– Вот что, миледи. Вы никому не должны рассказывать то, что сейчас рассказали мне. Даже леди Уостер. Помните, чем меньше людей знают о том, что вы не духовное лицо и не имеете сана, тем лучше для вас. Пусть пока все думают, что вы, действительно, являетесь аббатисой, и прошу вас, никого в этом не разуверять. Вы останетесь в Ноттингеме или…?
– Я хотела бы увидеть свой замок, ваша высокопреосвященство, – ответила аббатиса.
– Ну, вот и хорошо! – воскликнул старик. – Поезжайте в Девоншир и ждите от меня известий, а мне нужно срочно написать послание в Лондон, одному знакомому лорду.
Священник подтянул к себе чистый свиток и гусиные перья.
– Я больше не смею задерживать вас, аббатиса Клод, – улыбнулся он Габриэлле и склонил голову в знак прощания.
Она присела в глубоком реверансе и вышла из кельи. Брат Уилком, карауливший двери кельи мэтра Доне, проводил женщину на монастырскую кухню, где уже разместились её воины.
При появлении аббатисы Кевин встал из-за гостеприимного стола. Его примеру последовали все остальные Бьюкенены. Аббатиса Клод, не говоря ни слова, прошла к столу и присела возле Эдварда. Она оглядела смущенных шотландцев. Кто-то на ходу пытался проглотить не дожёванную пищу, кто-то допивал из деревянного кубка. Аббатиса попыталась улыбнуться.
– Прошу вас, садитесь, и спокойно заканчивайте свою трапезу. Впереди у нас еще целых два дня пути, – проговорила женщина.
– И куда же мы направляемся? – Кевин сидел напротив аббатисы и не сводил с неё глаз. – Разве вы не прибыли туда, куда хотели и не навестили того, с кем желали встретиться?
– Вы совершенно правы, сэр Кевин, – женщина от досады прикусила губу. Она не хотела сейчас перед этим шотландцем раскрывать все свои беды, так нежданно обрушившиеся на её голову. Тем более, что они были не одни, и все присутствующие за столом уже стали прислушиваться к их разговору. – Но обстоятельства немного изменились, и мне просто необходимо повидаться ещё кое с кем…– Аббатиса с трудом подыскивала нужные слова, но, заметив удивленное и озабоченное лицо Кевина, сразу же выпрямила спину, гордо вскинула голову и громко проговорила. – Мне надлежит следовать в Девоншир, в свой родовой замок. Сколько я пробуду там, известно лишь Господу Богу, поэтому я намеренна отказаться далее от вашей помощи, и буду следовать по землям Англии одна.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Перестал монотонно двигать челюстями даже огромный Билли, которого аббатисе никогда не приходилось видеть без какого-нибудь сухаря во рту. Поговаривали, что он даже во сне умудрялся жевать. Монахи, прислуживающие за столом, почуяв неладное, тоже смиренно отошли к стене. Воины многозначительно переглядывались между собой. Эдвард смотрел, как лицо брата медленно краснеет от гнева и ярости, и интуитивно попытался прикрыть собой аббатису. Та, в свою очередь, совершенно не понимала, почему её слова вызвали такую волну гнева, и попыталась более убедительно объяснить воинам, что она хотела сказать. Но Кевин не дал ей больше произнести ни слова. Одним прыжком он перемахнул через широкий дубовый стол, схватил аббатису за руку и стремительно вывел её из кухни.
Как только за ними закрылась дверь, шотландцы издали воинственный клич и на своем диалекте стали что-то доказывать друг другу, пытаясь друг друга перекричать. Кевин, сжимая руку женщины, просто силой вывалок её на монастырский двор на удивление нескольким монахам, которые разгружали там повозку дров. Он довольно резко развернул женщину, от боли она вскрикнула, и поставил её перед собой. Стараясь быть вежливым и не дерзким, сдерживая свою ярость, которая просто его переполняла, Кевин тихо проговорил:
– Я попросил бы вас, миледи, подождать здесь, пока я со своими людьми не решу, куда вы поедите дальше.
Он отпустил руку аббатисы и быстро зашагал в сторону покинутой кухни. Женщина отошла к монастырской стене и присела на каменную скамью, потирая ноющую руку.
– Неотесанный болван, – шептали её губы. – Теперь будет огромный синяк.
