рода».
Прошел, кажется, год, прежде чем доктор Шоу,
натуралист из Британского музея, рискнул исследовать шкуру
утконосого монстра. Рассмотрев ее внимательно, он не
нашел никакой подделки: шкура бесспорно создание
природы, а не рук человеческих. Он назвал это диковинное
создание Platipus anatinus, что в переводе с латинского
означает : «утиный плосконог». Утконос и его «кузина» ехидна —
одновременно и яйцекладущие, и млекопитающие звери.
В этом редком сочетании мы видим приметы той близкой
к сотворению мира эпохи, когда наши дальние предки уже
оделись в шерсть и стали кормить детей молоком, но не
утратили и некоторые черты прародителей своих —
пресмыкающихся и по старой традиции продолжали нести
яйца.
Прежде чем отложить яйца, самка утконоса роет нору
длиной от пяти до двадцати метров. Роет у воды, но вход
в нее делает не под водой, как часто пишут, а над водой,
В конце норы устраивает гнездо из сырых листьев — именно
сырых, чтобы в гнезде было достаточно влаги и скорлупа
яиц не подсыхала,— травы, тростника и древесных ветвей,
которые долго мнет и ломает своими беззубыми челюстями1.
Подхватив все это хвостом, а не клювом, переносит в нору.
Затем, действуя хвостом же, как каменщик лопаточкой,
утконосиха сооружает из земли и глины толстую стенку,
которой, как барьером, отделяет комнату с гнездом от других
1 У взрослых утконосов совсем нет зубов, но у их детенышей есть
молочные зубы, которые с возрастом исчезают. Формой своей они
напоминают зубы древнейших млекопитающих. У ехидн не бывает даже
и молочных зубов. Муравьев они «жуют», вернее, давят роговыми
бугорками, которые расположены сверху на языке.
помещений норы. Делает это для того, чтобы сохранить в
гнезде нужную температуру и влажность. Замурованную в
самодельном термогигростате самку труднее найти и врагам.
Врагов у нее, правда, немного, но все-таки они есть:
небольшой питон, местный варан и лисицы, завезенные из Европы.
Отгородившись от мира глиняной стеной, утконосиха
откладывает в гнезде два тускло-белых яйца!.
Они мягкие: скорлупа мнется под пальцами.
Свернувшись клубком, зверюшка прижимает своих потенциальных
отпрысков к груди и согревает их теплом тела2. Значит, не
только клюзом утконос напоминает птицу: как и птица, он
высиживает яйца!
Возможно, что и тепло гниющих растений, из которых
сложено гнездо, подогревает их. Но доктор Крумбигель
говорит, что едва ли это так. Во-первых, подстилка из листьев
слишком тонка для этого, а во-вторых, утконосики
вылупляются из яиц очень быстро: листья не успевают за это время
сгнить. Дней через десять — четырнадцать, а по некоторым
1 Редко бывает одно или три яйца.
2 Температура тела у ехидны и утконосов невелика: всего около
25 градусов. Кроме того, в зависимости от различных условий она то
падает, то повышается иногда даже на 7—8 градусов. Почти у всех
других млекопитающих животных нормальные суточные колебания
температуры не превышают обычно одного градуса. Только у верблюда
температура тела ночью опускается до 34, а в полуденный зной повышается
до 40 градусов.
наблюдениям через семь — десять дней, прорвав скорлупу
яйцевым зубом, молодые зверьки с клювами появляются на
свет божий. Яйцевой зуб — он сидит на межчелюстных
костях верхней челюсти — своего рода «консервный нож»,
которым природа наделила многих детенышей, рождающихся
из яиц со скорлупой: птичьих птенцов, новорожденных
пресмыкающихся, ехидн и утконосов. Единственное его
назначение — вспороть скорлупу перед выходом из яйца.
Выполнив эту несложную задачу, яйцевой зуб отваливается.
