– Пока состояние тяжёлое. Вы родственники?
– Нет, друзья, – ответила Наташка…
Мы вышли из больницы и опять сели в такси.
– Ну и как здоровье вашего Альберта? – поинтересовался водитель.
– Врач сказал: «Состояние тяжёлое. Очень запущенный случай», – ответил Вадик.
– Да, не повезло вашему другу. Наверное, надолго в больницу попал.
– А от аппендицита умереть можно? – вдруг спросила Наташка.
– Ещё как, – ответил таксист. – Вот недавно был случай…
– Остановите машину, – попросил я. – Дальше мы пешком пойдём…
Уже стемнело, когда мы возвратились домой.
– До завтра, – грустно попрощался с нами Вадик.
Но Наташка о чём-то задумалась и забыла сказать Вадику: «До свидания»…
– Папа, – утром попросила меня дочь, – позвони в больницу.
Я набрал номер. Трубку долго не поднимали, но вот далёкий голос произнёс:
– Вторая хирургия, слушаю.
Я спросил о здоровье Альберта.
– Пока без изменений, – ответили мне.
– Нужно что-то делать, – грустно сказала Наташка.
– Но что?
Я попробовал успокоить дочь.
– Наташка, – сказал я бодрым голосом. – Врачи у нас опытные и лекарства лучшие в мире. Уверен, завтра Альберту станет гораздо лучше!
– Папа, – вдруг спросила моя дочь. – Ты умеешь делать бумажных журавликов?
– Что? – переспросил я. – Каких журавликов?
– Маленьких журавликов из бумаги.
– Нет, маленьких журавликов из бумаги я делать не умею. А зачем они нужны?
– Если мы сделаем ровно десять тысяч журавликов, Альберт выздоровеет!
– Что за фантазии? Вечно ты придумаешь разные глупости.
– Никакие не глупости, – обиделась дочь. – Я совершенно точно знаю: если будет ровно десять тысяч журавликов, Альберт выздоровеет!
– Но почему именно десять тысяч?
– Так надо. В Японии этим способом лечат страшную болезнь – лейкемию. А аппендицит и подавно вылечится.
– Но мы с тобой понятия не имеем, как делаются эти журавлики.
– Давай попробуем.
Мы убрали всё со стола и вытащили имеющуюся в доме бумагу. Первый журавлик у нас явно не получился. Второй тоже. Третий почему-то был похож на женскую шляпу с лентами.
Но постепенно мы научились делать журавлей!
Они вылетали из-под наших пальцев всё красивее и красивее, важно рассаживались на серванте, диване, стульях (на столе места больше не было), самые разные журавли – из газет, тетрадей в линейку и клеточку, салфеток, а также из неизвестно как попавшей в дом обложки журнала мод…
– Давай отдохнём, – попросил я. – Мы уже часа три работаем.
Наташка рукавом утёрла потный лоб и сказала:
– Ой, как много получилось! Сосчитай, а то собьюсь.
И я начал считать журавлей.
– Шестьдесят девять, – сказал я. – Кажется, десять тысяч мы и за год не сделаем.
В нашу дверь позвонили, и дочь пошла в прихожую.
– Это Вадик, – сообщила она оттуда. – Сейчас он нам тоже помогать будет.
– А сколько ещё нужно до десяти тысяч? – поинтересовался Вадик.
– Девять тысяч девятьсот тридцать один, – ответил я.
– Папа говорит, столько мы и за год не сделаем, – вздохнула Наташка.
– Я знаю, что нужно делать! – сказал Вадик. – Нужно звонить в каждую квартиру и просить, чтобы нам помогли. Сегодня воскресенье, на работу же никто не идёт.
– Правильно, – поддержала его Наташка. – Какой ты, Вадик, умный. Я бы никогда-никогда сама не додумалась.
– Тогда и я с вами пойду.
– Отлично, папа, – обрадовалась Наташка. – Вместе мы ещё быстрее все квартиры обойдём…
И мы стали звонить в каждую квартиру.
