– Ладно-ладно, я пошутил! – рассмеялся Трубочист.
– А вот и человек пришёл по твою душу, – тихо произнёс Красавчик, указав глазами на входную дверь. – Я исчезаю!
Тут он зацепился взглядом за ещё не закончивших свою трапезу двоих посетителей и, подскочив к их столику, громко зацыкал на них, выталкивая из-за стола.
– Пошли-пошли отсюда, завтра доедите! – командовал Красавчик.
– Но у нас пиво в кружках осталось и вина ещё полкувшина, – недовольно огрызнулись те.
– Я сказал, завтра – значит, завтра. Ноги в руки – и бегом отсюда, пока я ещё добрый!
Посетители поднялись и, ворча на Красавчика, но не посмев даже взглянуть в сторону Трубочиста, направились к выходу. В дверях они столкнулись с новым визитёром, человеком неприметной наружности, в поношенном плаще и шляпе, надвинутой на глаза. Единственное, что можно было сказать об этом человеке, – то, что он был излишне полноват.
– Смотреть надо, куда прёте! – недовольно рявкнул вошедший и направился к столу Трубочиста.
– Ну, здравствуйте, господин бургомистр, а вы всё в том же прикиде, прям как в прошлый раз, два года назад. Что, денег нет на новый? – ехидно спросил Трубочист и скосил глаза на потёртый плащ.
– Ладно скалиться, вон сколько моего добра уже сожрал! – буркнул в ответ глава города.
– Я только попробовал, но поесть ещё не успел.
– А тебе и нельзя после тюремной баланды много жрать!
– Ладно, господин фон Зиберман, хватит нам лясы точить, пора и делом заняться… Да вы садитесь, угощайтесь, что ли, а то прямо неудобно как-то. Вы за всё это богатство заплатили – и стоите как бедный родственник. Ни кусочка ещё себе в рот не положили.
– Я не голоден! – буркнул глава города и сел по другую сторону стола, как раз напротив вора, хотя и рядом с ним места на лавке было достаточно.
– Была бы честь оказана, – ухмыльнулся Трубочист. – Судя по накрытому столу, разговор у нас будет весьма серьёзный.
– Ты прав. Надо в нашем городе к одному купцу в гости наведаться. Товару он у себя припас для продажи ганзейским купцам немерено. Мехов соболиных у него накопилось изрядно, серебряных украшений, янтаря. В общем, много чего у него в доме есть, – начал без предисловий бургомистр.
– Если меха соболиные и для ганзейских купцов, то, видно, из московских земель, а раз так, то купца щипать будем своего, немецкого, а это уже против ваших правил, господин фон Зиберман. Вы же раньше только заезжих купцов чистить мне велели, а своих ни-ни. Что же такое успело измениться в нашем городе, если вы уже и до своих земляков добрались? Али обнищали тут за два года без моей помощи? – рассмеялся Трубочист.
– Умолкни! Умный нашёлся! – рявкнул бургомистр и зло огляделся по сторонам. – Не твоего ума это дело! Чистишь купца, на которого я тебе указываю, – и катись из моего города с миром, а не хочешь – быстро палача свистну. У него давно топорик по твоей шее слёзы льёт!
– Ладно-ладно, и пошутить уже нельзя, – грустно произнёс вор и сделал вид, что обиделся.
– С девками шути, а со мной шутки плохи! – со злостью проворчал фон Зиберман.
– Ну я же сказал: мир, – ответил Трубочист и примирительно понял вверх ладони.
– Значит, так. Сейчас отъедаешься и отсыпаешься, а ночью через те «двери», которые для тебя всегда открыты, забираешь из указанного дома все меха. Серебро можешь хоть всё себе оставить, если, конечно, сумеешь унести! – рассмеялся бургомистр и отломил здоровый кусок осетрины. – А ничего рыбку для тебя приготовили, даже, можно сказать, вкусно, только вот с перцем стряпун переборщил, но что с этой забегаловки возьмёшь? Одно ворьё здесь и ошивается!
– Вот как вы сразу да в самую точку попали! – усмехнулся Трубочист.
– Ты это о чём? – подозрительно спросил глава города.
– Да так, о своём вспомнил, – пряча глаза за кружкой пива, произнёс Трубочист. – Ваше здоровье, господин фон Зиберман!
