–Здорово живем, что невеселые, о чем тоскуете?
–Вы расстреливать нас пришли, али как? – спросил здоровый мужик лет пятидесяти.
–А ты, что ж, в каждом казаке врага видишь? – спросил я.
–Да друзей нынче мало ходит! Шли бы вы отсюда подобру-поздорову.
–Игнат, перестань, что на людей бросаешься, они ведь тоже подневольные!– вступилась женщина, по-видимому, его жена. Но мужик этот не угомонился, он продолжал оскорблять и унижать нас. Я не выдержал, снял винтовку и ткнул ему в грудь:
–Ты, гад, оскорбляешь солдат его Величества? А ну, пошли к майору! – и дослал патрон в патронник. Игнат сразу замолчал, зато все бабы в голос заорали. Богдан тоже заорал на баб:
– А ну, пошли! Молчать! Отведем к майору, пусть он разберется. Будет знать, на кого орать, а то и вас отведу.
Бабы затихли. Не унималась только его жена, она плакала и просила отпустить.
–Руки за спину, пошел вперед! – я толкнул его в спину и он зашагал не спеша. В его глазах стоял страх, а мне не хотелось его пугать. Я собирался отвести его подальше, чтобы поговорить. Жена Игната не отходила ни на шаг, и с ней еще баб десять. Все они умоляли отпустить его. Я подошел поближе к мужику и на ухо шепнул:
–Где твоя хата?
–Нет хаты!
–А где была?
–Да вон, первой стояла.
–Тебе привет от атамана!
Он повернулся ко мне и посмотрел в глаза.
–Пошел, – и опять толкнул его в спину. Бабы уже просто завыли.
Игнат повернулся к ним и строго сказал:
–Цыц! Домой пошли!
Бабы остановились, перестали плакать. За нами не пошли, но и домой тоже не свернули, так и остались стоять на дороге. Я повесил винтовку на плечо и пошел рядом с Игнатом. Он засунул руки в карманы, сделал кивок головой – мол, идите за мной. Мы прошли за сгоревшую усадьбу, где нас никто не видел.
–Тебе атаман привет передавал? – спрашиваю его. Игнат спокойно стоял и смотрел на меня. Я понял, что тоже не доверяет, тогда достал мешок с золотом, открыл его и показал. Мужик обнял меня, поблагодарил .
–Спасибо вам, хлопцы!
–Нам-то за что, атаману «спасибо» скажешь!
–Вы тоже рискуете головой.
–Да ты нас на улице уже отблагодарил! – с обидой сказал Богдан.
–Вы, казаки, не обижайтесь. Сами посудите: в тот день, когда хаты наши сгорели, детишки казака видели. Вот мы и думаем, что это он поджог. Вот только зачем – не знаем. Сами смотрите, хата от хаты стоит далеко, ветра не было, не могли сами по себе сгореть двенадцать дворов.
– А как выглядел тот казак?
–С бородой, в годах.
–Вашу станицу сожгли, чтобы разбойников поймать! – сказал я.
«Неужели Семкин специально сжёг, – думал я, – как можно людей крова лишить ради поимки». Я попросил Игната присмотреть за оружием, что находится в его сгоревшей хате. Он с удовольствием согласился. Мы обнялись и простились. Богдан предложил:
– Давай по улице не пойдем, а свернём дворами.
Проходя мимо первого дома, я обратил внимание на Кузьмича – он лежал на телеге. Мне стало интересно, что же он мне ответит.
–Кузьмич, тебе помочь?
Он опять посмотрел на меня своим суровым взглядом:
–Что?
–Ну и таскай сам! – со злобой сказал я.
–Спасибо, ребята, я сам. Вы свою работу сделали, теперь мне работать надо.
–Какую работу?– спросил я и поставил на него такие же неморгающие глаза. Кузьмич засмеялся и опять лег в телегу.
Весь день и всю ночь мы провели в засаде. К утру вернулся майор с казаками. Семкин был очень зол. От казаков мы узнали, что он видел следы бандитов и догадывался, что их кто-то предупредил. Он долго ругал вахмистра, что тот проспал разбойников. Вахмистр клялся, что не спал, что караулил всю ночь. Поручик Чистяков был спокоен, он проспал все два дня и, отдохнувший, собирался в обратную дорогу. Поручик подошел к майору:
– Мы совершили ошибку, что в станицу вошли. Нам надо было встретить разбойников подальше отсюда. Их скорее всего предупредили станичные. А может, их и не было?
