— Хватит, надоело мне это. Он все равно богатым не станет, а вот мы так и обеднеть можем. Но я знаю, как от него избавиться. Выколю ему глаза, и пусть тогда идет просить милостыню.
Ничего ему на это не сказала жена. Позвал он брат в чулан, велел ему сесть и объявил свою волю.
Бедный брат просил пощадить его, но богач и слушать не хотел. Он взял шило и выколол ему оба глаза.
Так ослепил он бедняка.
Стал несчастный просить своего мучителя, чтобы тот хоть отвел его к кресту на развилке дорог, там он будет просить милостыню у прохожих. Но злой брат свел его под виселицу, посадил и ушел. Долго слепой взывал о помощи, но никто его не слышал. Наступила ночь, а несчастный и не знал, где он сидит. Пробило одиннадцать, и тут прилетели три черта, обернулись воронами, уселись на виселицу и начали беседу. Один говорит:
— Занемогла в деревне жена одного крестьянина. Вот бы где мы могли поживиться. У девки ее такая привычка: бросит на стол ложки, поставит ужин и уходит из дому. И если в это время роженица чихнет, ее никто не услышит и не скажет: «Дай бог тебе здоровья!» Вот тут-то мы поднимем нижнее бревно в стене, и тогда прощайся хозяин с женой.
Второй говорит:
— За три мили отсюда, в городе, где нет близко воды, выкопали люди глубокий колодец, а вот до воды-то так и не добрались. Бросили они эту работу. Но стоило им еще на четверть локтя пробить камень, вода бы оттуда фонтаном хлынула. Весь город могла бы она затопить. Вот тогда-то и нужно бежать в первый попавшийся дом, схватить перину и накрыть колодец. Вода сразу спадет. И будет ее столько, сколько городу нужно.
А третий продолжает:
— В Папроцинах жена пана семь лет как болеет. Скоро она наша будет. Муж ее почти все состояние потратил на врачей. Только все это зря. Ей уж ничто по поможет: никто ведь не знает, что она выплюнула просвиру, а жаба, которая ее проглотила, сидит в ее комнате под большим шкафом. Жабу эту нужно разрезать, вынуть просвиру, обмыть и дать больной съесть. Тогда она поправится. Но вот об этом-то никто и не знает.
— А я знаю куда больше тебя, — говорит первый ворон. — Совсем недавно я заметил, что здесь, под виселицей, растет трава. Но трава эта не простая. Стоит только слепому сорвать травинку, потереть глаза, и тут же он прозреет.
Часы пробили двенадцать, и три ворона улетели.
Слепой начал ощупывать столбы и тут только понял, что не к кресту, а под виселицу привел его мучитель. Стал он опять шарить в траве, сорвал одну травинку, вторую, третью и наконец нашел ту, которая возвращает зрение. Осторожно взял он ее, потер глаза. Как будто в них что-то заблестело, стало светлее вокруг, и вдруг слепой снова увидел свет. Он быстро встал, вышел на дорогу и отправился искать деревню, где лежала роженица. Ведь слепой слышал все, о чем говорили вороны.
Уже смеркалось, когда бедняк пришел в эту деревню и попросился на ночлег.
— Тебе здесь плохо будет, — сказал хозяин. — Жена после родов, ребенок кричит всю ночь. Не лучше ли тебе пойти к соседу? У него спокойно, детей маленьких нет.
— Мне и у вас хорошо, я хоть и под лавкой переночую, — сказал бедняк, сел поближе к кровати и стал терпеливо ждать.
Вот вошла девка, бросила на стол ложки и скрылась за дверью.
Тут и впрямь роженица чихнула.
— Дай бог тебе здоровья! — поспешил он ей сказать.
И вдруг зашумело так, будто вихрь сильный поднялся. Стены ходуном заходили, посыпались с них образа: это черти бревно уже приподняли.
Сильно переполошились хозяин и все его домочадцы. Вот тут-то бедняк им все и рассказал.
Одарил его хозяин чем только мог и еще отвез в город, где делали колодец. Там бедняк взялся воду добыть.
— Не тебе чета мастера здесь работали, да и те отказались.
Но бедняк не отступал, а просил дать ему необходимый инструмент.
И еще сказал, что как только он подаст знак или крикнет, пусть сразу же тащат его наверх.
И часу не прошло, а ключ уже забил. Вода быстро начала прибывать. И когда вытащили его наверх, он бросился в первый же дом, схватил перину и накрыл колодец. Вода спала.
Старейшины города хорошо заплатили ему за эту услугу. Купил он себе на эти деньги бричку, пару лошадей да поскорее поехал в Папроцины. Приехал и говорит пану, что хочет вылечить его жену.