Трубочист сдул белоснежную пену и большими глотками стал опустошать кружку. Осушив её до конца, он грохнул глиняным дном о сосновый стол и громко крякнул от удовольствия.
– Давно я пивком не баловался. А кто этот купец, если не секрет? – как бы между прочим поинтересовался вор.
– Фридрих его зовут. Да ты его знаешь. У него восемь лет назад жена померла, и он тогда остался с малой дочкой на руках.
– Это который потом на Суконную улицу переехал, потому что ему стало трудно платить за дом?
– Он самый!
– И этого бедолагу ты захотел обобрать до нитки? – скривился вор.
– Не твоё дело! – рявкнул бургомистр.
– Да, мельчает в нашем городе народ, хотя недолго мне здесь теперь обретаться. Может, в Дерпте у бургомистра размах побольше, чем в Риге.
– Ха, это уж точно! В Дерпте сидит мой сводный брат – тот ещё скряга. Зимой снега у него не выпросишь! – ухмыльнулся бургомистр и с довольным видом посмотрел на Трубочиста.
– У купца этого сколько народу в доме живёт?
– Пятеро. Двое работников, прислуга и он с дочкой.
– Многовато. Кто-то может ночью проснуться.
– Не проснутся. Мой сын им вино отнёс – ну, вроде как подарок от меня в честь дня города – и просил всех в доме выпить за моё здравие и за то, чтобы наш город долго стоял.
– А вы что, с этим купцом поссорились? – полюбопытствовал Трубочист.
– Какая тебе разница? Меньше знаешь – дольше проживёшь. А за свой город они выпьют, никуда не денутся! – хитро улыбнувшись, ответил фон Зиберман.
– Ну ладно, выпьют они – и что с того?
– А то, что вино сонное! Проспят они крепким сном до самого утра! – самодовольно усмехнулся бургомистр.
– Как у вас ловко всё схвачено!
– Был бы я дураком – давно бы с постом бургомистра расстался.
Ночь пришла быстро и, как специально, в небе над городом плотным слоем висели тёмные тучи. Полная луна лишь изредка проглядывала сквозь их разрывы. В доме купца Фридриха уже давно все спали. Окна были темны и выглядели безжизненными.
Трубочист взял с собой на дело Красавчика, который не впервые помогал ему. А в этот раз улов обещал быть особенно увесистым, и без помощника обойтись никак было нельзя. Не говоря уже о том, что кому-то нужно было стоять на стрёме. Трубочист, с его небольшим ростом, отличался необычайной гибкостью. Он мог с лёгкостью пролезать в любые дымоходы и таким образом добирался до самых сокровенных тайников своих жертв. Вот и в этот раз он легко взобрался на крышу дома, а Красавчик страховал его внизу. Если бы соседи Фридриха не спали, то, возможно, увидели бы в те мгновения, когда луна показывалась из-за туч, тёмный силуэт человека, крадущегося по крыше напротив. Впрочем, Трубочисту не понадобилось много времени, чтобы скрыться в трубе. Было лето, и камин в доме Фридриха не топился, а поэтому вор достиг цели без затруднений.
Трубочист по верёвке спустился на первый этаж и бесшумно вылез из камина. Немного постоял, вслушиваясь в ночные звуки. В доме было всё спокойно, только из комнат время от времени раздавалось мерное сопение да храп. Лишь за одной из дверей было совершенно тихо – по-видимому, там никого не было.
Глаза Трубочиста, привыкшие за время заточения к темноте, помогали ему хорошо ориентироваться в чужом доме. Но для надёжности он всё-таки взял с собой хитроумное освещение – толстую свечу в жестяной коробке с ручкой и небольшой прорезью, сквозь которую пробивался только узкий луч света.
Вор знал, что самые ценные вещи у купца хранятся на втором этаже, и стал подниматься по деревянной лестнице наверх. Она была не новой, и некоторые ступеньки уже поскрипывали, но лёгкий вес вора позволял ему сильно не шуметь. Он старался шагать в такт сопению жильцов дома, что ему хорошо удавалось. Наконец он добрался до входа на второй этаж, но дверь в кладовку была на замке. Это не оказалось для вора ни неожиданностью, ни большим препятствием. Его верные отмычки были при нём и висели на поясе.