–Я видел свежие следы в лесу. Их было человек пятьдесят, трое конных шли в дозоре, не дойдя триста шагов, повернули назад. Может, и станичные предупредили, теперь можно только догадываться. Стройте казаков, поручик, поедем в гарнизон.
Назад мы ехали не спеша, казаки пели свои казачьи песни: то веселые, то грустные. Так и доехали. У ворот нас встречал полковник. Я сразу обратил внимание, что что-то не так. На территории гарнизона ходили посторонние люди, а раньше никого сюда не пускали. У офицеров были винтовки, а раньше они ходили с револьверами. Я в толпе искал есаула, но увидел его только около палатки. Рядом с ним стояла женщина в чадре. Меня как молния прошила, это же Даша. Я спрыгнул с коня и помчался к ней. Мы обнялись. Я прижал ее к себе так сильно, что окружающие обратили на нас внимание. У мусульман не принято так открыто выражать свои чувства. Даша сняла с головы платок, и ее длинные русые волосы упали ей на плечи. Полковник подошел к нам и тихо, спокойно попросил:
–Объясните, пожалуйста.
–Ваше благородие, это – моя невеста, – ответил я.
–Он правду говорит? – обратился полковник к Даше.
–Да, – она густо покраснела и спряталась за меня.
–К вечеру зайдете ко мне, – сказал полковник и пошел в штаб.
Я взял свою невесту за руку и пошел в палатку. Там сидели казаки, они сразу же вышли, дав нам возможность побыть наедине. Даша начала рассказывать:
– Как только вы уехали, наскочили воины Шамиля, армян стали резать. Среди них было много турок, те – вообще звери. Они пришли к нам в дом, мой хозяин угощал их. Там были его родственники, которым хозяин сказал, что на сегодня назначена свадьба. Но вскоре в дом ворвались солдаты, взяли меня и привели сюда под вашу защиту. Солдаты спасли много армян. Шамиль осадил гарнизон, но нападать не решился. Я рассказала офицеру про нас с тобой, и он помог мне. Его зовут Андрей.
К нам подбежал Бродов. Он по распределению попал в пехоту и двое суток прочесывал лес и побережье Дона.
–Коль, ну как там у вас, засада получилась?
–Серега, слышь, я у всех уже спросил, молодые не знают, а у старых спрашивать негоже: кресты георгиевские здесь дадут или надо ехать к генералу Барятинскому.
–А зачем тебе, и крест кому?
–Мне! Кому же еще!
–За что тебе-то?
–Ты откуда свалился? Все знают, один ты ничего не знаешь. Я собственноручно Широкова поймал. Слышь, ну здоровый мужик он оказался. Мы его с Богданом еле связали. Полковник лично сказал, что кресты вам обеспечены. Все хорошо, вот только ехать неохота, – задумчиво сказал я. Бродов посмотрел на меня, молча, каким-то непонятным взглядом, повернулся и ушел. Обернувшись, я увидел, что Даша ушла от меня далеко. Она шла очень быстро, не оглядываясь. Я догнал ее, взял за руку и повернул к себе. В её глазах стояли слезы.
–Что с тобой, Дашенька, почему ты плачешь?
– Как ты мог? Он ведь такой хороший! Он бедным людям помогал, а теперь его убьют, – Даша говорила и плакала. Она пыталась вырваться и убежать, но я держал ее за руку и смотрел на нее. В слезах она была еще красивее.
– Дашенька, послушай меня, я никогда не посмел бы атамана поймать. А если бы даже поймал, то только для того, чтобы помочь. А этому я просто наврал, чтобы не перебивал меня, когда я с девушкой разговариваю.
Даша смотрела на меня и не знала, чему верить: тому, что я сказал раньше, или тому, что говорю сейчас.
–Я не могу привыкнуть. Ты так убедительно обманываешь.
Мы стояли и молчали. Тишину нарушил Богдан. Он бежал к нам, и я сразу понял – что-то случилось.
–Даша, извини. Кум, на минутку отойдем.
Мы отошли, Богдан на ухо мне прошептал:
–Атамана поймали, сюда везут!
–Кто поймал?
–Привезут – узнаем!
Даша смотрела на нас и ждала, что я ей расскажу о том, что поведал мне кум. Я не хотел ничего говорить Даше, так как она могла обвинить меня в поимке атамана.
–Дашенька, нам надо идти.
–Хорошо, иди.
–Я вечером приду.
