Коршун добывает пропитание, изображая пикирующий
бомбардировщик. Заметив с высоты страуса эму на гнезде,
он летит к нему и пугает его как может. С криком пикирует
вниз, прямо на страуса, дико хлопает крыльями у него над
головой. Глупый страус, поддавшись панике, встает с гнезда
и малодушно убегает. Тогда коршун берет в когти камень
побольше, какой только может поднять, и, взлетев, бросает
его с высоты на яйца. Скорлупа их, слишком прочная для
его клюва, трескается от удара «бомбы». Черногрудый
коршун снижается и раздирает трещину когтями.
В наши дни известный австралийский орнитолог доктор
Алек Чизхолм в статье «Употребление птицами орудий и
инструментов», опубликованной в 1954 году, с новыми
подробностями обсуждает старую историю о черногрудом
коршуне, бомбардирующем камнями яйца эму и некоторых
1 Профессор Павел Иустинович Мариковский живет в Алма-Ате. Это
один из лучших в мире знатоков насекомых и пауков. Он написал
много хороших книг о животных, и его научная монография «Тарантул и
каракурт» настолько интересна* что оторваться от нее нельзя.
Рекомендую всем* кто любит природу, прочитать эту книгу.
других гнездящихся на земле крупных птиц. (Камнем
разбивает яйца страусов и африканский стервятник.)
С именем Алека Чизхолма связано раскрытие еще одной
тайны пернатого царства.
Когда первые исследователи проникли во внутренние
области Австралии, они увидели там много диковинного: и
яйцекладущих зверей (с птичьими клювами на головах!), и
зверей сумчатых, и птичьи инкубаторы (кучи мусора,
полные развивающихся без наседок яиц), и какие-то еще
странные, украшенные цветами постройки.
Находили их обычно среди невысоких кустов. Небольшие,
выложенные прутиками платформы. На расстоянии
приблизительно полуметра другие, более длинные палочки
воткнуты в землю в виде плотного частокола. Их верхние концы
изогнуты навстречу друг другу, образуя над платформой
как бы двускатную крышу.
Перед одним из входов в шалаш на земле (на площади,
большей, чем сам шалаш) раскиданы сотни всевозможных
цветных безделушек: раковины, мертвые цикады, цветы,
ягоды, грибы, камни, кости, птичьи перья, обрывки змеиных
шкур и масса других странных вещей.
Недавно в одной из таких коллекций нашли даже
зубную щетку, ножи и вилки, детские игрушки, ленты, чашки
из кофейного сервиза и даже сам кофейник, небольшой,
пряжки, бриллианты (настоящие!) и искусственный глаз.
Самих строителей за работой не видели: про черных
птиц, которые суетились поблизости, и подумать не могли
такое. Предполагали разное. Капитан Стоке, одним из
первых исследовавший внутренние области пятого континента,
пришел к выводу, что эти шалаши строят для развлечения
своих детей туземные женщины. А тогдашний губернатор
Австралии сэр Георг Грей был автором другой «гипотезы»:
шалаш — дело рук кенгуру, заявил он, очевидно полагая,
что это эксцентричное животное на все способно.
Потом уже заметили, что шалаши строят именно те
птички, на которых вначале и внимания не обратили.
Внешне они ничем особенно не замечательны. Самцы иссиня-чер-
ные, похожи на сибирскую черную ворону, а самки
желтовато-зеленые. Впрочем, их много, разных видов, и окрашены
они не одинаково. Те, о которых я сказал,— самые
распространенные в Австралии шалашники: атласные беседоч-
нкцы.
Другой строитель шалашей по окраске похож на нашу
иволгу, а по внешности — на дрозда. Конический шалаш
птица-садовник украшает преимущественно мхом и цветами,
которые располагает с большим вкусом. Перед беседкой
разбивает небольшой лужок. Он окаймлен бордюром из мха, а
по нему разложены лесные цветы, ягоды и красивые камни.