Через пару минут дверь удалось открыть, и Трубочист проник в одну из кладовок. В ней стоял такой сильный запах трав, что вор еле сдержался, чтобы не чихнуть. «Моли боятся! – подумал он и тут же усмехнулся. – А воров – нет!» Вся комната от пола до потолка была уставлена мешками, и в каждом из них сорок меха. «Неплохо, но где же серебро и янтарь?» – продолжал размышлять вор.
Он прошёлся по другим комнатам, но они были пусты. «Опять бургомистр наврал! – мысленно рассердился Трубочист. – Ну ничего, возьмём с него соболями! С паршивой овцы хоть шерсти клок! И шкурки уже разложены по мешкам – мне меньше работы. Наверное, купец поутру собирались их отвезти на продажу. Вовремя же я пришёл!»
Вор перетаскал мешки к камину и начал привязывать их один за другим к верёвке, по которой сам спустился в дом. Потом дёрнул за её конец, и мешки стали исчезать в дымоходе. Оставался последний мешок, когда дверь той единственной комнаты, в которой не раздавалось ни храпа, ни сопения, вдруг открылась и на её пороге показалась сонная девушка в ночной рубашке. Она протёрла глаза и с недоумением посмотрела на маленького человечка, который был намного ниже её ростом и целиком помещался в их камине. Правда, его голова была скрыта в дымоходе. Человечек был чрезвычайно занят и не замечал её присутствия. Непрошеный гость расторопно подвязывал на висящую верёвку пухлые мешки.
Несмотря на полумрак, Мария узнала их. Это были мешки с соболиным мехом, которые завтра с утра предстояло отвезти в порт, где их ждал купец из Ганновера. Там же её отец должен был наконец получить свои деньги за весь товар.
Мягкие меховые тапочки делали шаги Марии совершенно бесшумными, и она попыталась подойти к вору поближе. В это время незваный гость нагнулся за последним мешком и увидел внимательно наблюдавшую за ним девушку.
– Да что же это такое тут делается?! – вскричала Мария.
Реакция вора была мгновенной. Он тут же схватил в одну руку последний мешок, а другой ухватился за верёвку и изо всей силы за неё дёрнул. Верёвка вместе с мешком исчезла в трубе, а грабитель высоко подпрыгнул, упёрся ногами в стенки дымохода и стал ловко и быстро подниматься по нему наверх.
Мария в первое мгновение растерялась от такой неожиданной прыти вора, но тут же пришла в себя, подбежала к камину и заглянула в дымоход. Над головой, на расстоянии вытянутой руки, она увидела уже скрывающуюся в темноте босую ногу воришки. Мария стала во весь голос звать на помощь и одновременно схватилась за тощую стопу, но её противник начал дёргаться, стараясь побыстрее освободиться от неожиданной помехи. Мария не удержалась на ногах и упала, а грабитель вместе с последним мешком исчез в дымоходе.
На её крик никто в доме так и не откликнулся. Растирая ушибленный локоть, девушка устремилась на второй этаж. Дверь кладовки была открыта настежь, и ни единого мешка с мехами в ней не было. Тогда она сбежала по лестнице вниз и с криком влетела в комнату отца. Но тот продолжал мирно спать в своей кровати и на внезапный шум только проворчал что-то нечленораздельное и тут же повернулся на другой бок, чтобы продолжить свой сон.
– Отец, вставай! Слышишь, вставай! Нас ограбили, отец!
Мария, заливаясь слезами, кричала над самым его ухом, но отец только бормотал что-то сквозь сон и отмахивался от неё, как от назойливой мухи. Она бросилась к окну и на фоне тёмных строений увидела еле различимые силуэты двух мужчин, быстро удаляющихся от их дома и уносящих с собой мешки с соболиными шкурками. Фридрих так и не проснулся.
Глава 12. Бегство из Вендена
В то утро толстые стены замка Венден сотрясали гневные крики магистра Ливонского ордена. Вальтер фон Плеттенберг был до глубины души возмущён своими воинами. Да, они вернулись из похода против лесных оборванцев живыми и здоровыми, и он мог бы этому только порадоваться, если бы не их внешний вид в тот момент, когда они предстали перед ним: раздетые, босые, без оружия и боевых коней. Стоит ли говорить, что ни единого пойманного разбойника при них не было. Более того, этот недотёпа Везунчик смеет является к нему на глаза в таком непотребном виде уже во второй раз!