Беженцев поселили в казарме. Посередине поставили ширму. В одной стороне жили мужчины, в другой – женщины.
Я шел и думал: «Поймали атамана или это те сплетни пересказывают, что я наплёл Бродову. Мы нашли Русакова в палатке, он был не в себе, орал на всех, кто попадется на глаза. Я подошел к нему и сказал:
– Выйдем.
Он сразу успокоился и пошел за нами. Мы отошли подальше, чтобы никто не подслушал. Присев на бревно, я спросил:
–Кто сказал, что атамана поймали?
–Да весь гарнизон говорит.
–Сомневаюсь, что его поймали, не верю, – сказал я, – да и видел я его не так давно.
–Ладно, расскажи, как там было?
Мы с Богданом рассказали все, как было: про то, как атамана встретили, про винтовки и, самое главное, что Игнат говорил про казака, что видели в день пожара, уж очень он похож по описанию на вахмистра.
–Станица сгорела за неделю до ограбления казны, и как раз вахмистр ездил в Ростов. Я еще подумал, почему его одного послали; вернулся он через три дня, а до Ростова только в одну сторону три дня ехать. Значит, можно предположить, что он ездил хутор поджигать, чтобы атаману сделать засаду.
Есаул рассуждал сам с собой:
– Все к одному подходит: вахмистр – доносчик, вот гад.
–Убить его, гада, и дело с концом! – сказал Богдан.
Есаул задумался, достал папиросу, закурил.
–Убить – дело нехитрое, да и заслужил он смерти, это точно. Но с другой стороны, он же царю присягал, и служит верой и правдой царю-батюшке и отечеству. И в этом его попрекнуть нельзя. И в бою он зверь, не один год воюем. В 1845 году нас с сотни осталось двенадцать человек.
–Это что за бой был, расскажи?
– Воронцов нами командовал. С боя взяли мы аул Дарго, резиденцию Шамиля, надеялись, что горцы отойдут дальше в горы, но не тут-то было. Они окружили нас, много часов мы отбивали атаки одну за другой, но горцев было намного больше, чем нас. Вскоре у нас кончились патроны. Из аула вела одна дорога, и была она надежно перекрыта. Нам пришлось прокладывать себе путь саблями и кинжалами. В первую шеренгу встали казаки покрепче: Широков, Данько, Остап, и пошли в прорыв. После боя была жуткая картина. На Остапа смотреть было невозможно: весь в крови, на коне, на нем самом были куски человеческих мозгов и куски скальпов. В первой шеренге шел и Шунько. Шрам у него на щеке от этого боя. У Широкова в бою сломалась сабля, он взял ось от телеги и бил врага нещадно. Много погибло в том бою казаков. Обоз, артиллерию пришлось оставить. Но самое страшное было смотреть в глаза раненым, которых пришлось оставить. Их глаза мне до сих пор снятся. Вот так было, а вы говорите – убить его. Он – храбрый казак, и в предстоящей войне он нам еще пригодится. Ну, а что касается того, что он доносит, вы сами лишнего не болтайте. А атамана поймать – у него ума не хватит, он по натуре тупой, своей головы у него нет, но свято выполняет порученные приказы. Честно говоря, я сомневаюсь, что его поставят есаулом вместо меня. Не потянет он на этой должности – нерешительный, да и казаки за ним не пойдут. Чтобы казаков поднять в бой, надо, чтобы они в него поверили. И кроме него – никому.
Есаул встал, поправил шапку, отстегнул саблю, поцеловал и протянул мне:
–Вот, земляк, это тебе подарок от меня. Храни ее. Это настоящая дамасская сталь, таких мало, эту никогда не сломаешь.
Я взял ее в руки, тоже поцеловал. На ножнах было очень красиво написано: «За доблесть и отвагу. М. С. Воронцов.»
–Она же дарственная, как ты можешь ее дарить?!
–Тебе она больше пригодится, а мне завтра домой,– задумчиво сказал Андрей, как будто домой ему совсем не хотелось ехать.
–Тебе что, домой неохота?– спросил Богдан.
–Конечно, охота, только я здесь привык. Двадцать пять лет – это большой срок, теперь мне опять надо учиться крестьянствовать. А что я умею – только людей убивать. И передо мной сейчас неизвестность.
