Так можем ли мы сказать о животных, что они горюют? В целях большей информативности и ясности нам потребуется посмотреть на горе с точки зрения науки. Воспользуемся определением, которое предлагает антрополог Барбара Дж. Кинг. По ее словам, горе у людей, знавших покойного, проявляется в изменении привычного поведенческого уклада. Они отказываются от еды, у них может пропасть сон, развиться апатия или лихорадочное возбуждение. Они могут приходить к телу усопшего. Это антропологическое описание оказывается чрезвычайно полезным, хотя наука привыкла оперировать конкретными данными. Увы, нельзя сказать, что грусть-тоска на полкило легче, чем горе, а траур короче веселья на два метра. У людей эмоции различаются по интенсивности и действительно носят проходящий характер. Но и животные тоже переживают их с разной интенсивностью. Человек, потерявший близкого родственника, может несколько дней не выходить на работу, иногда прощание с усопшим и бдение над гробом может длиться день, а то и два. И слоны могут несколько дней подряд приходить к телу умершего члена семьи. По прошествии времени родственники приходят к покойному на могилу. У слонов все то же самое. Траектория человеческой жизни может круто измениться со смертью главы семьи. Опять-таки у слонов, волков и человекообразных все точно так же.
В 70-е годы XIX века в филадельфийском зоопарке жила неразлучная пара шимпанзе. «После смерти самки, – вспоминает смотритель, – ее спутник много раз пытался помочь ей подняться, а когда понял, что это невозможно, его захлестнула ярость и скорбь, на которые невозможно было смотреть без боли. <…> Обычные вопли ярости <…> под конец уступили место плачу, которого ни один смотритель зоопарка никогда не слышал. Он жалобно и горестно скулил: а-а-а-а. <…> Так он проплакал до самого вечера. На следующий день он сидел, не шевелясь, и все так же скулил». Еще одна история произошла почти сто лет спустя: шимпанзе Эймос из научно-исследовательского центра Йеркиса вдруг отказался вылезать из гнезда. Остальные особи постоянно подходили, чтобы его проведать. Самка Дейзи ласково чесала его за ушками, пыталась подложить что-нибудь мягкое ему под спину, словно сиделка, поправляющая подушку пациенту. На следующий день Эймос умер. Почти неделю после его смерти обезьяны не хотели играть и очень мало ели. Джон Монтани рассказывает, что в Уганде два самца шимпанзе долгие годы были неразлучными друзьями. Когда один умер, второй, очень общительный и занимавший в клане высокое положение, «несколько недель никого к себе не подпускал. Это было похоже на траур».
Американский приматолог Патриция Райт изучает мадагаскарских лемуров. Она утверждает, что смерть одного – «трагедия для всей семьи». Она подробно описывала мне, что произошло, когда фосса – хищная мадагаскарская виверра[22] – загрызла хохлатого индри[23]. Когда хищница ушла, лемуры вернулись. Самка индри все время издавала звуки, немного похожие на то, как кричат лемуры, когда отбиваются от стаи. Но обычное «ау» у лемуров звучит иначе: во-первых, с большими интервалами, а во-вторых, звук должен быть выше и напористее. Здесь же это был тихий посвист, горестный, неумолкающий, снова и снова бьющий в уши. Остальные члены семьи, сыновья и дочери убитого фоссой лемура, свесившись с веток дерева, издавали такие же свистящие звуки, глядя с высоты пяти-десяти метров на лежавшего на земле мертвого отца. Пять дней подряд они возвращались к его телу – всего четырнадцать раз.
Питомец орнитолога и эколога Джоанны Бергер амазон Тико привязался к ее свекрови, которая последний год жизни провела в их доме. Весь месяц до ее смерти Тико отказывался подпускать к ней сотрудников хосписа. Просто не давал им до нее дотронуться. Даже когда медики просто хотели измерить женщине температуру, попугай бросался на них, так что во время визитов врачей его приходилось выгонять из комнаты. Последнюю неделю он просидел у изголовья умирающей, охраняя ее покой. «Он почти отказался от еды», – вспоминает Джоанна. Когда ее не стало и тело отвезли в морг, Тико «…полночи кричал у себя в комнате наверху, хотя раньше по ночам оттуда не доносилось ни звука, что бы ни происходило на первом этаже». И потом долгие месяцы попугай часами сидел на кровати, где когда-то лежала его старая подруга.