Увядшие цветы птица ежедневно заменяет свежими.
А ее сосед и родич, шалашник из Новой Гвинеи,
разбрасывает перед беседкой ковер из диких роз и посыпает его
яркими плодами.
Лучше всех изучены атласные беседочницы.
Большой знаток этих птиц А. Маршалл рассказывает, что
в конце июня и в июле, когда в Австралии еще зима, черные
самцы атласных беседочниц покидают стаи и уединяются.
Каждый выбирает место где-нибудь на солнечной
полянке среди кустов и строит шалаш. Потом приносит к нему
голубые и желтые цветы и другие нам уже известные предметы
преимущественно голубого оттенка (как и глаза его подруги)
и все это раскладывает перед шалашом.
Затем украшает шалаш изнутри лепными «алебастрами».
Птица приносит откуда-то древесный уголь. «Жует» его,
добавляет немного мякоти какого-нибудь плода, смешивает
эту пасту со слюной — получается черная замазка. Ею
вымазывает беседочник все внутренние стены шалаша. Как
он мажет, видел профессор Алек Чизхолм.
«Много раз я находил,— пишет он,— шалаши,
сложенные будто бы из обуглившихся палочек». Можно было
подумать, что птица предварительно обжигала их на огне. Но
она не обжигает их, а вымазывает угольной пастой, которую
приготавливает описанным выше способом.
Перед началом штукатурных работ беседочник приносит
кусочек мягкой коры. Наполнив рот пастой, берет в клюв и
кору. Чуть разжимает надклювья, паста медленно вытекает
в щель по коре (если взять кусочек потолще, то паста,
очевидно, потечет быстрее). Одновременно кора служит кистью:
ею размазывает птица пасту по стенкам шалаша.
Но вот шалаш украшен. И самец отправляется в лес за
самкой. Далеко идти не приходится, потому что самка сидит
где-нибудь неподалеку. Еще до строительства шалашей
атласные беседочницы разбиваются на пары и кочуют вдвоем
около мест, где позднее будут построены «увеселительные
дома».
Невеста церемонно приближается к беседке, чтобы
прослушать здесь, вернее, просмотреть цветовую серенаду,
потому что ее кавалер ведь не поет, а играет перед ней
разными цветными штуками. Этот калейдоскоп красок пленяет
его подругу лучше всяких нежных слов.
Самка залезает в шалаш или с довольно безразличным
видом останавливается позади него, а самец хватает в
страсти то один, то другой цветной предмет. Вертится с ним в
клюве, словно безумный дервиш. Кидает, берет новую
игрушку, загораясь все большим азартом и вертясь и кланяясь все
энергичнее. Иногда он замирает с протянутым к ней в клюве
каким-нибудь цветным лоскутом, который обычно
соответствует тону ее оперения или глаз. И опять начинается
демонстрация собранных коллекций.
Изо дня в день в течение многих месяцев — с июня до
ноября или декабря — черная птица с увлечением играет
своими цветными игрушками, часто забывая й О еде, и о
питье, и о страхе перед врагами.
Если самка, которой обычно уже недели через две-три и
с милым скучно в шалаше, уходит в лес, самец оставляет на
минуту побрякушки и зовет ее криком, который нигде и
никогда больше услышать нельзя. Это ее трогает, и она
возвращается. Если нет — не возвращается, он бежит за ней,
бросив на произвол судьбы и свой шалаш и все богатства,
разложенные перед его дверью.
Когда шалаш заброшен, другие самцы, токующие
поблизости, сначала разрушают его, а потом разворовывают
цветные коллекции.
Они и при хозяине норовят их украсть, поэтому каждый
владелец шалаша гонит прочь всех соседей, которые иногда
навещают его. Навещают его и самки, но этих он не гонит, а
хвастает и перед ними своими богатствами.
Нередко ради чужой или холостой самки он и шалаш
переносит на новое место и токует там.
