– Стой! – толстяк остановился, посмотрел на руку. Ее не было по локоть, фонтан крови тек из раны.
–Ну, толстый, скажи, больно тебе?
–Нет, – удивленно ответил он и рухнул на землю без сознания.
–Теперь, господа, ваша очередь смерть принимать.
–Убейте его! – заорал Хряк двум оставшимся охранникам. Но те закрыли глаза в ожидании смерти, бормоча что-то себе под нос, по-видимому, молитву.
–Вот так будет правильно, помолитесь перед смертью, хотя грехов у вас очень много, но, может, они будут вам отпущены.
С этими словами Богдан махнул двумя шашками, и головы покатились с плеч палачей.
–С этими разобрался. Теперь, свинья, что с тобой делать? Как ты хочешь умереть – быстро или медленно?
Хряк молчал, только плакал, как ребенок.
–Если ты бы меня пытал, я может тебя и простил, но ты, гад, моего лучшего друга покалечил. Вот этого я тебе не прощу, и умирать ты будешь лютой смертью. Я тебе, пожалуй, отрублю обе руки, отрежу язык и отпущу.
При этих словах Хряк как бы ожил, он согласен был лишиться рук и языка, но сохранить свою подлую жизнь. Богдана это поразило до глубины души, он не понимал человека, который готов лишиться добровольно рук и языка в обмен на жизнь.
–Ну, я вижу, ты согласен. Тогда собери своих палачей в одну кучу и сожги их. Хряк начал таскать бывших своих подданных в кучу. Он с легкостью поднимал их и складывал их друг на друга. «Силен, однако», – подумал Богдан. Когда Хряк взялся за того, у которого не было руки, то тут же отпрыгнул от него.
–Ой, он живой,– почти плача, сказал Хряк.
–Души его.
Ревизор дрожащими руками взялся за горло своему сослуживцу, тот преданными глазами смотрел на Хряка, не говоря ни слова, Хряк душил его до тех пор, пока безрукий охранник не закатил глаза. Казак с ужасом смотрел на то, как палачи изводят друг друга. Не выдержав такого зрелища, подошел и отрубил голову Хряку. Голова отлетела на два шага, а тело, будто не согласное со смертью, пыталось встать и билось в судорогах, заливая все вокруг кровью. Богдан взял его за ногу, оттащил в кучу, потом обложил всех ветками деревьев и поджег. Сухие сучья быстро разгорелись, по маленькому леску пошел запах горелого мяса. Богдан смотрел, как горят останки этих плачей с большим для себя удовлетворением, ничуть не сожалея о содеянном, а скорее, наоборот. Он отомстил за друга. Казак посмотрел на дорогу. Хорошо, что никто не проезжал и не видел того, что происходило здесь не так давно. Надо ехать, найти карету и спрятать ее, а лошадей отпустить. Так, рассуждая, он подошел к коню и увидел голову Хряка. Она лежала в стороне, и широко открытые глаза смотрели так злобно, с лютой ненавистью, что у Богдана даже мурашки прошли по спине.
–Вот сволочь!
Богдан взял из седла револьверы, подошел к голове и выстрелил в упор сразу из двух. Его лицо как-то искривилось и стало еще страшнее. Богдан пнул голову, она отлетела в кусты. Садясь на коня, он еще раз взглянул на костер, он горел, а в нем горели пять извергов. Что не сгорит, то волки да собаки доедят. Ударив коня, он понесся, что есть силы, мчась от этого страшного места. Богдан гнал коня во весь опор, но кареты все не было. Уже начинало темнеть. Дорога вела в более темный и густой лес. Немного замедлив ход, он сразу увидел карету. Подъезжая ближе, разглядел вокруг кареты десяток хорошо вооруженных людей. По одежде он сразу понял – это разбойники. Но как узнать: они хорошие или плохие Широбокова или, может, какие еще? Все они были небрежно одеты: кто – в крестьянской одежде, кто – в казацкой.
–Ты кто? – спросил мужик с большой бородой.
–Я – казак. А ты кто?
–Проезжай, куда ехал.
Богдану хотелось поговорить, узнать про Пономаря, как он там живет, но разговор не ладился.
–Братья – разбойнички, а скажите, нет ли среди вас Генки Пономарева.
Бородатый прищурил глаза: -А ты откель его знаешь?
–Служили вместе. Я помог ему бежать.
Но бородатый не шел на разговор, уж очень он осторожен.