Горе – не просто реакция на смерть. Иногда люди, которых мы знали, умирают, но горя мы при этом не испытываем. Иногда те, кого мы любим, просто уходят из нашей жизни, и для нас это горе, хотя они живы. Мы по ним отчаянно тоскуем. Знакомство с кем-то меняет нашу жизнь, и утрата кого-то тоже ее меняет. Горе – не только вопросы жизни или смерти. Чаще всего это потеря близкого человека, его отсутствие. По словам Барбары Дж. Кинг, когда у пары или нескольких особей общая жизнь, то «горе – это потеря любви».
Действительно ли речь идет о любви? Когда слониха издалека замечает сестру и подзывает ее, то есть хочет контакта, или попугай видит свою «половинку» и стремится быть с ней рядом, некое взаимное тяготение заставляет двух особей искать близости. Чувство, стоящее за желанием близости, мы называем словом «любовь». Слоны и пернатые чувствуют любовь друг к другу не так, как чувствую ее я. Но эти же слова я могу сказать про моих друзей, маму, жену, дочь жены от первого брака, соседей. Любовь у каждого своя, и человеческая любовь может сильно отличаться и в качественном, и в количественном отношении. Но я верю, что слово, обозначающее то, что чувствует каждый из нас, обозначает и то, что чувствуют они. Любовь всегда многообразна, об этом писал еще Плутарх. Так что речь тут действительно о ней, о любви.
Есть животные, которые не тоскуют ни по умершим членам семьи, ни по постоянному члену пары. Но почему мы беремся это утверждать: потому, что так оно и есть на самом деле, или потому, что мы ничего такого не видели? А может быть, видели, но не поняли, в чем дело? Кому доводилось наблюдать за поведением чайки или мангуста до гибели партнера и после, да еще и несколько недель (а в случае с альбатросом – лет, пока птица не оправится от потери и не начнет участвовать в брачных играх, чтобы создать новую пару)? Истории о проявлениях горя у диких животных редки и случайны, поскольку естественная смерть обыкновенно не на виду. Цикл жизни и смерти у большинства животных происходит вдали от человеческих глаз. Зато владельцы домашних животных расскажут вам множество историй о котах, которые орут от горя благим матом, а потом неделями валяются в апатии, о печальных кроликах, о собаках, которые ходят на могилу хозяина или продолжают год за годом ежедневно встречать знакомый поезд, в надежде, что покойный все-таки вернется. Таким историям несть числа. У моей приятельницы жила пара бородатых агам, и когда одна ящерица умерла, вторая буквально лежала пластом. Понадобилось две недели, чтобы она смогла вернуться к жизни. Неужели даже ящерица страдает, потому что лишилась друга?
Я практически ни разу не наблюдал за животным, лишившимся пары. Но у нас с женой была пара уток, не расстававшихся с того момента, как они вылупились из яиц. Бок о бок с ними жили четыре курицы. Обитатели нашего птичника частенько разгуливали по двору. Но утка и селезень всегда были неразлучны. Они вместе плескались в воде, а когда приходила пора, спаривались. Однажды обе птицы заболели. Селезень, которого мы прозвали Дак Эллингтон, умер. А уточка по имени Пейджер выкарабкалась. Но, встав на ноги, она целыми днями бродила по двору, тыкаясь в заросли плюща и заглядывая под кусты. Искала, звала. Что ею двигало? Горе? Печаль? Она явно тосковала по своему селезню. Но прошло время, и она прибилась к остальным нашим птицам, превратившись в безмозглую курицу. Я не берусь рассуждать о ее чувствах, но я видел, что она скучает по своему партнеру. Она хотела его найти, но потом жизнь, как говорится, взяла свое, как всегда и бывает. Каждая такая история по отдельности неубедительна, бездоказательна и допускает неоднозначные толкования, но в совокупности они обретают смысл.