– Извините, пожалуйста, – говорили мы, – мы к вам по не совсем обычному делу. Наш друг, мальчик Альберт, тяжело болен, и, чтобы он выздоровел, необходимо сделать десять тысяч бумажных журавликов. Не могли бы вы нам помочь?
Сначала нас не очень хорошо понимали, но мы объясняли ещё и ещё, и постепенно люди начинали улыбаться.
– Конечно, мы поможем. С удовольствием поможем. Только научите нас делать этих журавликов.
Мы учили. А потом шли дальше и дальше….
Наступил вечер. Усталые, мы сидели за столом и из последней бумаги вырезали журавлей.
И тут раздался громкий звонок. Наташка побежала открывать и вдруг закричала:
– Ой, идите все сюда!
Мы с Вадиком бросились к двери и увидели множество людей. Люди стояли у нас в прихожей, перед настежь открытой дверью, на лестнице, даже в подъезде. Все они держали бумажных журавлей. Держали в сумках, авоськах, просто в руках.
Журавли были самые разные: очень большие и совсем крошечные, самых разных цветов и размеров. Журавлики, похожие на журавлей, и совершенно непохожие. Но самое главное, их было много. Очень-очень много. Наверное, целых десять тысяч!
Люди входили к нам в квартиру, выпускали журавлей на свободу. Журавлики тесно, крыло к крылу, рассаживались на подоконнике, книжных полках, телевизоре, просто на полу, на кухне, в ванной.
– Спасибо, – говорили мы всем: мужчинам и женщинам, детям и совсем пожилым уже людям. – Спасибо! Большое спасибо!
А они улыбались и спрашивали:
– Может, ещё что-то нужно сделать для Альберта?..
Утром я вновь набрал номер больницы.
– Как здоровье Юлдашева Альберта? – спросил я.
– Гораздо лучше. Худшее уже позади, – ответили мне.
– Ура! – закричали мы с дочерью. – Худшее уже позади!!!
– Нужно об этом всем-всем сообщить, – предложила Наташка.
И мы стали звонить в каждую квартиру.
День бега
Я отложил газету «Советский спорт» и спросил:
– Будешь пить чай?
Дочь на секунду оторвалась от своего альбома, где что-то раскрашивала фломастерами, и мгновенно предложила:
– Пап, давай откроем болгарский конфитюр?
– Ладно, – согласился я. – Только, по-моему, мы с тобой употребляем слишком много сладкого. От этого зубы портятся.
– Правда? – насторожилась Наташка. – А за год, например, сколько зубов может испортиться?
– Не знаю, – растерялся я. – Наверное, один.
– Тогда нечего бояться! Моих зубов на целых тридцать два года хватит. А с зубом мудрости – на тридцать три.
Я не стал спорить, набрал в чайник воды, поставил на газовую конфорку и открыл банку с конфитюром.
– Что нового в детсаду? – поинтересовался я.
Наташка вздохнула.
– Скукотища одна… Лучше расскажи про свою работу.
– Нашей архитектурной мастерской заказали проект нового стадиона, – похвастался я. – Представляешь, на сорок тысяч мест!
– А зачем нужен такой большой стадион?
– Как зачем? Знаешь, сколько людей посещают футбольные матчи, легкоатлетические соревнования, занимаются в спортивных секциях… Да, кстати! В нашей мастерской вывесили объявление. Завтра, оказывается, проводится День бега… А вот и вода закипела. Неси чашки.
Пока дочь доставала из серванта любимые сервизные чашки, я заварил чай.
Наташка осторожно налила чай в блюдце, подула и, смешно втягивая щёки, отхлебнула глоток.
– И что это за День бега? – поинтересовалась она.
– Не знаю, – честно признался я. – В объявлении написано: «Кто хочет участвовать, просим прийти в Парк культуры и захватить с собой спортивную форму».
– Вообще-то я больше люблю плавать и нырять, – сказала Наташка. – Навылет, в глубину и спиной вперёд!
– И где это ты так научилась? – подозрительно спросил я.
– Разве не знаешь? Возле 45-го дома уже целый месяц, как бассейн построили.
– Так поэтому вечером я тебя никогда не могу домой дозваться? Ты понимашь, что можешь утонуть?
– Скажешь тоже. Маленькая я, что ли?