Слезы жгучей обиды и невыносимого унижения душили женщину, но гордость и отчаяние не позволили им вылиться наружу. Аббатиса Клод сделала глубокий вздох и сжала свои бледные, почти прозрачные руки в кулаки так, что посинели пальцы. Глаза моментально высохли от слез, а покрасневший нос вздернулся кверху.
– Я никому не позволю так со мной обращаться! – яростно прошептала женщина, устремив свой взгляд в одну точку. – Слишком долго я готовилась стать монахиней, смиренно переносив все невзгоды и лишения. Но теперь хватит! Никто не посмеет отнять у меня то, что по праву принадлежит мне, и никто не посмеет больше так обращаться со мной! Я леди Грегари, а не простая монашка из Пертского аббатства!
Женщина величественно поднялась со скамьи и с гордо поднятой головой отправилась в конюшни монастыря. Там она нашла свою белую лошадь и вывела её во двор. В этот момент дверь кухни с грохотом отворилась, чуть не слетев с петель, и навстречу леди Грегари вышли воины, шумно переговариваясь между собой. Увидев аббатису, все, как по команде, разом смолкли. Кевин Бьюкенен вышел вперед. Заприметив позади аббатисы оседланную лошадь, он поморщил лоб и громко проговорил.
– Я вижу, вы куда-то уже собрались, миледи?
– С вами или без вас, сэр Кевин, но я намереваюсь продолжить свой путь, и никто меня не остановит, – раздраженно ответила аббатиса Клод. Весь её гордый и воинствующий вид говорил о том, что она поступит именно так, как сказала. Кевин Бьюкенен внимательно оглядел аббатису. Что-то изменилось в ней за какие-то полчаса, но что? Не было времени сейчас разгадывать загадки, и Кевин уступил.
– Три человека будут следовать за вами, миледи, куда бы вы ни направились. Остальные вернутся в Шотландию. Вы можете передать с ними послание в аббатство, если, конечно, пожелаете, – Кевин поклонился и отправился вместе с воинами седлать своих лошадей.
Аббатиса Клод решила воспользоваться советом упрямого шотландца и, попросив у брата Уилкома перо и пергамент, прямо на кухонном столе написала матушке Моти о своей необходимой задержке в Англии. Уже через час отряд Бьюкененов покидал Ноттингемское аббатство.
На опушке той ореховой рощи, где аббатисе повстречалась карета лекаря Мариньи, шотландцы разделились на два небольших отряда. Первый отряд с посланием аббатисы возвращался домой, в Шотландию, а второй во главе с Кевином Бьюкененом выехал на старую лондонскую дорогу, которая вела прямо через Девонширский лес. С Кевином следовали его брат Эдвард и могучий Билли. Аббатиса Клод осмотрела своё сопровождение, тяжело вздохнула и, обращаясь к Кевину, обреченно произнесла:
– Я думала, что вы, как глава клана Бьюкененов, обязательно должны вернуться назад.
– Не дождетесь, – последовал короткий ответ.
Глава третья
Через два дня на небольшом холме, поросшем низким кустарником и молодыми деревцами, показались стены и высокие башни старинного замка. Сердце аббатисы Клод бешено забилось в груди, а на глаза предательски выступили слезы радости. После стольких лет затворнической жизни она увидела свой родной дом.
Зоркие глаза хозяйки замечали глубокие трещины на стеновых укреплениях, сорванную черепицу на правой малой башне, прогнившие насквозь доски на главных воротах, а ещё разбитые витражи на узких башенных окнах. Время неумолимо оставило свой след на когда-то величественном и прекрасном замке Грегари. Подъезжая ближе к глубокому, но пустому рву, аббатиса и её сопровождение повстречали крестьян. Все они громко разговаривали между собой, жестикулируя руками, задевая друг друга. Спор уже готов был перейти в тихую драку, когда аббатиса Клод, узнав несколько бедняков из соседней деревни, окликнула их в толпе. Крики и ругань постепенно смолкли, крестьяне успокоились. Поклонившись до земли незнакомой женщине в монашеских одеяниях, они с нескрываемым любопытством уставились на неё и трех всадников, которые также остановились позади своей спутницы.
