Аббатиса Клод просто улыбнулась. Она предложила Кевину и его брату присесть на широкую скамью возле огромного камина. Могучий Билли не поддался на уговоры приятелей подняться вместе со всеми в залу, а предпочел остаться незамеченным на кухне. Несмотря на свой огромный рост, он немного побаивался аббатису и тем более обитателей замка. Чтобы не стесняться, как деревенский увалень, светской беседы, Билли примостился на табурете в углу кухни и смиренно наблюдал за работой кухарки и поварят.
Теперь, когда первое впечатление немного улеглось, и сердце стало биться ровнее, аббатиса Клод могла позволить себе оглядеться вокруг. Большая зала для приема гостей, где на стенах висели родовые флаги и гербы, портреты её предков, братьев и отца, напомнила о минувших годах и переживаниях. Вихрем пронеслись они перед глазами уставшей аббатисы. Не было уже той маленькой, беззаботной девочки, не было и смелой, отважной девушки, осталась только одинокая, смиренная аббатиса Клод, у которой хотели отобрать последнее: этот замок, эту огромную, холодную залу, эти воспоминания. Неведомая рука сжала горло женщины и не давала свободно дышать. Перед ней на портретах были последние из рода Грегари, те которые так и не вернулись сюда, чтобы продолжить свой род.
Легкая рука леди Уостер коснулась плеча аббатисы. Та невольно вздрогнула и улыбнулась.
– Что с тобой, Габриэлла? Воспоминания?
– Да, – тихо ответила женщина. – Наверное, это единственное, что у меня осталось.
– Не говори так, дорогая Габриэлла, или тебя уже нельзя так называть? – спохватилась леди Уостер. – Твой сан… и вообще…
– Вы можете называть меня, как вам угодно. Для всех других я просто аббатиса Клод, не больше.
Сэр Уостер встал со своего места, подошел к женщинам и, взяв обеих подруг под руки, подвел к большому длинному столу и каждую усадил на стул. Сам стал во главе стола и с поклоном к аббатисе и к своей жене сел на красивое, резное, высокое кресло.
– С вашего позволения, леди Грегари, – обратился он к аббатисе Клод. – Нам очень многое нужно вам поведать, так что прошу вас выслушать нас.
– Начните с самого главного, Джонатен, – подсказала аббатиса. – Хотя мне уже почти все известно. Я была у архиепископа. Он рассказал мне, что король Иоанн решил заполучить и мое наследство, и наследство леди Хопкинс.
– Да! То есть, нет, – сэр Уостер смутился. – Вернее сказать, он дал мне понять недвусмысленными намеками, что желал бы увидеть эти поместья в числе своих собственных владений, и поэтому я забеспокоился, а моя драгоценная супруга, – он пожал руку леди Розамунде, – после того, как я поведал ей свои опасения, и вовсе потеряла и сон, и аппетит. Мы решили не откладывать это на потом, леди Габриэлла, и попросили мэтра Доне поскорее вызвать вас из монастыря, чтобы здесь уже всем вместе решить, что нам делать. Лично я, – тут бывший храмовник встал и торжественно возложил свою правую руку на сердце, – если возникнет такая необходимость, буду защищать замок Грегари до последней капли крови.
Леди Розамунда стиснула побелевшие пальцы в кулаки и засопела носом. Аббатиса Клод мысленно поблагодарила Господа за то, что он послал ей таких друзей. Она согласно кивнула головой и произнесла.
– Будем надеяться, что до этого дело не дойдет. Если Иоанн захочет взять замок приступом, то наше немногочисленное войско из слуг, дорогой Джонатен, все равно не устоит перед наемной армией короля. Тем более, вы сами хорошо знакомы с подлостью его баронов, когда король был просто герцогом Джоном. Нет, сэр Уостер, нам нужно придумать что-то другое. То, что отобьет у Иоанна охоту посягать на эти поместья и надолго.
В самом дальнем углу залы медленно отворилась дверь. На пороге появилась белокурая девушка в простом, домашнем платье из грубого полотна. За руку она держала маленького мальчика в нарядном, видимо для такого случая, синем камзоле. Малыш, завидев чужих людей, обхватил свою няню за ногу и не хотел двинуться с места.
– Ну, и что ты там застыл, Ричард, иди скорее сюда, – прокричал сэр Уостер.