– Всё равно! Обещай, что больше туда ходить не станешь. Даёшь слово?
– Хорошо, хорошо, даю… Ой, что-то мне больше конфитюра не хочется. И во рту почему-то сладко стало!
– Это пройдёт, – успокоил я дочь и поинтересовался: – Что ты сейчас делать будешь?
– Наверное, рисунок дорисовывать. А ты?
– Смотреть футбол, – и я, включив телевизор, удобно устроился на диване.
«Матч сегодня явно не удался. И московские армейцы, и наши гости, футболисты Азербайджана, двигаются вяло, почти не бьют по воротам. Игра в основном проходит в середине поля, – скучным голосом произнёс комментатор. – За тридцать семь минут первого тайма практически не было создано ни одного острого момента…»
– Охота тебе смотреть такой скучный футбол, – сказала Наташка. – И потом, давно хотела спросить: те, кто занимается спортом, называются спортсменами?
– Да.
– А кто за них болеет?
– Болельщиками.
– А вот ты, папа, каждый вечер смотришь футбол, хоккей, баскетбол и один раз даже на городки телевизор не выключил. Как ты называешься?
– Я тоже болельщик и очень люблю спорт.
– Но ты им не занимаешься! По-моему, болельщиком должен быть тот, кто сам хоть чуть-чуть занимается спортом!
– Э-э, – сказал я. – Вечно у тебя в голове какие-то фантазии. Подумай сама. Утром – отвожу тебя в детсад. Потом на работе весь день стою за кульманом… Нет, слушай-слушай! Из сада тебя забрать, по дороге продукты купить, ужин приготовить и хоть иногда убрать квартиру. А ты спрашиваешь, почему спортом не занимаюсь. И сердце последнее время стало пошаливать.
– Поэтому и стало, что не занимаешься!
Я пожал плечами и прибавил в телевизоре громкость.
«…Итак, прозвучал свисток об окончании первого тайма. На табло у нас по-прежнему светятся нули, хочется надеяться, что в перерыве тренеры внесут коррективы в действия команд и вторая половина пройдёт более интересно…»
Изображение на мгновение мигнуло, появилась миловидная дикторша и, почему-то виновато улыбнувшись, произнесла:
– Мы продолжим трансляцию матча минут через двенадцать-пятнадцать. А сейчас предлагаем вашему вниманию документальный фильм «В верховьях Енисея».
– А пойдём завтра на этот День бегуна? – вдруг предложила Наташка. – И спортивная форма у нас есть. Хочешь, твои кеды с антресолей достану?
– Хорошо, – согласился я. – Только сейчас ложись спать, уже без четверти одиннадцать.
Наташка закрыла глаза, перевернулась на живот, а я стал досматривать футбол.
Второй тайм оказался таким же скучным, и счет 0:0 сохранился до конца…
Утром мы отнесли бельё в прачечную, потом в сберкассе заплатили за квартиру и Наташкин детсад и поэтому опоздали.
Когда мы добрались до Парка культуры, День бега уже начался. Всюду были развешаны яркие транспаранты, эмблемы спортивных обществ, и громко играла музыка.
– Как много людей! – удивилась Наташка. – Совсем как на 1 мая или 7 ноября!
Действительно, людей было очень много. Одетые в разноцветные спортивные костюмы, они стояли плотными группами, улыбались, переговаривались между собой.
– А почему у всех номера? – поинтересовалась Наташка.
Я хотел объяснить, но не успел. Музыка стихла, и чей-то усиленный микрофоном голос произнёс:
– Товарищи! До старта осталось десять минут. Если есть опоздавшие, просим заявиться и получить номера участников!
– Мы! Мы опоздавшие! – закричала Наташка и потащила меня за собой.
– Наташка, – предложил я. – Давай лучше останемся болельщиками?
Я посмотрел на её ставшую сразу какой-то грустной фигурку и понял, что сегодня мне всё-таки придётся побегать.
Наши фамилии записали в протокол и выдали нам нагрудные номера.
