Барский (в трубку). Розочка? Ну вот, теперь, пожалуй, получше… Кое-как… Иногда на своих двоих, а когда обостряется – тогда на колесах… Говорю ж, убирает, нет, не без присмотра… Да-да, не волнуйся, все записал, не потеряю. А телефона ее нет?.. Ну нет – и нет… Не знаю, может быть… Ой, да не лезь ты!.. Ну, спасибо, спасибо еще раз!.. Так я не понял, ты сама-то когда ложишься?.. Что? Уже? Оттуда и звонишь?.. И когда операция?.. Прямо сегодня?! Ну, однако!..
Лариса, уже одетая, просовывает голову в дверь.
Лариса. Так я побёгла. Дверь захлопну. С наступающим! Барский. Спасибо, и тебя.
Лариса. Чао!
Барский машет ей рукой. Через секунду доносится хлопок двери.
Барский (в трубку). Ой, да знаю тебя, у тебя все «не страшно»! Да, понимаю. Сама потом позвонишь? Только – обязательно! Буду волноваться!.. Что, уже пришли!.. Все, все, отключайся! (Закрывает телефон. После паузы, про себя.) Да, в один день и в одном роддоме, так оно и было… Или в самом деле написать?.. Чушь! Вот так вот, после всего: здрасьте-мордасте… А толку?.. Какой она сказала город?.. (Отъезжает на кресле к журнальному столику, шарит по нему – ничего нет. Судорожно роется в карманах в карманах, под пледом – нет ничего.) Черт, ведь только что записал!.. Чудеса!.. (Осматривает всю комнату – ничего не находит. После раздумий достает телефон, набирает номер.) Алло, Розочка! Тут со мной комедия такая, записал – а бумажку… Что? Не Роза?.. Не туда попал?.. Туда?! А это кто?.. Ах, дочь? А Роза где?.. Увезли готовить к операции? Уже?.. Понял. Извините. (Дает отбой. Про себя.) Уже и увезли… (После паузы.) Но как же так?! Как же это я? Вот же чудак на букву «эм»!.. Улицу помню – Оук-стрит, четыре, Дубовая улица. А город… (Объезжает всю комнату.) Ну где, где?!.. Куда я мог?..
Кипетясь, стремительно выезжает из комнаты. Из недр квартиры доносится грохот и звон чего-то рухнувшего и вопль Барского «Ё-кэлэмэнэ! Ну кто ж так швабру ставит!»
Снова въезжает в комнату, потирая ушиб на голове. Оглядывается вокруг.
Чудеса! Ведь точно же – сюда клал… Господи, в пылесосе, наверно!.. (Порывается вновь выехать из комнаты, но тут же останавливается.) Черт, вытряхнула, наверно, мусор, дурында! (После паузы.) А что тут еще поделаешь – значит, не судьба. Да и вообще… (После паузы.) Или все же надо бы?.. Даже если и надо – все равно не судьба… (После паузы.) Да, в один день, в одном роддоме, надо же!.. (Решительно.) Нет, надо, наверно, все же поздравить!.. (После паузы.) А – как?.. Ну, Сима, давай же, вспоминай, вспоминай, башка твоя дырявая!.. И название какое-то людоедское!.. (После паузы.) Способ такой есть – по ассоциациям… Она какие-то имена называла, с чем-то они, по идее, должны бы ассоциироваться… Вот только с чем? с какими буквами?.. (После паузы.) Твое вот имя, Сема, у нас, например, с буквой «эм» ассоциируется, это мы уже установили… Где-то там был «Меламед»… А вот и фига два, «Меламеда» там как раз и не было! Не хватало только этого говнюка Меламеда! Послышалось «Меламед», а был какой-то «Леонид»… Какой такой Леонид?.. Тоже с чем-то ассоциируется…
Из темноты слева доносится слабо речь Брежнева.
Вот-вот!
Речь смолкает.
А что! не все так безнадежно, «эль» у нас уже есть!.. Только где бишь она там стояла, эта «эль»?.. Не в начале и не в конце, это точно… Где-то посередке… А что в начале?.. Давай, Семен, давай, шевели извилинами. (Сосредотачивается.) Ну! ну!.. И ведь бродит же где-то рядом… (После паузы.) Или далеко, в каких-то потерявшихся временах?.. В один день, в одном роддоме… Ну, вспоминай!.. Где-то вот рядышком… Ну-ну, выковыривай из памяти… Ройся. Ройся…
Комната отъезжает дальше вправо, а Барский, не замечая шторы, выкатывается на своем кресле за нее, в темноту. Комната вовсе затемняется.
Голос Барского (из темноты). …Когда тебе под восемьдесят, память становится слишком малым вместилищем для прожитых времен, им тесно, все они рядом…Они норовят вырваться из этой сутолоки, где какое не всегда так сходу и разберешь…
По мере того, как он говорит, темнота начинает понемногу рассеиваться. Барский уже стоит рядом с креслом, теперь возраст его совершенно неопределенный, на старика он, во всяком случае, не похож, и одет совсем по-другому. Он бродит по сцене, за ним следует луч, иногда высвечивая самые разные предметы, относящиеся к разным временам.