Громкий голос отца немного приободрил мальчугана, и он медленно стал продвигаться вперед, не отпуская при этом ногу юной особы. Зрелище было довольно смешным, но никто из взрослых даже и не думал улыбнуться.
Подойдя ближе к столу, Ричард стрелой кинулся к сэру Уостеру и спрятал свое лицо в складках отцовского камзола.
– И это приветствие? – удивилась аббатиса. – Тебя назвали Ричардом в честь нашего доблестного короля-крестоносца, а ты даже боишься показаться на глаза гостям!
– Но ему всего лишь пять лет! – леди Розамунда попыталась оправдать поведение своего любимца. На что сэр Уостер резко махнул рукой и добавил громким голосом.
– Ричард! Хватит позорить меня перед этой леди и её друзьями. Ты уже не маленький, и должен вести себя подобающим образом. Иди и поприветствуй наших гостей.
Малыш минуту думал, затем одним глазом из-под складки одежды посмотрел на странную женщину в сером одеянии монахини, как бы оценивая дальнейшее событие. При этом он заметил, что эта женщина почему-то ему подмигивает левым глазом и совсем незаметно улыбается. Малыш выпрямился и смело шагнул к незнакомой леди, протянул ей свою маленькую ручонку, лукаво улыбнулся и произнес:
– Приветствую вас, леди.
На аббатису Клод смотрели голубые глаза Розамунды, и её улыбка украшала ангельское лицо ребенка. Курчавые пепельные волосы волнами спадали на хрупкие плечи и колечками вились вокруг высокого лба.
– Не правда ли, дорогая Габриэлла, он очень мил, – с гордостью произнесла счастливая мать.
– Более чем, Розамунда, более чем, – задумчиво ответила аббатиса. На что сэр Уостер сердито заметил.
– Да, внешний вид, как некстати, удался. Будем надеяться, что силой и отменным здоровьем этот малыш пойдет всё-таки в меня.
Аббатиса Клод бросила укоризненный взгляд на недовольного отца и обратилась к ребенку.
– Я очень рада, что наконец-то познакомилась с вами, сэр Ричард Уостер.
Она осторожно обняла малыша и почувствовала, как бешено бьется в детской груди маленькое сердечко. И на душе у нее стало спокойно и светло. Аббатиса усадила малыша на свои колени, и он даже не возражал против такой фамильярности со стороны незнакомой тети, которая к тому же оказалась совершенно нестрашной, а даже красивой.
– Вы не узнаете меня, леди Габриэлла? – белокурая девушка отважилась на нескромный вопрос и ближе подошла к столу.
Аббатиса внимательно осмотрела юную особу. От её глаз не укрылось ни ропотное волнение, ни беспокойное ожидание. И всё-таки она решила немного подшутить над несчастной девушкой.
– Леди Розамунда, – обратилась аббатиса к подруге, – ты приняла в няньки своему сорванцу новую служанку из соседней деревни?
Леди Уостер от удивления всплеснула руками, и лицо её от волнения стало покрываться красными пятнами.
– Что ты, что ты, Габриэлла! – воскликнула Розамунда. – Ведь эта твоя Мария! Леди Хопкинс!
– Ну, конечно, я узнала её, – рассмеялась аббатиса. – Иди ко мне, моя девочка, я обниму тебя.
Мария вытерла на ходу непрошеные слезы и, больше уже никого не стесняясь, обняла свою покровительницу и расцеловала в обе щеки. При этом маленький Ричард не захотел покидать колени аббатисы, этим он немного помешал крепкому объятию, да ещё умудрился ущипнуть Марию за локоть. Та от неожиданности вскрикнула и погрозила мальчику кулаком. Аббатиса Клод усмирила Ричарда и усадила девушку рядом с собой.
– А как твое поместье и замок, Мария? Ты наведываешься туда? Кто там сейчас управляется?
– Последний год там прекрасно справляется со всем хозяйством Том, – ответил за юную леди сэр Уостер. – Вы помните его, миледи? Это ваш слуга.
– Я очень хорошо помню Тома, и никогда о нем не забывала, – проговорила аббатиса.
– Он следит там за всеми слугами нашей леди Хопкинс. Неплохо разбирается в земледелии и разведении овец. Ему помогает Робин. Мальчик уже совсем вырос и стал взрослым. Кто-то из слуг уже поехал за ними, чтобы предупредить о вашем приезде. Вы скоро их увидите, миледи.