Так же как люди, отдельные особи переживают утрату особенно тяжело. В 1990 году косатка-матриарх по имени Ева умерла в водах Тихого океана в возрасте пятидесяти пяти лет. Ее сыновья Отличник и Фостер кружили вокруг острова Хансон[24] и звали, звали, звали… Впервые в жизни – а Отличнику было тридцать три года – мать не отвечала на их зов. Братья дельфины снова и снова возвращались в те места, где мать провела последние дни своей жизни. Преданность. Тоска. Горе. Дейм Дафни Шелдрик, кавалер Ордена Британской империи, с высоты своего полувекового опыта общения с осиротевшими слонятами спокойно заметила: «Слон от горя способен умереть». Ей не раз приходилось это видеть, так что она знает, что говорит.
По словам Дафни, пятьдесят лет работы в основанном ею в Кении питомнике для слонят-сирот научили ее, что «…понять слонов можно только „очеловечивая“ их, потому что слоны эмоционально идентичны человеку. Они горюют и скорбят об утрате любимого существа так же глубоко, как мы, и любить умеют беззаветно».
Но даже если допустить, что слоны горюют, неужели они «горюют <…> так же глубоко, как мы»? А насколько глубоко наше горе? Вспомните, как бывает на поминках: все собираются вместе – внуки, взрослые дети, родственники, друзья, – коллеги перешучиваются или обмениваются визитными карточками; молодая дама явилась в черном платье, фасон которого явно призван рассеять у присутствующих траурное настроение; есть рана, которая затянется, и боль, которая никогда не пройдет. У жизни существуют начало и конец, этого не изменишь. Что такое «человеческое горе»? Универсальное понятие отсутствует. Как и человеческая любовь, горе многообразно. Это множество разных вещей, с разной интенсивностью происходящих в разных умах, и не всегда исключительно в человеческих. Горе не предполагает понимание смерти. Люди, естественно, горюют, но к единому мнению по поводу смерти им прийти не удается. К их услугам широкий спектр разнообразных религиозных верований: они готовы верить в рай, ад, кармическую реинкарнацию, во что угодно, только бы избавить своих усопших от смерти. Главное, чему верит человек, когда речь заходит о смерти, – то, что смерти нет. Есть те, кто верит в естественную кончину, прекращение существования, но для большинства это непостижимо. «Верую в жизнь вечную» – эти слова из катехизиса меня, как доброго католика, научили повторять в храме. Выходит, когда самка шимпанзе или дельфина держит перед собой мертвого детеныша, она понимает смерть не хуже, чем понтифик. А когда слон ласково водит хоботом по костям милых сердцу усопших, он понимает смерть еще глубже.
Два года спустя после кончины заколотой копьями Терезии Синтия увидела, как Таллула, Теодора и их молодняк валяют дурака: бегают напролом по кустам, выписывают пируэты, закрутив хвостики колечком, врезаются с разбегу в воду и шалят, поднимая волны и тучи брызг. Оправившись от смерти матриарха, они, как позже запишет Синтия, «…снова превратились в жизнерадостных и способных на любую выходку слонов, которых я так хорошо знала и так любила».
Хотел бы в единое слово…
Мы наблюдаем, а они заходят в болото, приминая по пути высокую траву, и с хлюпаньем погружаются в живительную влагу. Как семья решает, куда идти и когда? Вики очень пристально за этим следит.
– Если одной из слоних вдруг захочется куда-то отправиться, она отходит в сторону и поворачивается головой в желаемом направлении.
Эту стойку этологи называют между собой «двинули!» – кто-то из слоних принимает ее приблизительно раз в минуту.
– Это выражение намерений, которое значит: «Я хочу пойти туда. Кто со мной?» – поясняет Вики, – а остальные либо соглашаются, либо никак не реагируют.
А если они не реагируют?
– Если не реагируют, то гулена может бодрым шагом вернуться в семью и развернуть активную приветственную кампанию, чтобы перетянуть на свою сторону серьезную группу поддержки. В таком случае приветствие – это стратегический ход, что-то вроде: «Всем привет! Мы же с вами верные друзья! Я хочу туда-а-а! Друзей бросать нельзя-я-я!»