— Отдам тебе все, что ты захочешь, только вылечи ее! — сказал пан.
Велел бедняк отодвинуть огромный шкаф, мечом разрубил мерзкую жабу, достал из нее просвиру, обмыл и дал больной, которая совсем иссохла и едва уже дышала.
Прошло несколько часов. И вот больная поела немножко, села. А на другой день походила по комнате. На третий же день она вышла на улицу.
Муж щедро расплатился с исцелителем. А тот прямо из Папроцин поехал домой.
Как увидели его брат с женой, глазам своим поверить не могут.
— Хотел ты, брат, зло мне причинить, да видишь теперь, все вышло наоборот. Полюбуйся, как мне повезло.
Сильно завидовал богач такому счастью. Не мог найти он себе места и наконец сказал младшему брату:
— Знаешь что, братец? Выколи мне тоже глаза и отведи под виселицу.
Ни за что не соглашался младший брат, но богач не давал ему покоя и так просил, что выполнил он эту его просьбу. Отвел завистливого брата под виселицу и ушел.
Вот пробило одиннадцать часов. Снова прилетели три ворона. И опять началась беседа.
Первый говорит:
— Плохо дело: роженицу у нас из-под носа вырвали, воду в городе достали, и пани в Папроцинах выздоровела. Уж не подслушивает ли нас тут кто-нибудь?
Слетел он вниз и кричит оттуда:
— Сюда, скорее сюда, вот он, этот проныра!
Вороны быстро слетели вниз и растерзали богача.
Вот какую плату за свою жестокость и жадность получил злой брат.
63. О пастухе, который узнал, как звери говорят
Один старый пастух долго служил у помещика и пас господских овец. А на выпасе стоял дуб, и пастух все под мим сидел. Однажды вылезла из-под дуба змея, обвилась вокруг шеи пастуха и велит ее нести.
— Куда же я тебя понесу? — спрашивает пастух.
— А я тебе скажу, — отвечает змея.
Отправился пастух в путь-дорогу, а змея и говорит:
— Понесешь меня через лес, там будут пугать тебя разные звери, но ты не оглядывайся, иначе съедят.
Идут они по лесу, звери скачут вокруг них, но пастух даже головы не повернет. Миновали лес, пришли к избушке, где жил волшебник. Он и говорит пастуху:
— Что тебе дать за то, что ты мне дочь принес?
— Ничего не нужно, научи только понимать зверей.
— Хорошо. Дыхну тебе три раза в рот, и будешь знать, что говорят звери.
Дал пастух дыхнуть и научился понимать зверей.
Волшебник опять не велел ему оглядываться, как пойдет через лес, иначе, говорит, звери съедят. Так пастух прошел лес и вернулся на свое старое место. Овцы паслись в куче, а он устроился под своим дубом. Прилетели два ворона, уселись на суку и закаркали:
— Если бы этот мужик знал, что под дубом лежат деньги в бочке, то не сидел бы сиднем.
Как услышал это пастух, загнал овец и рассказал обо всем пану. Поехали они к тому дубу и начали копать. Сначала принялся сам пастух, потом стали копать другие батраки, а под конец опять пастух, и тут лопата на что-то наткнулась. Подняли они на жердях бочку с деньгами, привезли ее в имение, а пан и говорит:
— Половину возьму я, остальное — тебе.
Но пастух не согласился с этим. Немного дал пану, а остальное — себе. Купил земли, хату и стал богачом. Завел двух лошадей, женился и ездил с женой на ночь в поле стеречь урожай. Как-то раз в дороге заржал жеребец, на котором ехал пастух, а потом кобыла, на которой сидела его жена. Жеребец смеется, а кобыла и говорит:
— Да, что тебе не смеяться: несешь одного, а я — троих.
Кобыла-то была жеребая, а жена — на сносях.
Мужик понял, что говорила кобыла, и рассмеялся. Жена его спрашивает:
— Чего ты там заливаешься, расскажи.
— Да просто так, — отвечает мужик.
Приехали домой, жена опять своего добивается. А мужик отвечает, что скорее умрет, чем скажет. Она же все липнет, как смола. Тогда мужик велел сделать гроб, принес его во двор, собаки увидели и принялись выть. Пришел мужик, собирается рассказать жене, чему он в дороге смеялся, да тут слышит — петух подсмеивается, вокруг кур похаживает, а пес на него тявкнул:
— Не видишь, что наш хозяин помирать собрался, а ты веселишься.
Петух на это в ответ:
— У меня двенадцать кур, я и то справляюсь, а ему с одной бабой не справиться.