Есаул опять полез за папиросами. Он достал дрожащими руками папиросу, прикурил. Я смотрел на него, и мне его стало жаль. Мне стало жаль человека, который свои лучшие годы посвятил защите Отечества, двадцать пять лет его удерживали насильно в солдатах, а теперь, когда дали свободу, он не знает, что с ней делать. Ему надо начинать учиться жить заново, а как живут мирные люди, он давно уже забыл. Пауза затянулась, и я не мог ее выносить. Я хотел как-нибудь пошутить, но ничего не шло на ум. Мы сидели и молчали. Я полез в карман, достал мешок с золотом, которое дал атаман.
–Андрей, вот здесь Широков передал золото. Сказал, чтобы мы поделили. Здесь тридцать золотых, половина – тебе, и половина – мне. У меня к тебе просьба есть: ты можешь отвезти деньги к нам в деревню?
Есаул немного повеселел:
– О, золото, это я люблю. Конечно, отвезу.
Он не стал разглядывать монеты, а просто положил в карман. Значит, атаман часто давал золото ему. Когда я показал Богдану золото, он рассматривал каждую монетку. Ему не приходилось раньше держать в руках золотые монеты.
–Андрей, передай моей семье и Богдановой жене поровну.
–Не волнуйтесь, все будет хорошо. Передам, а вы, как в отпуск придете, сразу ко мне в гости приходите.
Вечерело. Надо было идти к полковнику. Расставшись с друзьями, я пошел к Даше в казарму. Она сидела на скамье и поджидала меня.
–Коля, как ты долго, нас Аркадий Степаныч ждет, пошли быстрее.
Даша взяла меня за руку, и мы побежали в штаб. В коридоре дежурил поручик третьей казачьей сотни Алексей Александрович Кузнецов. Он указал нам на стулья и велел ждать. Дверь к полковнику была приоткрыта. Я заглянул – за столом сидел Кузьмич. Полковник говорил громко, и в коридоре было хорошо слышно.
–Кузьмич, голубчик, я тебя позвал вот по какому поводу: после последнего нашего разговора я сделал запрос в твою Псковскую губернию с просьбой рассмотреть злодеяния барина в селе Дубовое. И вот сегодня пришел ответ: в удовлетворении отказать. Ты уж извини, Кузьмич, но я сделал все, что смог.
–Спасибо вам, ваше благородие.
На глаза Кузьмича навернулись слезы.
– Ступай, голубчик, завтра все, у кого закончился срок службы, уезжают домой. Насчет тебя я договорился с командованием. Будет тебе жалование. Служи, сколько хочешь.
Полковник залез в карман, достал рубль:
– Кузьмич, держи, выпей.
–Спасибо, вашбродь.
Кузьмич вышел, прошел мимо нас, даже не взглянув в нашу сторону. Кузнецов доложил полковнику про нас.
–Прошу, садитесь, Дарья Александровна, – сказал полковник вежливо.
Я подвинул стул Даше, потом сел сам. Даша удивленно посмотрела на полковника.
–Вы так похожи на свою маму.
– Я не знала, что вы были знакомы с моей семьей.
–С момента появления вашей семьи здесь я не упускал вас из виду, всегда помогал, ведь это я помог вашему отцу с вашей гимназией в Ростове. И как только вам угрожала опасность, я послал солдат за вами. У вашего отца удивительная, прекрасная судьба. Но давайте про вас. Вы сказали, что жених и невеста, это правда?
Даша покраснела и опустила голову. Аркадий Степанович посмотрел на меня.
–Мне хотелось на это надеяться, – я не знал, что больше добавить и стоял, как плохой ученик перед учителем.
–Ты, солдат, знаешь о происхождении Дарьи Александровны?
–Так точно! Знаю.
–Ну и что ты думаешь? Ты достоин?
От слов полковника меня пробил пот. Было так неловко, ведь полковник мог подумать, что я ради ее графского титула ухаживаю за Дашей. Я молчал, не зная, что ответить. Даша встала и суровым тоном сказала:
–Зачем вы так, Аркадий Степаныч? Я люблю его, и что мне от этого титула? Я еще беднее Коли, у него хоть винтовка есть, а у меня что?
От слов Даши мне стало еще хуже. Сердце моё вот-вот вырвалось бы из груди. Я увидел у Даши слезы, и это меня привело в бешенство.
–Извините, пожалуйста, меня старика, Дарья Александровна, я не хотел вас обидеть.
Полковник так искренно извинялся, что я сразу успокоился, Даша присела на стул.
–Как я вам завидую, солдат, вас любит самая красивая девушка России. Но скажите, господа, что мне с вами делать прикажете? Я не могу беженцев держать здесь слишком долго.