Барский (разглядывая их). Да, под восемьдесят – это не шутка. Перерисованы географические карты, умерли названия вещей. (Вглядываясь.) Это что такое?.. Вроде керогаз?.. (Наталкиваеся на кого-то невидимого.) Ой!..
Мужской голос из темноты. Глаза есть? Смотри куда прешь!
Барский. Простите…
Михаил, пошатываясь, удаляется.
Михаил. Смотри, говорю. Зенки открой! Люди ходят… (Падает, содержимое авоськи рассыпается, выкатываются бутылки.) Ну ёж твою!..
Барский (к залу). Да, бывает и так. Это Кузин, сосед из пятого подъезда, в шестидесятом, кажется, умер от пьянки… А звали его… Как ж его звали?.. (Хлопает себя по лбу.) Михаил его звали!..
Луч света, следующий за ним, отплывает, и уже не видно Кузина с его бедой.
Точно, Михаил!.. И она сказала первую букву – «Михаил!»! «Эм»!.. Записать?.. Нет уж, теперь не забуду: «эм», «Михаил»!.. (Ходит, разглядывает афишные тумбы давних времен.) Да, времена, времена…
Отдаленные залпы и зарево салюта. Едва слышный голос Левитана: «Войска Воронежского фронта под командованием генерала армии Ватутина, сломив оборону противника, овладели городом Белгородом!»
Когда тебе под восемьдесят, порой, выбираясь из этих времен, не мудрено заработать одышку. (С кем-то раскланивается. В ту сторону.) День добрый… И вам того же. (К зрителям.) В лицо помню, а как звали – потерялось уже с концами…
Гремит музыка, орет песня:
«Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля!
Посыпается с рассветом
Вся советская земля!..»
Возле левой кулисы большой плакат, с изображением советского воина, разгоняющего штыком всю нечисть мирового империализма. Несколько юношей и девушек прижаты к этому плакату, в руках у них портреты Сталина, Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина, рядом престарелый учитель, все одеты по образцу начала пятидесятых. Впрочем, девушка с Берией выделяется на их фоне – на ней белый плащик модное платье, туфельки на высоких каблуках. У всех к одежде прикреплены красные банты. Справа их отжимает железная цепь. Впереди – Красная площадь, сама она, правда, отсюда не видна – только голубое небо вдали.
«Могучая, кипучая,
Никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая!»
Со стороны площади гремит, заглушая песню: «С праздником, дорогие москвичи! Со светлым праздником весны и труда! Ура!» В ответ гремит «Ура-а-а!», которое подхватывают и школьники. Барский, приблзившись к ним, тоже подхватывает чуть насмешливо: «Ура-а-а!».
Голос через матюгальник: «Краснопресненский район, левее, левее! Проходит колонна Свердловского района! Еще левее» Наших снова тенят.
«Коммунистам братского Китая – ура-а-а!» – «Ура-а-а!»
«Конец кровавым кликам Тито, Франко, Салазара! Ура-а-а!» – «Ура-а-а!»
Учитель. Мальчики девочки, слышали, левее, дайте колонне Сврдловского пройти!
Барский. А это наш классный, Борис Маркович, по прозвищу Канин Нос. Потому что фамилию носил Ханин и потому что шнобель был большой, и потому что географию преподавал.
Канин Нос. Еще чуть-чуть… (Увидев, что у одного из парней в руках два портрета – Хрущева и Булганина.) Это еще что такое! Тебе что было доверено нести?
Парень. Хрущева.
Канин Нос. Правильно, товарища Хрущева. А второй портрет?
Парень. Бухарина?
Канин Нос (от ужаса едва в силах устоять). Ык!.. Ак.. (После шока, громко.) Портрет члена президиума Центрального комитета партии, маршала Советского Союза товарища Булганина – кому доверили нести?
Парень. Симке Барскому.
Барский (зрителям). Это мне, похоже, выпала такая высокая честь. Право, не заслуживал… Бедный Канин нос! Запуганный какой-то был. Говорят, у него жену недавно забрали как врачиху-вредительницу. Она мне когда-то зуб пломбировала. Оказывается, и среди зубных врачей вредители тоже попадались.
Канин Нос. Доверили нести комсомольцу Барскому. А комсомолец Барский где? А комсомолец Барский у нас сбежал! С праздничной демонстрации! В то время, как вся страна…
Барский. Ну, поехал!..
С площади слышно: «В то врем, как вся страна в едином трудовом подъеме…» – «Ура-а-а!»
Парень с двумя портретами. Да не, он не сбежал, он – за мороженым, щас вернется.
Канин Нос. «Щас вернется…» Что за детский сад! Да за такое «щас вернется», между прочим, и из комсомола вылетают! Вот я поставлю про него вопрос…
Парень с Маленковым. Не надо, Борис Маркович, про него ставить вопрос – он в институт на юридический хочет. Если про кого-то надо вопрос – вы про меня поставьте: мне все равно никуда, кроме ремеслухи.