А молодые утконосики еще долго, после того как он
отвалится— девять, одиннадцать или даже семнадцать
недель,— лежат слепые и беспомощные на подстилке из
листьев. Все это время мать кормит их молоком 1. Сосков у нее
нет, поэтому детеныши слизывают его прямо с шерсти. Ут-
Коносиха ложится на спину, молоко из молочных пор стекает
й небольшую бороздку у нее на брюхе.
Из этого «корытца» детеныши его и вылизывают, пока
не подрастут и не научатся сами ловить и есть червей, улиток
и раков.
Ехидна —его „кузина"
Кузина утконоса, ехидна, чтобы отложить и высидеть
свое единственное яйцо, нору не роет: вынашивает его в
сумке, такой же почти, как у кенгуру.
Вот только не понятно пока, как это яйцо попадает в
сумку? Раньше думали, что самка когтями или клювом
закатывает его туда. Но когти и клюв для этого совсем не
годятся. Думали, что, может быть, изгибаясь, самка
откладывает яйцо прямо в сумку?
А сейчас считают, пишет Эллис Трофтон, что сумка
вырастает у ехидны после того, как из яйца выведется
детеныш (где-нибудь в укромном местечке). Когда начнет он
сосать, прицепившись к шерсти у мамаши на брюхе, сумка
сразу быстро-быстро растет и обрастает его со всех сторон,
й он, сам того не ведая, оказывается в люльке. Но натура-
Лист Гааке (первым в мире!) в уже готовой сумке ехидны, и
такой большой, что в нее «можно было положить мужские
часы», нашел яйцо, а не детеныша.
1 В молоке много белка и жира, но нет совсем сахара.
Зденек Беселовский, который наблюдал за ехидной в
Пражском зоопарке, тоже пишет, что яйцо она снесла в
готовую уже сумку.
Поэтому вернее всего будет, если мы скажем: зоологи
еще толком не знают, как яйцо ехидны попадает в сумку*
Самцы ехидн и утконосов носят на задних ногах
костяные «шпоры». Они покрыты кожей, словно чехлом, но острые
концы торчат наружу и могут больно уколоть. Мутная
жидкость вытекает по каналу, пронзающему шпору
насквозь. Она ядовита, эта жидкость!
По-видимому, шпоры — отравленное оружие. Но до сих
пор неизвестно, чтобы ехидна поранила кого-нибудь своей
шпорой. Утконос тоже сам по воле своей не пускает ее в ход*
Правда, некоторые люди и собаки, бесцеремонно обращаясь
с безобидным зверьком, натыкались, случалось, на
ядовитую шпору. Люди излечивались довольно быстро, но собаки,
тоже довольно быстро, умирали. Умирали и кролики (через
две минуты!) после того, как экспериментаторы
впрыскивали им под кожу яд утконоса.
Ехидна и утконос — единственные на нашей планете
ядовитые млекопитающие. Но все в их поведении, в устройстве
и употреблении ядовитого оружия говорит о том, что
сохранили они его главным образом как почти ненужный ныне
атавизм, сбереженную эволюцией память о далеких
предках — ядовитых ящерах. (Правда, 3. Веселовский видел, как
самцы ехидн пытались уколоть друг друга ядовитыми
шпорами. Но другие наблюдатели об этом ничего не говорят.)
В наши дни утконосы и ехидны уцелели только в
Австралии и на некоторых больших, близких к ней островах.
Даже ископаемые их остатки — двух видов ехидн и одного
утконоса — найдены до сих пор лишь в позднетретичных,
плейстоценовых, отложениях пятого континента.
Утконосы живут в быстрых холодных горных ручьях и
в теплых мутных реках равнины, в озерах и даже
небольших заводях Тасмании и Восточной Австралии (к западу до
реки Лейхгарда в Северном Квисленде).
Ехидны — в лесах и кустарниках почти всей Австралии,
Тасмании и в Новой Гвинее. Зоологи различают два вида
ехидн (австралийский и тасманийский) и несколько их
подвидов. Кроме того, в Новой Гвинее живут еще три вида—так
называемые проехидны. У них более длинные, чем у ехидны,
ноги и клювы. Животные эти совершенно не изучены.