В сентябре — октябре уже все самки покидают шалаши
и где-нибудь метрах в ста от них вьют на деревьях гнезда,
разводят птенцов и выкармливают их. Самцы не принимают
в этом никакого участия, а с прежним рвением продолжают
играть в игрушки у своих шалашей.
Долго еще играют — до декабря, как я уже говорил.
И потом, когда в конце австралийского лета они
объединяются в стаи, время от времени то один, то другой самец при-
летает к шалашу, у которого он так приятно провел время,
подновляет его и приносит новые игрушки.
Знаменитая птица-портниха (она живет в Индии) «шьет»
не ради хлеба насущного, а
ради продления своего
портняжного рода. Но я расскажу о ней
здесь, чтобы полнаяполучилась у нас коллекция живот-
ных-«инструменталыциков».
Когда приходит пора
размножения, птица-портниха
иглой и нитками сшивает края
двух листьев. Игла — ее тонкий клюв, а нитки она прядет из
растительного пуха.
Сделав клювом дырочку в листе, маленькая портниха
продевает в нее заранее скрученную из хлопка нитку, затем
прокалывает второй лист и сквозь него тоже пропускает
нитку. Таких стежков она иной раз делает около десяти,
прочно сшивая два листочка наподобие колыбельки. Внутри
зеленой колыбельки птичка вьет мягкое гнездышко из
хлопка, пуха и шерстинок.
Птицы-портнихи живут вблизи от населенных мест — в
садах, на плантациях. Поселяются они и на верандах жилых
домов и «шьют» свои гнезда прямо из листьев комнатных
растений.
В странах, расположенных по берегам Средиземного
моря, живет другая птица-портниха — цистикола. На рисовых,
кукурузных полях Испании и Греции цистиколы
встречаются нередко.
Весной, когда побегут с гор ручьи и зазеленеют поля,
самец цистиколы начинает строить гнездо. Вначале он так же,
как и индийская птица-портниха, сшивает сплетенными из
паутины нитками два листа, потом внутри этих листьев вьет
из пуха и войлока мягкое гнездышко и привязывает его
паутинками к листьям.
Но, пожалуй, никто из птиц, зверей и насекомых не
владеет так искусно изготовленными собственноручно
«орудиями», как дятловый вьюрок с Галапагосских островов —
маленькая птичка, похожая на воробья. Мы видели его в филь-
ме, снятом на этих островах группой операторов во главе с
известным немецким зоологом Эйбл-Эйбесфельдом.
Мы видели, как, постучав клювом по стволу дерева и
внимательно выслушав его, вьюрок узнает, есть ли под корой
и в древесине стоящие его внимания личинки жуков.
Мы видели, как затем, если такие личинки выдадут себя
трусливой возней, он отдирает кору (нередко действуя
палочкой как рычагом), находит ход древоточца и затем...
затем происходит нечто невероятное! Вьюрок — не
забывайте, что это всего лишь только птица,— ломает клювом
колючку кактуса и, взяв ее в клюв, втыкает в отверстие,
оставленное в дереве личинкой жука. Он энергично
ворочает там колючкой, стремясь наколоть «червя» или выгнать
его наружу из лабиринта лубяных и древесинных ходов.
Часто изобретательность его бывает вознаграждена
немедленно, но иногда ему приходится немало повозиться, прежде
чем жирная глупая личинка покинет свои древесные
покои, ища спасения от возмутительной колючки в
безрассудном бегстве.
Тогда вьюрок, воткнув колючку в дерево или
придерживая ее лапкой, хватает личинку.
Если колючек нет под рукой, дятловый вьюрок срывает
клювом небольшую веточку, обламывает на ней сучки.
Обламывает и ее саму так, чтобы было удобно ею работать.
Эйбл-Эйбесфельд привез несколько вьюрков с
Галапагосских островов домой, в Германию. Они жили у него в
клетке, и он наблюдал за ними. Один вьюрок, когда был
сыт, любил играть, как кошка с мышкой, с мучными
червями, которыми его кормили. Сначала он прятал их в разные
щели и дыры в клетке, а потом, изготовив из веточки
рычаг, доставал оттуда. Опять прятал и опять доставал.