–Ладно, борода, не хочешь говорить – не надо, поехал я, пора мне. Коней возьмете себе?
Бородатый продолжал смотреть, не отвечая на вопросы.
–Немые, что ли вы ?– обиженно сказал Богдан.
–Слышь, казак, а ты не знаешь, где люди из этой кареты?
–Разве они люди?
–Где они?
–Нет их больше. Они друга моего покалечили, за это я их порубил на куски, – со злобой сказал Богдан.
–Спасибо тебе, казак, ты нашу работу сделал. Что Пономарю передать?
–Я так и думал, что вы хорошие разбойники. Привет от … друзей служивых.
Богдан не стал говорить свое имя, чтобы его не сочли за болтуна.
–Ну, прощевайте, живы будем – свидимся.
Бородатый подошел поближе к Богдану:
–Друг, ты передай там, кому следует, что горцы с турками большую силу собирают, скоро ударят. С артиллерией идут.
–Откуда знаешь?
–Человек наш у них есть, да и следим мы за всеми их передвижениями.
–Спасибо на добром слове. Прощайте.
–Прощай, казак. Дай бог тебе всего.
Богдан развернул коня и поскакал. Проезжая мимо костра, остановился. Огонь еще горел. Конь нервно дергался, было понятно, что на запах пришли волки. Их не видно, но конь уже учуял. Богдан отпустил поводья, и конь сам его понес по знакомой ему дороге, поднимая столб пыли.
Стемнело. У ворот его поджидал Остап, он тревожно смотрел ему в глаза, взглядом спрашивая результат его поездки.
–Все хорошо. Убил и сжег.
–Собакам – собачья смерть, – сказал Остап.
Из темноты к нам подошел полковник.
–Кузьмин, ты где был?
Богдан опустил голову и молчал. За полковником подошел Семкин.
–Казак, ты меня плохо слышишь? Я спросил: ты где был?
–Ваше благородие, я вам не хочу врать, а правды сказать не могу.
Полковник подошел к коню, взял револьверы, понюхал стволы. Потом подошел поближе и в упор смотрел на Богдана, но уже, казалось, не злым взглядом.
–Сергей Александрович, снимите караул у Абрамова.
–Да, но…
– Что – но, майор? Думаете, куда он ездил? Из револьверов по воронам стрелял?
–Так ты что, Хряка убил? – с улыбкой во весь рот спросил Семкин.
Богдан, не зная, как себя вести, просто молчал.
–Ну, что, майор, нам с ним делать?
–Урядника ему дадим. Я думаю, заслужил.
–Майор, вы разговариваете с низшими чинами!
–Я, Аркадий Степаныч, с такими казаками в любой бой, на любого врага пойду.
–Делай, что хочешь, – махнув рукой, сказал полковник и пошел спать.
–Ну, Кузьмин, порадовал ты меня. Только скажи точно: он здесь больше не появится?
Богдан молча покачал головой.
–Ну, молодец, такого хряка завалил. – Семкин говорил, как будто про кабана, даже не про человека. Это, наверно, потому, что не был Хряк человеком, и много он горя сделал людям. И если бы он доехал до Тифлиса, и полковнику, и майору, тоже пришлось бы плохо.
– Молодец, такого Хряка завалил. Хорошо себя в бою покажешь, последуют за тобой казаки, на повышение пойдешь.
–Слушаюсь, вашбродь.
–Только хочу сказать, казаки, смотрите, не болтайте лишнего, крыса у вас в сотне.
–А кто, вашбродь?
–Честное слово, казаки, не знаю, догадываюсь, но не точно. Сам не люблю таких. Узнаю – скажу. Ну, а за друга не переживай. Я сейчас от него. Капитан закончил осмотр. Язык его цел, просто покусал. Ногти нарастут. Мизинца половины лишился, но могло быть хуже. Спит он, утром навестишь.
–Вашбродь, я там людей встретил. Они говорят, что горцы с турками большие силы собирают, артиллерия у них. Много турок.
–Кто сказал?
–Я говорю – люди. И говорят, что скоро начнется.
–Спасибо, казак, ступай спать.
Семкин задумчиво посмотрел на штаб, полковник был еще там, и он направился к нему.
–Аркадий Степаныч, разрешите?
–Заходи. Что не спишь, поздно уже.
–Кузьмин встретил людей там, по их сведениям горцы заметно активизировались, собираются большими отрядами, среди них много турок, артиллерия.