– Кто вы такие и почему подняли здесь такой шум? – голос аббатисы Клод звучал громко и властно.
Крестьяне притихли еще больше, прекратилось покашливание и кряхтение в задних рядах. Одного низенького, оборванного, но бойкого старичка эти же ряды и вытолкнули вперед для разговора. Старик, держа и комкая в руках свою, в клочья порванную, шапку, постоянно кланяясь, приблизился к лошади аббатисы.
– Мы, ваша светлость, идем из замка, от управляющего сэра Уостера, да и спорим: хорошо ли нам заплатили за наш оброк или нет.
– А что вы получили от сэра Уостера? – поинтересовалась аббатиса.
– Целых двадцать золотых. – Старик вытащил из-за пазухи кожаный мешочек и потряс им в воздухе. Послышался тихий звон монет. Толпа невольно загудела вновь. Аббатиса подняла руку. Голоса смолкли.
– За что вам были выданы эти деньги? – последовал вопрос.
– На это золото сэр Уостер велел купить хорошего зерна на Йоркской ярмарке для весеннего посева.
– Так чем же вы недовольны? – аббатиса Клод раздраженно повела плечами.
Старичок замялся, откашлялся и как бы виновато проговорил.
– Так за то зерно, что мы привезли сегодня в замок, стало быть, нам ничего не заплатили.
Женщина не смогла сдержаться и громко рассмеялась.
– Так значит, за свой ежегодный оброк вы еще и платы захотели? По-вашему не вы должны хозяину платить, а он вам. А скажи-ка, старик, вижу, что лет тебе предостаточно, помнишь ли ты, как вы платили свой оброк старому лорду Грегари? Ну-ка, отвечай!
Старик сразу поник и опустил лысую голову.
– Как не помнить, ваша светлость, помню, еще как помню. У меня от этого оброка на спине до сих пор следы остались.
– Значит, когда вас плетью били, это вам нравилось, а теперь вам золото дают, и это вам не по душе, – аббатиса Клод вынесла свой приговор. Она выпрямилась в седле и гордо вскинула голову. – Я отдала вам в пользование десятую часть земли, чтобы вы сами смогли прокормить себя и свою семью. Я освободила вас от ленной повинности в самом замке, где вы раз в шесть дней должны были работать на конюшнях и в овчарнях. Я выхлопотала у самого короля разрешение не отсылать в его войско каждый год по десять новобранцев, а только на случай войны. Я велела давать вам золото на покупку хорошего зерна для будущего урожая, а не сеять в землю полусгнившее за зиму в амбарах сырое зерно. За последние десять лет ни разу плеть не хаживала по вашим убогим спинам, и вам этого мало?
Спокойный и тихий голос аббатисы под конец её речи перешел на крик. Когда она закончила, над толпой пролетел еле слышный шепот. Старик отступил от лошади аббатисы назад и согнулся в глубоком поклоне.
– Простите, леди Грегари, сослепу не признал вас сразу. Простите вашего слугу, всех нас простите. Да продлит Господь ваши лета, чтобы жили вы в довольствии и радости! Значит, вы наконец-то вернулись! Вот новость-то какая, всем расскажу….
Но аббатиса уже не слышала бормотание старика, пришпорив свою лошадь, она переехала через деревянный мост и спешилась возле главных ворот замка. Трое шотландцев последовали за ней. Но не успела аббатиса поднять руку, чтобы постучать железной колотушкой, как тяжелые дубовые ворота сами распахнулись перед ней. Крик радости и изумления вырвался из груди могучего великана, который предстал перед удивленной женщиной. Он развел свои широкие руки в стороны и застыл в ожидании дружеских объятий. Аббатиса Клод, не раздумывая, бросилась навстречу сэру Уостеру. Это был именно он.
Вот уже третью неделю бывший храмовник каждое утро поднимался на главную башню замка и подолгу вглядывался в туманную даль. Он ждал, не появится ли именно сегодня на пустынной дороге карета или одинокий всадник, в котором он сразу бы заприметил знакомый силуэт. И вот сегодня это чудо наконец-то произошло. Ему не трудно было распознать в монашеском одеянии свою старую знакомую, хотя не виделись они уже целых шесть лет. С большим трудом, превозмогая радостную дрожь в коленях, сэр Уостер спустился по крутой, башенной лестнице и сам открыл ворота.