– Итак, открываем праздник, посвящённый Дню бега! – произнёс микрофон тем же голосом. – Ещё раз повторяю, протяжённость трассы – один километр. Если кто-нибудь из участников почувствует недомогание, усталость, советуем сразу переходить на медленный бег или шаг. Помните, вы бежите километр здоровья!.. Прошу всех пройти за стартовую линию!
Высокий парень в синем спортивном костюме медленно поднял руку, нажал на курок стартового пистолета, и со звуком выстрела мы бросились вперёд…
Мы бежали по широким дорожкам парка мимо клумб с цветами, мимо шахматного павильона, танцплощадки, мимо застывшей на постаменте выкрашенной почему-то зелёной краской скульптуры девушки с веслом, мимо летней эстрады, где по воскресеньям играет духовой оркестр.
Я оглянулся.
Наташка бежала рядом, высоко выбрасывая колени и равномерно работая руками. Она тоже посмотрела на меня и спросила:
– Можешь быстрее?
Я кивнул и побежал быстрее.
Сначала мы обогнали двух полных женщин в одинаковых майках с надписью «Адидас», пожилого мужчину в очках, мальчика лет тринадцати в кепке с длинным козырьком.
– Отлично! – радостно крикнула Наташка. – Папа, прибавь ещё!
И я понёсся изо всех сил…
Вдруг я почувствовал, что ноги стали ватными. Я ловил воздух широко раскрытым ртом, но надышаться почему-то не мог. Я остановился и совершенно без сил опустился на землю.
– Что с тобой, папочка? Ну что с тобой? – сразу подбежала ко мне дочь.
– Ничего, ничего. Сейчас пройдёт.
А ко мне уже торопился врач в белом халате. Он быстро измерил пульс, фонендоскопом прослушал сердце и спросил:
– Когда последний раз занимались спортом?
Я попытался вспомнить, не смог и ответил:
– Наверное, ещё в школе.
– Так я и думал. А работа у вас, конечно, сидячая?
– Скорее, стоячая. Весь день черчу за кульманом.
– Что ж вы, милый мой, здоровье не бережёте? Вот и вес лишний набежал. Сбросить нужно. Обязательно сбросить…
– Д-з-з-з-з, – в мой сон неожиданно ворвался какой-то резкий дребезжащий звук, и я проснулся.
Рядом, на стуле, расставив стрелки на без десяти шесть, отчаянно заходился будильник. Я накрыл его ладонью, испуганно обернулся. Но Наташка ровно посапывала и чему-то улыбалась во сне.
Стараясь не шуметь, я прошёл в ванную – под прохладным душем окончательно проснулся, достал с антресолей старые кеды, надел спортивный костюм и вышел на улицу.
Было ещё совсем темно и тихо, только за Парком культуры, подъезжая к переезду, подавала голос почему-то осипшая электричка.
Чтобы разогреться, я сначала сделал несколько гимнастических упражнений, а потом, стараясь глубоко и равномерно дышать, медленно побежал.
Ничуть не устав, я добежал до конца дома, повернул обратно и вдруг почувствовал, что за мой локоть ухватилась маленькая Наташкина рука.
– Пап, – спросила Наташка, – теперь мы с тобой тоже будем спортивной семьёй?
«Дон» и «Магдалина»
Лучше всего горы были видны из окна Вадикиной комнаты. Их покрытые снегом вершины отчетливо выделялись на фоне неба, будто кто-то проложил за ними синюю-синюю фольгу.
– Знаешь, как называются эти горы? – спросил Вадик. – Тянь-Шань. Там мой отец работает. Показать, где?
Наташка кивнула.
Вадик вытащил из ящика письменного стола вчетверо сложенную географическую карту, развернул её, и Наташка увидела ярко-красную точку. Точка была большой и размытой. Она закрывала букву «н» в слове Тянь-Шань и подбиралась к городу Фрунзе.
– Это у меня фломастер расплылся, – объяснил Вадик, поставив палец в центр точки. – Смотри сюда. Здесь, на леднике, – гляциологическая станция. А отец – начальник этой станции! – похвастался он.
– Какое слово красивое – гля-цио-ло-ги-чес-кая, – медленно, по слогам произнесла Наташка. – Похоже на название конфет.