Путешествие в сумку
За сто сорок лет до Кука голландец Франс Пелсарт
завел первое знакомство с кенгуру.
В 1629 году его корабль «Батавия» потерпел крушение у
берегов Западной Австралии. Капитан Пелсарт отправился
за помощью на остров Ява в настоящую Батавию (ныне
город Джакарта). А в это время некоторые матросы, из тех, что
остались на берегу в Австралии, решили воплотить в жизнь
давнюю мечту: захотели стать пиратами! Сговорились и
перебили около сотни своих товарищей, которые мечтали,
по-видимому, о другом.
К счастью, когда Пелсарт вернулся с подкреплением из
Батавии, ему удалось перехитрить пиратов-самоучек. Он
захватил их в плен и всех казнил, кроме двух, которых
оставил на берегу. Это были первые белые «поселенцы» в
Австралии.
Кроме приключения с пиратами, Пелсарт и его товарищи
пережили еще одно волнующее событие, которое к теме
нашей книги имеет непосредственное отношение. Они
повстречали на равнинах Новой Голландии, так называли тогда
Австралию, очень странное существо: оно прыгало, как
кузнечик, на двух длинных-предлинных задних ногах.
Короткие передние лапки животное прижимало к груди. Хвост у
него был тоже «очень длинный, как у длиннохвостой
обезьяны». Когда «попрыгунчика» поймали, на животе у
него нашли какую-то странную сумку, вроде большого
кармана, а в кармане — малюсенького детеныша. Моряки решили,
что детеныш тут же, в сумке, и зарождается,— ошибка,
которую и сейчас еще делают многие австралийские фермеры.
Полагают, что первый кенгуру, которого увидели
европейцы, был небольшим кустарниковым валлаби-дама, или
таммар-валлаби (Thylogale eugenii)*. Но известие о нем, об
этом животном, дошло до Европы... лишь через двести лет.
Вернее, дошло-то оно раньше, но затерялось в архивах, его
отыскали и вспомнили о нем лишь после того, как слово
«кенгуру», привезенное Куком из Австралии, облетело уже
весь мир.
1 В Австралии и на близлежащих островах обитает (или обитало в
недавнее время, так как некоторые уже вымерли) шестьдесят видов
кенгуру: самых мелких из них, тех, что ростом немного больше крысы,
называют крысиными кенгуру, средних — валлаби, а крупных, у
которых стопа задних ног длиннее 25 сантиметров, — настоящими кенгуру.
Случилось это в 1770 году. «Эндевор» получил
повреждение на Большом Барьерном рифе у восточных берегов
Австралии. Пока судно ремонтировали, Кук и Джозеф Бенкс,
натуралист и меценат, отправились на берег поохотиться. Они
много слышали о странных существах, которые здесь
водятся: звери эти ростом будто бы с человека, голова у них
оленья, хвост длинный, а прыгают как лягушки!
«Кроликов», которые прыгали как лягушки, Кук уже видел, но
больших зверей, ростом с человека, еще не встречал.
Правда, нашли однажды помет неведомого животного, «которое
питалось травой и ростом было не меньше оленя»,— так
заключили знатоки с «Эндевора», изучив следы незнакомца.
Джозеф Бенкс взял с собой собаку — грэйгаунда, или,
иначе говоря, английскую борзую. Она и выследила в
высокой траве четырех больших «тушканчиков», которые,
спасаясь от нее, «скакали на двух ногах, вместо того чтобы
бежать на четырех». Но, прыгая и на двух ногах, они удирали
так быстро, что собака на четырех не могла их догнать.
Позднее Кук спросил местных охотников, как называют
они зверей, которые скачут на двух ногах.
Говорят, он обратился к ним по-английски:
— Can you tell me?.. (Можете ли вы мне сказать?..)
— Кэн тэл ю? — ответили австралийцы, повторив на
свой лад его вопрос, так как не расслышали его.
— Кэн-гу-ру? — переспросил Кук.