–Так, начинается. Как там Кузнецов? Завтра от него должен гонец быть.
–А если не будет?
–Значит, полусотни уже нет.
–Кузнецов – бывалый офицер, и казаки лихие. Аркадий Степаныч, может нам послать гонца в Тифлис, сообщить про готовящиеся военные действия?
–А что мы можем сообщить? Только то, что по сведениям каких-то людей на нас скоро нападут, – полковник достал сигару, с задумчивым видом прикурил.
–Не знаю, майор, что делать. Получается так, что сведений у нас о враге много, а сообщить нам нечего. Если мы сообщим, а сведения не подтвердятся, нам влетит по самое…
–Аркадий Степаныч, по нашим сведениям у горцев с помощью турок войско может достигать до двадцати тысяч, и единственной преградой являемся мы с двухтысячным гарнизоном. И продержаться нам тут…
Семкин задумался, представил себе, как гарнизон будет отбиваться от врага с многократно превосходящими силами.
–Сергей Александрович, если так случится, то мы не продержимся и двух часов. Здесь у нас нет никаких укреплений, а те, которые были, армяне разобрали на строительство домов. Завтра в самом узком месте ущелья будем строить укрепления, чтобы мы могли хоть какое-то время продержаться до подхода основных сил.
– Ну, что ж, спокойной ночи, Аркадий Степаныч.
Семкин вышел из штаба. Уже совсем стемнело. Он жил в офицерском доме на территории гарнизона с женой и сыном. Проходя мимо лазарета, он увидел огонек: кто-то курит и кашляет.
–Кто там?
– Я, вашбродь, Кузьмин.
–А, Богдан, что не спишь? Я же сказал, что с ним все в порядке. Заживет на нем, как на собаке. Молодой ведь еще.
–Да я не про то.
–А что тогда?
Богдан замешкался.
–Ну, садись, рассказывай.
Семкин присел на скамью, рядом устроился Богдан.
–Ну, рассказывай, что случилось. Ты весь какой-то встревоженный.
–Вашбродь, я раньше не убивал. Там в лесу как-то было нормально, а вот теперь – мандраж, ведь люди это.
–Нет, Богдан, это не люди. По их поступкам, тем пыткам, что они с людьми творили, – это дьяволы во плоти, и не переживай. Ты освободил мир от сатаны, многих казаков от смерти спас. Ты, казак, на войне, здесь надо как бы сердцем зачерстветь.
Семкин достал из кармана рубль, протянул его Богдану.
–Вот тебе, казак, рубль, хорошую ты службу сослужил. Я пять лет назад, будучи капитаном, тоже попал к Хряку на экзекуцию. – Семкин показал руку. При свете луны Богдан увидел искореженный ноготь.
–За что?
–Не знаю, доносчик у нас тут, есть он и в вашей сотне. Что уж он там ему написал, только попал я хорошо.
–Значит, он может писать?
–Кто?
–Доносчик.
–А, ну да.
–Вашбродь, я его вычислю. Ведь не так много в нашей сотне грамотных. И откуда он посылает письма?
–Из города. Давай, Богдан, вычисляй. Если какая помощь нужна, то обращайся.
–Хорошо, спасибо.
–Бери рубль, что смотришь.
–Нет, спасибо, не возьму.
–Ну, как хочешь. Давай, казак, пойдем спать.
Майор встал, посмотрел еще раз на звезды и пошел по направлению к дому. Богдан посидел немного и тоже пошел спать.
Утро следующего дня выдалось дождливым. На Кавказе очень быстро меняется погода. Сначала идет дождь, а через час может ярко светить солнце. Весь гарнизон: казаки, пехота, канониры – строили укрепления в ущелье. В самом узком месте ширина была метров пятьсот. Края ущелья уходили в горы, не позволяя врагу обойти. Дальше, на сколько хватало глаз, была открытая площадка. Ровно посередине с гор тек большой ручей с очень холодной водой и быстрым течением, перейти его невозможно – вода сбивала с ног. Через ручей строили мостик. Небольшой, но крепкий, для пушек. По ущелью ходили тысячи солдат, собирая камни и складывая их в укрепления, оставив только дорогу и ручей. Остап с Богданом собирали камни, носили их в кучи.
–Надо собрать отсюда все большие камни, чтобы врагу негде было укрыться от наших пуль, – сказал Богдан Остапу.
–Да, большие соберем, откатим, на конях оттащим, а маленькие – зачем? Пусть валяются!