Эйбл-Эйбесфельд решил узнать, врожденное ли у
дятловых вьюрков умение манипулировать палочками или они
этому учатся, так сказать, на практике у старых опытных
вьюрков. Он вырастил молодого вьюрка в полной изоляции
от других птиц его породы. Однажды ученый дал своему
воспитаннику колючки от кактуса. Вьюрок долго
внимательно разглядывал их. Взял одну в клюв. Но что делать
с ней, не знал и бросил. Потом опять взял, попытался даже
воткнуть ее в щель, но, когда увидел мучного червяка,
бросил колючку и стал вытягивать его из щели просто клювом.
Позднее он все-таки научился кое-как владеть «инстру-
ментами*, но держал их в клюве неуверенно и неловко и
выбирал их без всякого знания дела: брал часто мягкие
травинки, жилки листьев. Они, конечно, гнулись, лишь
щекотали червяка, и напрасно только он с ними время
терял.
Эйбл-Эйбесфельд пришел к выводу, что стремление
брать «палочковидные» инструменты в клюв и извлекать
ими червяков из всяких дыр в дереве у дятловых вьюрков
врожденное, но рабочие навыки и правильные приемы
приобретают они на практике.
Пример других умелых птиц играет здесь тоже
немалую роль. Можно сказать, что знание теории этого дела
вьюрки получают от природы в дар к первому дню своего
рождения. Она запрограммирована в их наследственности,
в генах хромосом. Но производственные навыки и технологи-
ческие тонкости добывания червяков они должны развить
у себя сами.
Как ловят
Рассказав о дятловом вьюрке и других умельцах из
мира животных, мы уже занялись исследованием этого
вопроса — кто и как из животных добывает свой хлеб
насущный. Методы здесь чрезвычайно разнообразны и часто
очень хитроумны. Рассказать о всех, конечно, невозможно.
Но некоторые так оригинальны, так не похожи на все, к
чему мы привыкли, что и умолчать о них нельзя.
Прежде всего о хищниках. Их охотничьи навыки тоже
врожденные. Тигр, например, караулит добычу в засаде,
у водопоя или в других местах, которые часто посещают
его жертвы. Он кидается на них мощным прыжком и
перекусывает горло.
Львы охотятся и загоном. Это единственные из кошек,
за исключением, может быть, только южноамериканской
эйры, которые живут небольшими стаями — прайдами.
Убивая свою жертву, лев у мелких животных
перекусывает шейные позвонки, у крупных — ломает их резким
поворотом шеи вбок и вверх, прыгнув на животное и ухватив
лапой за конец морды, либо просто ударом лапы по шее,
иногда и по спине.
Леопард обычно бьет свою жертву спереди и тут же
впивается в горло. Когтями задних лап крупным животным
он часто рвет при этом живот.
Медведь бьет лапами и кусает.
Волки и дикие собаки гонят стаей добычу и на бегу
рвут зубами сухожилия ног и шкуру на животе и часто
таким образом потрошат ее еще до трапезы.
Куницы кусают всегда в горло и нередко убивают так
(порвав сонные артерии) и более крупных, чем сами,
животных.
Сокол бьет только летящих птиц, пикируя на них с
высоты со скоростью иногда больше трехсот километров в час!
Падая на жертву, он бьет ее не клювом, как иногда думают
и пишут (он сломал бы так себе шею), а когтями задних
пальцев. Лапы его с раскрытыми пальцами плотно
прижаты к телу. А задние когти выступают из оперения живота
как два острорежущих ножа. Представьте теперь, с какой
бешеной скоростью падает сокол из поднебесья, и вы по
достоинству оцените силу удара его когтей. Я сам видел
однажды на Амуре, как сапсан рассек беззаботно