– Да какой ты Везунчик?! – орал раскрасневшийся от негодования магистр на рыцаря, которого совсем недавно определил к себе в охрану. – Ты олух царя небесного, а не Везунчик. Вот твоё настоящее имя – о-лух!
– На нас в лесу напала целая толпа, господин магистр, – промямлил в своё оправдание теперь уже, по всей видимости, бывший Везунчик. – В этот раз разбойников было ещё больше, и они набросились на нас без предупреждения, применив самые коварные методы ведения боевых действий.
Двое его товарищей по несчастью дружно закивали головами в знак полного согласия со своим командиром. Магистр с презрением оглядел всю троицу и, выпятив нижнюю губу, с надменным видом произнёс:
– Это ни в коей мере не оправдывает вашего позорного бегства с поля боя! Вы недостойны больше носить имя славных воинов Ливонского ордена. Везунчик, я лишаю тебя звания рыцаря. Мне кажется, что ты вполне заслужил такое наказание. Завтра я проведу соответствующую церемонию, а затем ты будешь отправлен пехотинцем в Нарву. Туда же после получения наказания от своего капитана будут отправлены и оба провинившихся кнехта. Я прикажу при наступлении поставить вас всех в первую линию! Там, в битве с войсками дикой Московии, вам своей кровью надлежит смыть тот позор, которым вы себя покрыли, уступив поле боя преступному нищему сброду, который по вашей вине теперь продолжает промышлять разбоем в рижских лесах. Три полностью вооружённых воина на боевых конях не смогли выполнить мой приказ! Какое унижение! И кто вы после этого?! Молчите? Сейчас же вон с глаз моих, и чтобы я больше вас никогда возле себя не видел! Процедура лишения рыцарского звания состоится завтра в полдень, а кнехтам я приказываю немедленно отправляться к своему командиру для получения наказания!
Вся троица, понурив головы, молча вышла из Звёздного зала. Магистр, скрестив руки на груди, с недовольным видом стоял у окна и наблюдал, как во дворе тренируется его личная охрана. Очередное неприятное событие, произошедшее с воинами ордена, окончательно лишило его спокойствия. Он был зол на весь белый свет.
– Ольгерт! – крикнул он своего секретаря. – Где тебя носит?!
– Я здесь! Слушаю вас, господин магистр.
– Садись, бери перо и чернила. Пиши!
– Я готов, господин магистр, – ответил секретарь, сев за специально обустроенный для него в Звёздном зале небольшой столик с письменными принадлежностями.
– Итак. Всем комтуриям Ливонского ордена. Указ. Во исполнение договора от 21 июня сего года, заключённого между нашим орденом и княжеством Литовским, приказываю всем братьям-рыцарям отправиться на помощь нашему союзнику и вместе выступить против Московского княжества. Для осуществления этого собрать под штандартами ордена все возможные для боя силы и вооружение и в составе конных рыцарей и пеших ландскнехтов, а также свободных пехотинцев и добровольцев, выразивших своё желание встать под наши знамёна, выдвинуться по направлению к Вендену, где будет произведено окончательное формирование войска. Всеми нашими силами мы примем бой за право всех народов, находящихся под тиранией московского царя, иметь на своих землях достойных правителей и истинную католическую веру. В связи с этим приказываю к августу месяцу сего 1501 года от рождества Христова подготовить наши войска для похода на русский город Псков. Написал?
– Да, господин магистр.
– Изготовить копии и разослать нашим братьям-комтурам во все земли Ливонии. А теперь пиши второй указ. Комтуру дерптскому. Довожу до твоего сведения, брат мой, свои опасения по поводу надёжности некоторых жителей Дерпта, а именно русских купцов. Как тебе известно, наш союзник, великий князь литовский, вступил в войну с Московским княжеством. Мы со своей стороны не имеем права спокойно наблюдать за злодеяниями московского царя Ивана и выступаем в поддержку нашего южного соседа. Поэтому ради усиления обороны доверенного тебе города приказываю искоренить саму вероятность предательства и подвергнуть заточению всех русских купцов, которых на территории вверенной тебе комтурии, по моим сведениям, сейчас не менее ста пятидесяти человек. Всех их незамедлительно отправить в темницу и подвергнуть допросу с пристрастием, не доносили ли они секретных сведений московскому царю. Об исполнении указа сообщить до начала выступления наших войск на город Псков… Всё. Запечатать и отправить.