– Прекрасно! Я с удовольствием встречусь с ними, – ответила аббатиса Клод. – Так ты целый год живешь здесь, Мария, как и прежде?
– Конечно, леди Габриэлла, – девушка опустила голову. – Я наведываюсь в замок брата, но не больше, чем на три дня, и возвращаюсь обратно. Там я одна, а здесь Ричард, маленький Джеринальд, леди Розамунда, сэр Джонатен, и… Ну, в общем здесь у меня есть семья, а там только холодный склеп.
Аббатиса стиснула узкую девичью руку.
– Не печалься, Мария. Я очень хорошо понимаю тебя. Ведь у меня не осталось даже могилы ни отца, ни братьев, а мать умерла так давно, что последнее время я даже не могу вспомнить её лица. Не печалься, девочка! Ведь тебе только шестнадцать лет, и вся жизнь у тебя только начинается.
Кевин и Эдвард были приглашены за обеденный стол. Младший Бьюкенен был так заинтересован юной леди, что просто не сводил с неё глаз. Кевину даже пришлось незаметно под столом наступить брату на ногу, чтобы тот хоть немного отвлекся от пленительного образа девушки. Такое поведение Эдварда не ускользнуло и от взгляда аббатисы. Она сразу поняла, что Мария понравилась юному шотландцу, и поспешила развеять его мечты о сватовстве.
– А что, дитя мое, есть ли у тебя уже жених на примете?
– Нет, леди Габриэлла, – последовал тихий ответ смущенной девушки. При этом леди Розамунда довольно заулыбалась, а аббатиса Клод уже пожалела о заданном вопросе потому, что лицо Эдварда, который прекрасно все слышал, озарила радостная улыбка.
– Тебе уже шестнадцать, а еще нет жениха? – возмутилась аббатиса Клод и вопросительно уставилась на леди Розамунду. Та пожала плечами и проговорила так тихо, чтобы ответ смогла услышать только её подруга.
– Кто бы говорил! – Но тут же осеклась и пожалела о своих словах потому, что лицо у аббатисы еще больше вытянулось и окаменело.
– Прости меня, Габриэлла! – взмолилась леди Уостер. – Я не хотела тебя обидеть. Бог свидетель, я каждый день молюсь, чтобы у тебя все было хорошо.
– У меня и так все хорошо и без ваших молитв, – аббатиса резко встала и отошла к узкому венецианскому окну, выходящему во двор.
Через разноцветное стекло почти ничего не было видно, что делалось во дворе, но аббатису это совершенно не беспокоило. Её захлестнула боль, обида и зависть. Столько лет она скрывала эти чувства в себе, чтобы они не смогли вырваться наружу и целиком завладеть ею. Все эти годы она уверяла себя, что все забыто, прошло, кануло в лета. И вот, стоило только ей вновь появиться там, где она была счастлива, где она любила и была любима, все опять вернулось снова. Гнев и досада вырвались наружу. Гнев за то, что её единственная подруга не смогла сдержать свой язык, и досада на саму себя за то, что она не может больше сдерживать своих чувств.
Сэр Уостер делал непонятные знаки жене. Леди Розамунда, чувствуя свою вину, уже была готова разрыдаться при гостях, но увидев осуждающий взгляд мужа, тихо встала из-за стола и покинула зал. Сэр Джонатен осторожно подошел к аббатисе. Та не повернулась. Тогда бывший храмовник начал издалека.
– Все мы были опечалены такой скорой кончиной короля. Всё случилось так быстро… Но больше всего нас опечалило ваше решение, леди Габриэлла, покинуть Англию и поселиться в стенах далекого аббатства. Моя жена до сих пор не может поверить, что вы покинули её своим расположением, и ваш быстрый отъезд… Я просто хотел сказать, – забормотал раздосадованный храмовник, – что мы все помним и глубоко уважаем ваши чувства к нашему королю, то есть покойному королю Ричарду, то есть… – сэр Уостер окончательно запутался и сбился.
– Аминь, – произнесла аббатиса Клод и повернулась к старому другу. – Не беспокойтесь, Джонатен. Я знаю, что Розамунда не хотела обидеть меня. Она просто не подумала прежде, чем сказать… А почему она ушла? Нужно позвать её. Я ещё не видела вашего Джеринальда. Пусть его принесут, ведь он, кажется, ещё не умеет ходить.
– Ну, что вы, миледи! Он только научился сидеть, ему нет и полгода. Я сейчас крикну служанку, и она позовет сюда няню с ребенком.
Сэр Уостер заметно приободрился и даже повеселел. Он кинулся к двери. На пороге стояла леди Розамунда. Её вид заставил мужа застыть на месте. Лицо леди Уостер было белым, как снег, широко открытые глаза не мигали, рот раскрывался, но совершенно беззвучно, руки судорожно сжимали горло.
– Что случилось? – вскричал сэр Уостер, и многоголосое эхо громом ударилось в высокий потолок огромного зала. Леди Розамунда продолжала беззвучно открывать рот. Тогда аббатиса Клод подошла к столу, быстро наполнила кубок вином и поднесла его к губам несчастной женщины. Она заставила леди Уостер сделать несколько глотков, и когда у неё зарозовели щеки, спокойно спросила.
– Кто?
– Король, – прошептали бескровные губы леди Розамунды, и она тут же упала в обморок на руки подруги.
Глава четвертая
Иоанн Английский, прозванный в народе Безземельным, правил королевством уже шесть лет. Он получил всё, что так страстно желал всю свою жизнь: власть, богатство, почести, беспрекословное повиновение своих вассалов, обширные владения, дворцы, замки, крепости. Но чтобы не имел король Иоанн, он хотел иметь больше. К его порокам: жадности и алчности, прибавился еще один – трусость. В отличие от своего венценосного брата-крестоносца Ричарда, покорителя Акры и Крита, Иоанн за два первых года правления из-за трусости и нежелание воевать с Францией, потерял почти все земли на материке, за которые Ричард отдал свою жизнь.
Английский народ был разочарован поведением своего короля, а новые налоги и поборы, которые он ввел, не считаясь ни с законом, ни со старыми обычаями, совсем не по нраву пришлись не только деревенским беднякам, но и городским торговцам. Народ пока потихоньку, но начинал волноваться. Даже любимые бароны короля стали последнее время роптать уже не шёпотом, а в полный голос. Нашлись такие, которые осмелились не повиноваться своему королю. Они не платили налогов, не являлись на Высокое собрание, не участвовали в походах и не спешили открывать ворота своих замков перед высочайшим гостем. Но таких было немного. В окружении короля еще достаточно было преданных и подкупленных людей. На них-то он и полагался.
Наказывать же непокорных открыто и принародно Иоанн боялся. У него хватало ума не вешать и не четвертовать знатных баронов и рыцарей. Он понимал, что его власть держится на очень зыбкой почве. И как только он открыто начнет подавлять неповиновение своих благородных вассалов, эта почва совсем уйдет из-под его ног.
Трусливый король избрал другой выход. Всевозможными способами он ухитрялся избавляться от нежелательного вассала, при этом все имущество до последнего крестьянина переходило во владения Иоанна. Он убивал сразу двух зайцев: обогащался еще больше и избавлялся от мятежников. Конечно, каждый случай тщательно обсуждался советом лордов. Но перед ними всегда приводились такие веские доказательства и предоставлялись такие подлинные свидетельства, что Иоанн пока не знал поражений. Его личное состояние удвоилось, казна всегда была полна, но только тоже личная. Королевская казна в Лондоне, которая находилась под присмотром казначея и лордов, давно уже не слышала звона монет в своих сундуках. Золото, оставшееся от сокровищницы Ричарда Львиное Сердце, быстро иссякло, а новое не спешило её пополнить.
Излюбленным занятием Иоанна, стали охота и турниры. Охота проводилась каждую неделю, и не во владениях короля, а в лесах его вассалов. Любая такая охота стоила огромных затрат, и могла даже стать причиной разорения хозяина поместья, где вздумалось поохотиться его величеству. Ведь Иоанн приезжал не один, а с целым двором и баронами. Всех надо было разместить на ночлег, накормить, обогреть комнаты, приготовить огромные бочки с горячей водой, чтобы король смог помыться после длительной и изнурительной скачки. И так продолжалось не один день, и не два. Лишь когда королю шептали на ухо, что в соседнем графстве видели замечательного оленя или превосходного кабана, он мог всего за один час собрать весь свой двор, любезно распрощаться с гостеприимным хозяином и быстро уехать. Теперь уже соседу придется ублажать венценосного гостя.