– Джонатен! – воскликнула аббатиса, бросаясь в объятия радостного друга.
– Леди Габриэлла! – тихо и почти нежно проговорил взволнованный сэр Уостер, бережно обнимая хрупкую женщину. Аббатиса Клод взглянула в глаза преданного друга, и если бы тот вовремя не отвёл свой взгляд в сторону, то она могла бы поклясться, что в глазах бывалого крестоносца блеснула слеза.
Пока они обменивались первыми словами приветствия, весть о приезде хозяйки облетела весь замок. Со всех сторон на небольшой, внутренний дворик сбегались слуги, пастухи, конюхи, кухарки, поварята и прочая челядь посмотреть на свою леди Грегари.
Аббатиса радостно вошла в обступивший её круг знакомых лиц и успевала с каждым поздороваться и даже вспомнить имена своих старых преданных слуг.
– Генри, как поживают мои лошади? Все ли здоровы? … Феб, на сколько голов разрослось наше стадо овец за последний год?… Мэри, ты уже вышла замуж? А сколько у тебя ребятишек? Уже трое? … Сьюзи, как поживает твоя матушка в деревне? Помню, ты всегда жаловалось, что она даже летом умудрялась прихватить простуду?…
На веселые приветствия хозяйки слуги также отвечали шутками и смехом. Всеобщая радость захлестнула всех собравшихся во дворе. Повсюду слышалось ликование и взрывы хохота. Так аббатиса Клод продвигалась через толпу, а за ней с суровыми лицами следовали шотландцы. Слуги приветливо поглядывали на незнакомых гостей и тихо обсуждали их внешний вид. Кевин дал знать своим людям, чтобы те не ввязывались ни в какие перепалки со слугами аббатисы и вели себя достойно. Позади Бьюкененов грозно шествовал сэр Уостер и своим молниеносным взглядом пресекал всякие колкие замечания и женские шуточки в адрес гостей.
Толпа медленно расступилась перед высоким каменным крыльцом. На ступенях стояла и смиренно ждала своей минуты леди Уостер. Заметно располневшая после второго ребенка, она была немного смущена тем, что её давняя подруга после стольких лет осталась всё так же стройной и грациозной. И теперь с замиранием сердца женщина ждала осуждающего приговора.
Смех и радостные крики постепенно стихли, воцарилась напряженная тишина. Аббатиса Клод невольно обратила свой взгляд на одиноко стоявшую бледную женщину. Она подошла ближе, поднялась на первую ступень.
– Розамунда?! – и радость, и удивление, и восторг, но только не разочарование было в этом крике. И в этом была Габриэлла, её Габриэлла! Леди Уостер кинулась, насколько это было возможно на крутых ступенях лестницы, навстречу подруге, и женщины крепко обнялись.
В ту же минуту по толпе прокатилась волна облегчения, и снова возобновился громкий радостный рокот. Но приказ сэра Уостера был услышан всеми. Слуги один за другим разбегались по двору, выполняя распоряжения своего управляющего и готовясь к празднику. Лихорадочная кутерьма захлестнула всех: на скорую руку резали петухов и цесарок, закололи трех овец и четырех поросят, пересмотрели все погреба и откупорили новый бочонок молодого вина, разжигались печи и коптильни, огромные бочки наполнялись горячей водой, чтобы гости смогли помыться после долгой дороги, месилось тесто, подрумянивались огромные пироги, готовились закуски. И все это делалось быстро, бегом, с шутками, с радостью, с любовью.
Никто не ожидал, даже сэр Уостер, что появление хозяйки, которую слуги не видели более шести лет, произведет в замке такой переполох.
– Да… – задумчиво произнес Джонатен, усаживаясь в деревянное кресло, когда его супруга и аббатиса Клод, а также представленные ему гости из соседней Шотландии собрались в огромном зале для пышных торжеств. – Я даже и не думал, миледи, что ваши люди всегда останутся вашими людьми и будут преданы вам до конца своих дней. Поверьте мне, я немало повидал слуг и при дворе короля, и во дворцах знатных лордов, но нигде не видел того, что сейчас творится у нас в замке. Чтобы так любили свою хозяйку… – сэр Уостер многозначительно поднял указательный палец вверх. – Для меня это самая большая загадка.