Барский. Спасибо, Лебедев, спасибо, верный друг. Да и никакой вопрос он нигде ставить и не будет, так, побурчит немного.
Канин Нос. Ладно, Лебедев, тебя только не хватало… (Про себя.) На юридический… Какой юридический с его пятой графой?..
Симка с несколькими морожеными в руках, пробегая, задевает Барского.
Барский (вытирая испачканный мороженым рукав, не зло). Ну хоть бы извинился, паршивец!
Лебедев. Да вот он уже! Симка, быстрей!
Остальные. Симка, мы здесь!
Барский. Да ведь это я и есть! Так что и спрашивать не с кого.
Симка проныривает под цепью.
Парень с Хрущевым. Молодец, Симка, успел!
Симка. Держите! (Раздает мороженое.)
Канин Нос. Ну, Барский… Уж ты-то бы хоть поостерегся. (Мороженое, однако, берет.)
Голос из микрофона: «Скоро над Индией и над всеми освободившимися от гнета странами встанет заря коммунизма! Ура-а-а!» – «Ура-а-а!»
Лебедев влезает на плечи одноклассника, смотрит в сторону площади.
Девушка в белом Плаще. Товарища Сталина видишь?
Лебедев. Не, ничего не вижу, только зарю коммунизма.
Канин Нос (схватившись за сердце). Ну, Лебедев!..
«Колонна Краснопресненского района, приготовились!»
Слышали? Приготовились, приготовились!
Ребята с портретами продвигаются вперед. Симка придерживает за руку девушку в плаще.
«Да здравствует дружба народов! Ура!» – «Ура-а-а!»
Девушка (пытается выдернуть руку). Пусти!
Симка. Ну подожди! Пойдем вечером в кино?
Девушка. Не могу.
Симка. Ну тогда сразу отсюда – в кафе-мороженое?
Девушка. Не хочу… Пусти!
Симка. Ну почему?
Девушка. Сам не понимаешь?
Симка. Не понимаю.
Девушка. Подумай… И вообще не ходи больше за мной.
Симка. Но почему? Ты объясни!
Девушка. Ну, если такой непонятливый… Помнишь, куда я поступаю?
Симка. Помню, в Международных отношений. И – что?
Девушка. Ничего! Знаешь, какой там отбор?
Симка. Какой?
Девушка. Самый тщательный! Под лупу!
Симка. И – что?
Девушка. Как ребенок… А то! Ты в свой паспорт заглядывал?
Симка. Ну?
Девушка. Баранки гну! Подумай на досуге. (Наконец вырывает руку.)
Курсант милиции подныривает по цепь.
(Курсанту.) Ой, Женечка! Вы откуда?
Курсант. Мы тут рядом стоим. Позвольте я – с вами?
Девушка. Можно, кто ж запрещает? (Берет его под руку.)
Курсант. После демонстрации пойдемте в кафе?
Девушка. Можно.
Симка (снова тянет ее за руку). Подожди!.. Иди сюда, поговорим.
Девушка. Пусти! Да отвяжешься ты?!
Симка. Подожди!
Курсант. Но-но! (Отрывает его руку.) Сказано – отвали!
Симка. Сам отвали!
«Пошла, пошла колонна Краснопресненского! Не задерживайте!»
Девушка (оборачивается). Женя, вы скоро?
Курсант. Сейчас догоню! (Симке, тихо). Слышь, отвали отсюда, пархатый!
Симка (хватает его за ворот). Ты что сказал, гнида!?
Курсант. Пшёл… (Наносит ему незаметный короткий удар под дых.)
Симка скрючивается.
Девушка. Что вы там! Женя! Не отставайте!
Курсант. Да, Оленька, уже! (Бежит к ней.) А давайте, Оленька, отсюда сбежим!
Девушка. Ну, если с вами…
Вдвоем они подныривают под цепью, убегают.
Барский. Да, правильно, Оленька ее звали. Всегда помнил, конечно, только вспоминать не любил, оттого и выпало из памяти. Да, Оля, Ольга. Хватило на одну букву. Вторая буква у нас, стало быть, «О».
Лебедев. Симка, давай!
Барский (Симке). Давай, давай, шагай. (Лебедеву.) Нам с тобой, друг Лебедев, еще шагать и шагать по жизни.
Симка догоняет своих. Звуки демонстрации уплывают.
И что мы имеем в итоге? В итоге мы имеем «Эм» и «о». Итого мы имеем «Мо». А что, для начала не плохо.
Звонит мобильник.
(Берет телефон.) Слушаю.
В правой части сцены, где прежде была комната Барского, высвечивается другое обиталище. Почти всю комнату занимает расстеленная кровать, по стенам висят портреты рокеров и рокерские трофеи. Где-то в ванной шумит вода. На столике бутылки с напитками.
Поверх кровати, закутанная в простыню, сидит Лариса, в одной руке у нее мобильник, в другой бокал с коктейлем.