Иногда получить согласие удается довольно быстро. Матриарх издает долгое негромкое урчание, поднимает уши, хлопает ими себя по шее и по плечам – так обычно хлопают в ладоши, чтобы привлечь внимание, – и семья как по сигналу отправляется в путь. А иногда начинаются дебаты, которые могут длиться часами.
– Места тут кругом знакомые, – продолжает Вики. – Если место, куда вы намерились идти, уже заняла превосходящая вас по численности и влиянию семья, то лучше не лезть на рожон, а просто повернуть в другую сторону. Бывают совершенно очевидные ситуации. Но порой мне непонятно, почему они делают то, что они делают.
Чуть притормозив, Вики говорит:
– Привет, Амелия! – Потом оборачивается ко мне: – Видите ту слониху, которая идет и хлопает ушами? Это Джолин, матриарх семьи Дж/А. А там у нас… – В бинокль Вики старается рассмотреть еще одну слониху, подальше в зарослях высокой травы на болоте. – Понятно. Там у нас Ивонн.
Получается, что у нас здесь в окрестностях три семьи: по первым буквам имен это А/А, И/А и Дж/А. А/А дружат с Дж/А, и И/А тоже дружат с Дж/А. И они идут, чтобы поздороваться.
– Но это не просто «привет – привет», – переводит со слоновьего Вики. – Они говорят что-то вроде: «Это я, это ты, мы с тобой друзья, и мы здесь».
В приветствие вовлекаются все особи клана, чувства и отношения сливаются воедино.
Джойс Пул называет это «связующим ритуалом». Участники демонстрируют друг другу и отдаленным слушателям, что они «члены сплоченной группы и готовы выступить единым фронтом».
– Если надо узнать, кто они друг другу – верные друзья или близкие родственники, – наставляет меня Вики, – мы первым делом присматриваемся к приветствию. Чем оно ярче и эмоциональнее, тем прочнее связи между группами. Иногда в пылу особенно бурного общения слоны внезапно и довольно картинно сцепляются хоботами, прижимаются друг к другу боками. Стоит такой гвалт! Они трубят, урчат, тянутся хоботами, суют их друг другу в рот; уши хлопают, бивни клацают – одним словом, это настоящий душевный подъем, который ни с чем не перепутаешь.
Для общения в различных ситуациях у слонов в арсенале более сотни жестов, обретающих в определенном контексте нужный смысл. Если слон сомневается или выжидает, он стоит, слушает, смотрит, при этом кончик хобота вращается взад-вперед; в поисках решения он может дотрагиваться до ушей, лба, рта, хобота – как человек, который потирает подбородок или прикладывает руку к щеке. С помощью почти непрерывных голосовых сигналов слоны поддерживают связь внутри семьи, укрепляют узы, сглаживают противоречия, защищают сторонников, формируют коалиции, координируют движение и поддерживают контакты. Для некоторых сигналов они, как и все млекопитающие, используют гортань и голосовые связи, для других – хобот.
Конфликты, возникающие между особями, часто решаются с помощью посредника. «Обыкновенно шаги к примирению делает третья сторона – матриарх или кто-то тесно связанный с обиженным. Слониха приближается к конфликтующим <…> и, стоя с ними рядом, урчит, вскидывая голову, поднимая уши и протягивая хобот по отношению к обидчику, демонстрируя дружелюбные намерения», – отмечают исследователи.
Вики несколько разочарована масштабом коллективного приветствия, ей хотелось показать мне «товар лицом».
– Если бы тут была семья Э/Б, то такой бы стоял дым коромыслом – все на подъеме, все трубят, гладят друг друга, трутся боками. Мы их называем «итальянское семейство» из-за невероятного темперамента. Эти, наоборот, все в себе.
У довольно малочисленной семьи Дж/А есть основания, чтобы замкнуться и уйти в себя.
– Их предыдущего матриарха – настоящую красавицу – закололи копьем. Матриархом стала другая слониха, но он пала во время засухи.
Уход из жизни старшего поколения приводит к эмоциональному оскудению остальных. Я уже писал, важно, не что, а кто стоит на карте. У таких «одушевленных» животных смерть влияет в первую очередь на оставшихся в живых.