На Грачевника заговорами выживали кикимору. Клали под шесток клок медвежьей шерсти и читали заговор. Примерно такой: «Ох, ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калёными прутьями, сожгут огнем-полымём и чёрной смолой зальют». Это слова из текста, не то что писаного рукой, но и растиражированого в типографии. То есть, силы в нём, в том заговоре, нет и ногтевого срезка. Известное дело – силён лишь тот заговор, что потаён. А ведь беда, коль заведётся в квартире кикимора. Не то, чтобы хлопотно, хотя, конечно, и не без того, а неуютно как-то и в некоторой степени даже неприлично. Да и на самом-то деле, по собственным половицам ходишь незваным гостем. О расходах ли тут думать, когда одна мысль свербит денно и нощно, – как извести тошную напасть.
Легче всего сладить с этой нечистью в день Герасима Грачевника. В это время прилетают на Святую Русь грачи издалека. Гонит птиц из сытных тёплых мест в холодный заснеженный край смутное беспокойство – неодолимая тяга к отчему порогу. Прилетают птицы на родное гнездовье и успокаиваются. Оправляют перо, отряхивают утруженные дальней дорогой крылья.
Стекает с тугого пера, покидает грачей томление, что гнало их в нелёгкий путь. Влажным паром талой снежницы растворяется та томная сила в прозрачном воздухе. Будоражит запах неведомой и необъяснимой силы. Проникает в кровь и тревожит душу непонятным волнением и тоской, гонит прочь с насиженного места. Волнуемый вешним духом, от легкого толчка срывается и человек, оставив и нажитый скарб, и груз прожитых лет. Налегке уходит прочь в поисках неизведанного ли, глубинных ли корней рода своего.
Будоражит наносное томление и кикимору. Мечется она по жилью, будто хочет чего-то, а кого – не ведает. Тут, главное, не упустить момента, вовремя пригласить бывалого, знающего человека. Бывалый человек приходит, как правило, ещё с вечера и долго сидит и пьёт чай с вареньем и сушками. Нет сушек, значит с пряниками либо сухарями. Или белый хлеб намажет сливочным маслом. Умело пьёт, со вкусом и знанием дела. Потому и бывалый, потому и знающий. Пьёт чай, прихлёбывает, а сам из-под бровей глазами так и стреляет. В один угол, в другой, под стол, на дверь ванной комнаты. Бросит в угол тёмный сумрачный взгляд, пошевелит губами, будто прошепчет чего-то про себя, и словно тень метнётся из того угла. Взвизгнет поросёнком, мерявкнет дурной кошкой. Вроде как бы и светлее станет в углу.
Ровно в полночь поднимется бывалец, достанет из дорожного порт-феля большую пузатую бутыль зелёного стекла и берёзовый банный веник. Сбрызнет веник чем-то густо-красным, почти коричневым, и пойдёт хлестать по стенам гибкими ветками. Станет выметать из углов да из-под мебели смутные бегучие призраки, клочья серой паутины и пучки чьих-то длинных седых волос.
Завизжит кикимора, заблажит ночным мартовским котом, примется метаться по стенам шалой тенью нетопыря. А знаток-чародеец поставит свою зелёную бутыль на пол посреди коридора и знай, метёт себе веником, знай, шевелит губами. Пришёптывает что-то, творит заклятия, а что шепчет, какие-такие чары наводит, не чутко за шумом и визгом. Единственно, что и можно разобрать, так разве лишь слово: «Изыди» – тонкое и явное как змеиное злое сычение.
Слово это, будто острый шип древесной колючки, вонзается в сумрачные углы, колет рукастый призрак, гонит его, не даёт покоя.
Вдруг разом прекратятся визг и вой, и заклубится внутренность бутыли серым мутным туманом. Бросит бывалый человек веник, подхватит бутылку, заткнёт пробкой. Прошепчет что-то тайное над тонким горлышком – как сургучом запечатает. Снова сядет чай пить, прикусывать сушками-баранками или сдобными сухариками. Опять примется шарить смурным взглядом по углам. Тихо в доме. Спокойно в углах: и под мойкой, и в ванной. Допьёт бывалец чай, скажет добрые слова благословления и уйдёт. Бутыль с кикиморой, ясное дело, с собой захватит. Настанут в квартире мир и покой.
Можно, конечно, и без бывальца-знахаря обойтись. Привести медведя в дом, где поселилась эта нечисть, и вся недолга. У кикиморы вся-то головёнка не больше напёрстка, да и на той рот до ушей. Для мозгов места совсем не остаётся. Углядит, бестолковая, медведя, примет его за чужую кошку. Сдуру бросится на лохматого в драку. Да медведь, это вам не котёнок. С ним, с медведем-то, шутки плохи. Так бока наломает, что век помнить будешь, коль останешься жив и в крепкой памяти. Никому спасения не будет: будь ты человек, собака иль нечистый дух.
Улепетнёт кикимора во все лопатки не только из квартиры, но и всего негостеприимного дома, а медведь долго ещё будет кружить в ярости между стен, давя когтистой лапой каждый нечаянный промельк тени. Чего доброго, и хозяевам перепадёт нечаянно. А уж утварь всю непременно сокрушит-переломает, пока успокоится. И с той стороны убыток, и с этой. Всё едино: что на знахаря тратиться, что после медведя ремонт заводить.
Иной стерпится и плюнет: живи рядом нечисть беззаконная. А чтоб попугайчика или кенаря не трогала, повесит под птичьей клеткой камень с дыркой. Дырку в том камне руками не делают, сверлом не сверлят. Она сама рождается вместе с камнем. Встречаются, хоть и редко, такие дырявые голыши в полях и называются куриными богами. Этот камень и есть лучшее средство против злой кикиморы. Не знаю уж, боится она того камня или так сильно уважает, но птичку не трогает. Да и вообще потише себя ведёт. Не так бесчинствует.
18 марта поминается святцами мученик Конон Исаврийский. В народе – Конон Огородник, Конан Градарь. Примечают Месяцесловы: если на Конона вёдро – летом града не будет. По воле святого Конона, по народному поверью идут дождь и град. В этот день не следует брать в руки ни вилы, ни грабли, иначе летом хлеб будет побит градом. А вот семена «живой» снежницей замачивали, ладили парники, с приговорами копали снег в огороде – Конон на огород позвал. В Церковно-народном месяцеслове на Руси Ивана Плакидыча Калинского так и подчёркнуто: «Даже в день Конона Градаря была бы и зима, начинай пахать огород, и ты только почни в этот день, непременно огород будет добр и овощу будет много».
22 марта вспоминают православные люди сорок мучеников Севастийских, в Севастийском озере мучившихся. В народе – Сорок мучеников. Сороки. Жаворонки. Весеннее равноденствие. Вторая встреча весны. Зима кончается, весна начинается. Отмечают Месяцесловы: с Сорока мучеников – сорок утренников (до Зосимы Пчельника 30 апреля); если утренники с этого дня продолжаются постоянно – лето будет тёплое; какова погода в этот день, такова ещё сорок дней; во что Сороки, в то и Петровки (12 июля); если на Сорок Сороков солнце в кругах, то урожай летом будет отменный. Чтобы задобрить Дедушку Мороза, выпекали 40 хлебных шариков и в течение 40 дней каждое утро по одному кидали их за окно, таким образом, принося жертву Морозу и задабривая его. В этот день пекли из теста жаворонков, обмазывали их мёдом и окликали весну песнями-закличками, где зима уезжает на санях, а лето приплывает на лодке по разливам. В Сороки женщины не работали. На северной нашей Вятке жаворонка в это время очень редкий год услышишь. Весна здесь в эти дни по зайцам знатка.
Сравнялся день с ночью, и зайцы на радостях умишком тронулись. Белый день на дворе, а им как будто никакого указа нет. Меж ивовых кустов скачут, играют в пятнашки-догонялки. Туда-сюда шастают, пересекают путь-дорогу. Известное дело: перебежит заяц человеку дорогу, – можно дальше и вовсе не ходить. Не то что, там, удачи или успеха в задуманном деле, – совсем пути не будет. Ладно бы я в лес так просто шёл, прогуляться, проветриться, а то ведь по делу направляюсь. Развешивать по деревьям разные птичьи домишки – скворечники да синичники. Куда тут без пути да удачи.
Ну да и я не лыком шит, знаю против них, ушканов ушлых, отворотное слово. Едва мелькнёт впереди через тропинку куцый хвост, как я тут же ему вослед и гаркаю:
– Тебе, косой, пень да колода, а мне путь да дорога!
Заворачиваю обратно свою удачу, не даю ей угнать по свежему пахучему следу. А то ведь заплутает её хитрый зверёк, истреплет о частые гребни еловых сучьев, утопит в глубоких сугробах. Она мне и самому нужна, удача-то. Чтоб гнездились в моих птичьих домиках разные мухоловки и горихвостки. Чтоб пели они песни и вываживали потомство.
Видно оговорил я зайцев. А, может, и сами они прониклись важностью моего дела. Не стали перебегать тропу. Рядом по поляне прыгают. По чистому месту меж редких кустов скачут, играют в пятнашки-догонялки. Лапами друг дружку по спинам лупят, словно договариваются – кому водить. Зайцы прыгают, я на них поглядываю, а сам делаю своё дело. Развешиваю по деревьям птичьи домушки. За работой и не заметил, как отстали, остались сзади; и зайцы, и поляна.
Вскорости закончил я своё занятие, все домики распределил по своим местам. Пошёл обратно, а от зайцев на поляне одни следы остались. Видно договорились ушастые кому вперёд водить и ускакали. Следы от заячьих лап широкие, ладонью едва прикроешь. От меня, правда, след куда шире, да только чуть ступлю мимо натоптанного, так сразу по колено, а то и глубже проваливаюсь.
А зайцам хоть бы что. Будто по полу бегали.
Иду я по тропочке, следы разглядываю, вспоминаю лопоухих. Как они в пятнашки-догонялки играли.
«Скоро, – думаю, – появится у зайцев потомство – маленькие зайчатки».
Только возмечтал, а зайчонки-то – вот они!
Взобрались дружными семейками на красные и зелёные тальниковые прутья, прижались к гладкой коре. Нежат на горячем солнце шелковистые спинки. Греются.
Значит зиме полный конец. Зайцы её удачу в ивняках загоняли.
Примечают Месяцесловы: если хорошо верба цветёт – пашня будет удачной. А на Вятке верили: как в этот день весну встретишь, так и всё лето проведешь. Потому клали в рот кусочек хлеба, чтобы весь год быть сытым. Малые детишки бежали с испечёнными жаворонками на улицу и скакали там, закликая: «Жаворонки летят, хвостами шевелят, пошевеливают! Курочка, снесись! Коровка, отелись! Кадушка с молоком, перевернись!» Оставшихся ритуальных жаворонков хранили на божнице до начала сева, и, выезжая в поле, клали их в лукошко с зерном. Или до первого выгона скота на выпас. Выгоняя, скармливали печенюшку скотинке с приговором: «Не кажись в поле коровушкой, кажись жавороночком!» В Сороки девушки гадали: клали испечённого жаворонка на ограду за деревней (на охлупень, на сноп) и три раза приговаривали: «Цивиль на проталинку!» Откуда за жаворонком прилетит ворона, оттуда и приедут сваты.
23 марта поминаются в церкви мученики Павел, Виктор, Галина, Василисса. В народе – Кондратьев день, Василиса. Примечают Месяцесловы: если Кондрат туманом мглист – будет лён волокнист.
25 марта числится в Месяцесловах как Феофан Проломи наст. Опять туманная примета: Феофан с утра туманен – ожидай урожая на лён и коноплю. А чтобы примета сбылась, следует бросить во дворе для угощения птиц горсть конопляных и льняных семян. В этот день особо оберегали лошадей. Считалось – если лошадь заболеет на Феофана, то всё лето проболеет, для полевых работ будет не пригодна.
26 марта – Никифор и Христина. День этот не отмечен в календарях как приметный, но у вятских фенологов это средняя дата начала интенсивного таянья снега в окрестностях города Кирова. Рубеж перехода периода предвесенья в снежную весну.
29 марта в святцах числится как день мученика Савина и священномученика Трофима. В народе – Савин и Трофим. На Савина сани покинь, телегу подвинь. Примечают Месяцесловы: если в этот день тепло, то и вся весна обещает быть тёплой; когда зимние дороги долго не тают, а по бокам видна уже земля – к урожаю гороха.
30 марта значится как день преподобного Алексия, человека Божия. Сын знатных римлян, Алексий однажды вдруг раздал своё имущество, оделся в лохмотья и уселся просить милостыню в притворе храма Пресвятой Богородицы. По ночам он бодрствовал и молился, а жизнь в теле поддерживал лишь хлебом и водой. Так смирёно и прожил более трёх десятков лет, пока не преставился. За истовость смирения, за неукоснительное следование избранным путём, описание жития святого Алексия исстари было одним из любимых чтений на Руси. Ведь смирение для русского православного человека отнюдь не состояние половика под входной дверью, о который каждый входящий вытирает ноги, а тот всем говорит «Спасибо!» Корневое ‘мир’ – это согласие не только с окружающим миром, но и с самим собой. То есть, смирение – это, прежде всего, мужество принимать жизнь таковой, какова она есть, не укрываясь в мире иллюзий. В народе этот день значится как Алексей Тёплый, Водотёк, С гор вода, Алексей Выверни оглобли из саней, Алексей Из каждого сугроба кувшин пролей. Отмечают Месяцесловы: каковы на Алексея ручьи, такова и пойма (разлив); если на Алексея Тёплого тепло, то и весна будет тёплой; если в этот день действительно бегут ручьи, то следует ожидать благоприятной весны и богатого урожая. А вот и вятская примета: если в этот день снег, дождь – летом всё уродится, ясно – лето будет жарким, грибов и ягод не жди.
Святой Алексей особенно почитался пчеловодами, рыбаками и охотниками. В день человека Божьего Алексея было принято выносить улья на пасеку и выпускать пчел. При этом молились святому, чтобы он защитил пчёл от напастей, и окуривали улья ладаном. Рыбаки верили, что тем, кто не почитает этого святого, «рыба не идёт на руку». По поверьям охотников, 30 марта медведь выходит из берлоги.
31 марта по святцам день святителя Кирилла, епископа Иерусалимского. В народе – Кирилл Дери полоз. Кириллово тепло санный путь уволокло. Если весной, когда сходит снег, место дороги остаётся бугром – год будет хороший, а если сперва дорога растает – жди тяжёлого года.
Снегосгон-пролетень
Если март для наших краёв ещё явственно отдаёт зимой, то апрель – уже весна без тени сомнения. Для русского слуха рифмуется официальное название этого месяца и с капелью, и с трелью, и с прелью. «В апреле земля преет, ветер теплом веет», – говорят на Руси. А ещё звали этот месяц на Руси Красной горкой. Яроносное Светило от Красной горки в лето покатило. В апреле весна необлыжная, необманная то есть – сказывают в деревне. Снег отстаёт от земли, лёд от воды. Плут и обманщик апрель солнце с дождём и снегом напрочь перемешал. Да как ни крутит непогодушка, как ни бьёт отзимками, светило уже высоко в небе прокатывается. Ярко светит, тепло греет. Недаром зовут этот месяц Пролетнем – Красной горкой. Ярило с апрельской горки в лето покатило. Берёт своё, ясное, гонит снег с пригорков, рушит санный путь. Потому апрель ещё и Снегосгон, – так снег морит, что сугроб горит. Снег прямо на глазах тончает-садится. Только лыжня не сдается. Бегуны-лыжники снег за зиму так утоптали-уторкали, что и солнцу не взять. Ну да ничего, подождём дождика. Уж он-то расправится и с лыжней, и со льдом на озёрах.
Зима – чистюля. Спешит по тротуару прохожий, на работу опаздывает, на ходу вместо завтрака конфетку жуёт. Карамельку на язык, а фантик-обёртку в сторону, в сугроб. Следом бегут мальчишки. Челюсти над жвачкой трудятся. Тоже; вязкую сладость на зубы, яркий вкладыш в карман, а обёртку в снег, на обочину. Мальчишкам навстречу пёс-волкодав. Не только сам бежит, но и хозяина на поводке тащит. Выгуливают друг друга. От столба к углу дома, от угла дома – к дереву. На дереве кошку облают и дальше тем же порядком: от дерева к углу дома, от угла к фонарному столбу. И везде метки ставят. А то ещё присядет волкодавище, да прямо посреди дорожки и положит липкую мину.
Так оно и идёт день-деньской. Шастает народ по улицам, заваливает обочины разным хламом: проездными билетами, окурками, пустыми сигаретными пачками, всякими прочими бросовыми штучками-дрючками. А зима бродит следом, знай, подсыпает свежего снежку. Укрывает человеческую нерадивость, собачье разгильдяйство. С глаз долой – из сердца вон. Такая вот она – зима белая. Хочется ей, чтоб чинно было всё, покойно и благородно.
Весна – торопыга, вроде мальчишки-школьника. Бежит с прискоком. Листает ярое весеннее солнце вспять зимнюю снежную книгу. Слизывает горячим шершавым языком листки-пороши. Сначала февральские, за ними январские, а напоследок и декабрьские. Плавит снег, обращает его в зыбкое парное марево, а мусор остаётся. С каждым днём всё пестрее обочины людских путей-торопинок, собачьих перепутий. Весь хлам, что заботливо укрывала зима, таила в своих сугробах-сундуках, – наружу. Чего только не припасла эта старуха-барахольщица. И бутылки-склянки, и банки-жестянки, и всякие пластиковые штучки, резиновые дрючки. Опять есть работа дворникам. Сгребают в кучи нашу с вами небрежность, саперными лопатами расчищают заминированные дорожки.