— Да-да! — Они согласились с ним, закивав головами.
Так, будто бы по методу испорченного телефона, из
вежливой английской фразы «Кэн ю тэл ми» и родилось на свет
всем ныне хорошо известное слово «кенгуру».
Другие же утверждают, что все было иначе. Кук, может
быть, и спросил: «Кэн ю тэл ми?» —но ему в ответ
пробурчали что-то похожее на «кенгуру», что означало на
австралийском языке: «Я не понимаю».
Наконец, третьи говорят, что все это враки. Слово
«кенгуру» (вернее, «гангуру») действительно есть в лексиконе у
местных племен, кочевавших вблизи Куктауна, как раз там,
где Кук и повстречал этих самых «гангуру».
Каких именно кенгуру видели мореплаватели с
«Эндевора» — позднее они даже поймали несколько из них,— точно
неизвестно. Думают, что, скорее всего, бичехвостых валлаби.
Натуралист Миллер дал им в 1776 году латинское
название — Wallabia canguru.
Не прошло и двадцати лет, как вслед за Куком к берегам
Австралии прибыл первый британский флот во главе с
генерал-губернатором всех новооткрытых здесь территорий*
И с первыми же кораблями, которые отплыли отсюда в
Англию, губернатор и его офицеры послали в дар королю
Георгу III живого... кенгуру.
В Англии заморского оригинала ждала восторженная
встреча. Тысячи лондонцев спешили посмотреть на него.
Были напечатаны и расклеены по городу афиши,
превозносившие действительные и мнимые достоинства кенгуру. Одна из
них, например, была составлена в таких выражениях:
УДИВИТЕЛЬНЫЙ КЕНГУРУ!
Единственный, который живым прибыл в Европу.
Показывают ежедневно в Лицеуме на Стрэнде с восьми утра до
восьми вечера.
Это поразительное, прекрасное и кроткое животное не
похоже ни образом, ни сортом, ни симметрией тела НА ВСЕХ
ДРУГИХ ЧЕТВЕРОНОГИХ! Era многочисленные и
исключительные качества превосходят все, что» может вообразить
широкая публика. Созерцая его, она приходит в восторг и
награждает необыкновенное животное аплодисментами.
И так далее в том же роде. А в конце маленькая
приписка:
„Плата за вход — един шиллинг"
Но среди похвал, щедро расточаемых составителями
афиш по адресу кенгуру, не было упомянуто одно самое
редкое его качество. Не заметили его и капитан Кук, и
сопровождавшие его натуралисты—Со ланд ер и Бенкс. Но
старый морской волк Франс Пелсарт о нем знал. «Снизу, на
животе,— писал он,— самка носит сумку, в нее можно залезть
рукой. Мы нашли в сумке детеныша, который висел на
соске, вцепившись в него своим ртом. Мы видели несколько
подобных зародышей, они все были величиной с боб, так что,
по-видимому, и вырастают здесь из сосков».
Это убеждение, что детеныши кенгуру не родятся
обычным путем, а отпочковываются от сосков, очень широко
было распространено прежде. Да и сейчас еще многие фермеры
в Австралии верят, что между яблоней и кенгуру есть неко-
торое сходство: плоды на ветках и детеныши на сосках
вырастают у них примерно одинаково. Эллис Трофтон,
известный знаток сумчатых животных, описал однажды в
австралийской газете, как кенгуру рождают своих детей. И
получил письмо, в котором возмущенный читатель заявлял, что,
несмотря на рассуждения всяких «трофтонов» и других
умников «с Питт- и Джордж-стрит», он останется при своем
мнении о том, как родятся кенгурята.
Долго об этом велись споры и среди натуралистов.
Правда, не многие из них сомневались в том, что кенгуру
размножаются не вегетативно, как растения, а обычным для зверей
путем. Но вот как новорожденные «эмбрионы» попадают к
мамашам в сумки, чтобы закончить там свое развитие,— об
этом спорили особенно много. И лишь сравнительно
недавно истина окончательно была установлена. Я сказал: