность и верность. Благодари Бога, что ты имеешь оруженосца, который любит тебя, как сына, за то добро, которое он сделал твоему отцу. Ибо люди гораздо лучше помнят добро, которое сделали они, чем добро, которое сделали им. Добро, которое мы делаем другим, позволяет нам чувствовать себя мудрее, красивее и достойнее, мы холим и лелеем эти чувства и легко любим тех, кто нам о них напоминает. Однако в то же время мы не можем спокойно смотреть на тех, кто помог нам в минуты нашей слабости и является живым свидетелем наших неудач. Еще больше мы ненавидим тех, кому сделали зло или по отношению к кому поступили несправедливо, потому что нехорошее изображение показывает нам это зеркало. Твой отец в тяжелых походах потом и кровью заработал понимание истинной подоплеки человеческих отношений и сам выбрал для тебя оруженосца. Ты сейчас видишь, как он был прав.
– Да, это оруженосец убедил меня прийти к тебе, и я вижу, что не напрасно.
– А чего хотел ты?
Я хотел идти к епископу, он мой исповедник.
– Много лет назад я понял, что власть важнее тайны исповеди. Королева, твоя мать, обещала сыну епископа титул графа. Она узнала бы о вашем разговоре в тот же вечер.
– Филлип, ты что, знал о сговоре епископа с мамой?
– Нет, конечно, но я знал, что он очень любит власть и деньги.
– А если бы я пошел к матери?
– Я точно не знаю, но, может быть, ты сократил бы жизнь своему отцу.
– Не может быть! Мама прожила с ним всю жизнь.
– Она бы сказала себе, что не может смотреть на его мучения.
– А брат и сестра?