– Как «пусть валяются»! Ведь за них будут прятаться и вести по нам огонь.
–Богдан, послушай. После первого нашего залпа здесь будут валяться сотни трупов, они за них будут прятаться. Понял? Укрепления строим мы хорошие, надежные, оборону держать будет удобно, но вот места для отхода здесь нет, кругом чистое поле. Не выдержав натиска, мы побежим, а при отступлении нас прорубают, как котят.
–А что делать? – спросил Богдан.
–Эх, мать твою в душу. Да что уж тут сделаешь. Степанов все правильно сделал, место хорошее, с флангов не обойти, мешают горы. Враг будет на открытой местности, стрелки у нас хорошие, не одну тысячу положат, пока они дойдут до наших укреплений. Лютый враг нам достался, скажу тебе, бесстрашные, смелые воины, они будут идти вперед, даже твёрдо зная, что идут на смерть. Трудно воевать с ними, непонятны они русскому человеку, живут здесь, в горах, света белого не видят, помешаны на вере своей.
–А много их?
–Тысяч пятнадцать – двадцать, не больше. Да сдюжим, не боись. Приходится меньше, чем по десяти на брата. Это нормально. Приходилось и похуже.
–А хуже, это как?
–Хуже, это когда, мать твою в душу, сидишь с винтовкой в руках, а в ней патронов нет, враг в тебя стреляет, голову не высунуть. А нашему командованию плевать, есть у тебя патроны или нет. Вот это самое обидное для солдата на войне. На моей памяти очень многие солдаты погибли из-за плохого снабжения. Это, знаешь, как пуля в спину, от своих-то нет патронов, или есть, но не того калибра.
–Подожди, Остап, я что-то не пойму. Это что получается? Нас полковник предает, специально на смерть посылает?
– Вот, мать твою в душу, – расстроился Остап, – да причем здесь наш полковник? Он такой же солдат, как и мы, только полковник и смерть свою, если что, здесь с нами будет принимать.
–Остап, а ты его давно знаешь?
–Еще поручиком у нас, у казаков, был. Лихой казак, пулям не кланялся, но и зря наши головы не подставлял. Да, почитай, лет пятнадцать мы с ним вместе. Во многих битвах бывали, командир он правильный.
–А майор?
–Тоже молодец. Правильно воюет и солдат бережет, да и с юмором все нормально, пошутить любит.
–Подожди, что-то не сходится. Ты говоришь, что офицеры у нас хорошие, а как же избиения на плацу? Меня самого чуть не засекли.
–А кто тебя спас? Помнишь?
–Да, полковник. Так, ладно, полковника не трогаем.
–Майор, ты говоришь, что он хороший человек. А он Широбокова хочет поймать. Что на это ты скажешь?
–Да что тебе сказать. Для тебя атаман – герой, да?
–А для тебя что, нет?– Богдан бросил камень и сел на него. Остап присел рядом.
–Богдан, ты, мать твою в душу, не ори. Вот послушай. Атаман – герой, но только с одной стороны. А с другой – казну царскую украл.
–Да, украл и деньги нуждающимся погорельцам раздал.
Остап достал папиросу, прикурил, посмотрел на Богдана. Тот сидел и ждал ответа.
–А вот теперь послушай. А если на эти деньги нам должны закупить оружие, патроны, винтовки, пушки. И теперь их нам не привезут. А ты еще помнишь, что на нас идет враг, вооруженный до зубов? Их Турция снабжает, и в бою они патронов не жалеют. Что на это скажешь?
–Но ведь ты же сам помогал атаману.
–Помогал, и буду помогать впредь.
Богдан взял голову двумя руками и так сидел, покачивая ею.
–Для тебя это еще трудно, но потом поймешь. И запомни: на плацу никого зря не пороли. Ну, а кого за дело, тот не обижается и зла в сердце не таит. И вот еще что..
Вдалеке послышался топот копыт. Ехал Кузнецов с полусотней. Кричали казаки. Богдан и Остап встали, вышли на дорогу. Впереди ехал Кузнецов, голова наспех перебинтована, за ним следовал Кукла, единственный глаз которого смотрел только вперед, не обращая внимания на тех, кто стоит на дороге. Казаки еле держались в седле. По ним было видно, что приняли они хороший бой. Кони, опустив головы, часто дыша, еле передвигали ноги.
– Двадцать три, – сказал кто-то рядом.
–Здорово, станичные, – крикнул тот же голос.