Как услышал это мужик, встал с постели и давай жену бить…
Гроб сжег и после этого жил еще долго.
64. Справедливый карлик и волк-отшельник
Жил когда-то в одной деревне бондарь, человек работящий, но отчаянный скряга — у такого, хоть плачь кровавыми слезами, ничего не выпросишь. Денег он накопил полный сундук, а все еще с утра до вечера строгал доски и сбивал из них бадьи, кадки, ушаты.
Неказист был этот бондарь с виду. Оттого, что он постоянно гнулся над работой, вырос у него на спине горб. Глаза косили в разные стороны, под носом всегда блестела капля. Одежда висела на нем, как тряпье на огородном пугале, — между тем он мог бы купить себе не один, а дюжины две кафтанов. Да что поделаешь, коли он не стыдился оборванцем ходить, лишь бы не тратить ни гроша из тех денег, что лежали у него в кованом сундуке! И часто по ночам, когда добрые люди после дневных трудов спали как убитые, скупой бондарь завешивал свое окно одеялом и, сидя на краю заветного сундука, считал, считал, пересчитывал…
Однажды чуть свет отправился он в лес за ивовыми прутьями, из которых делал ободья на бочки. Забрался в самую гущу ивняка, что рос над ручьем, и стал резать гибкие прутья. Сил не жалея, нарезал изрядную охапку и собрался было идти домой, как вдруг слышит: неподалеку трубит кто-то в рог, словно сигнал подает или играет зорю. Эхо разносилось по лесу, ударялось о стволы деревьев, рассыпалось на тысячи отголосков, будто взывая ко всему миру, и замирало где-то далеко в дебрях лесных.
Наконец наступила тишина.
Но через минуту лес загудел от топота — казалось, по усыпанным хвойными иглами тропам несется во всю прыть какое-то огромное стадо. И видит бондарь, что прямо на него валом валит большущая волчья стая. Куда ни глянь — отовсюду мчатся, запыхавшись и толкаясь, крупные волки. Их высунутые языки болтаются, как тряпки, оскаленные сверкающие клыки длиннее, пожалуй, чем зубья бороны. Перепугался тут бондарь насмерть. А бежать некуда. Не долго думая, полез он на ближайший дуб. Укрылся в ветвях, судорожно уцепился за сук потолще и ждет, что будет.
Набежали со всех сторон волки, уселись на широкой солнечной поляне. Дышат тяжело — бока у них так и ходят, а глаза светятся, как полный месяц. Последним, хромая на заднюю лапу, приплелся седой волк-одиночка. Тогда из чащи вышел бородатый карлик: в одной руке — посох, в другой — рог охотничий. Подошел к волчьей стае, как пастух к своим овцам, пересчитал, все ли здесь, и говорит:
— Созвал я вас, как созываю каждый день, чтобы отдать приказ, кому из вас что сегодня делать. Ты, Лохматый, побежишь в ту сторону, где заходит солнце, и растерзаешь кабана, который со вчерашнего вечера разоряет крестьянское картофельное поле. Ты, Косой, придуши бедняжку косулю, которая лежит под папоротниками в буковом лесу: когда она ела клевер, ее ужалила змея. Я не жалостлив, но зачем же косуле напрасно мучиться?.. Тебе, Юнец, надо бежать в Лаврентьеву рощу, там среди ежевики лежит подстреленный заяц. Жирный он, отъелся на молодом овсе, так что будет у тебя вкусный обед. Тебе, Хитрец, я дам задачу потруднее. Подкрадись-ка ты к конюшне лесника и загрызи его собаку, он натравил ее на меня, когда я бродил по лесу.
Так карлик всем по очереди отдавал распоряжения. А каждый волк, выслушав его, вскакивал и, высунув язык, бежал в поле или исчезал в лесной чаще.
Напоследок карлик сказал Хромому:
— А ты, старик, сегодня никуда не пойдешь. Останешься тут на поляне и съешь скрягу бондаря, — вон он сидит между ветвей на том дубе. Людям от него пользы мало, так незачем ему болтаться на свете.
Сказал так карлик, надвинул на глаза красный колпачок, похожий на шляпку гриба мухомора, и скрылся бесследно, словно растаял, где-то в расселине горы.
Бондарь услышал приказ карлика волку и затрясся весь как осиновый лист. Он лязгал зубами от страха, ноги и руки у него так ослабели, что он не мог больше цепляться за сук, и полетел вниз, как воронье гнездо. Летит прямехонько в разинутую пасть волка. И угодил бы в нее, как кур во щи, если бы, по счастливой случайности, не запутался в нижних ветвях дерева. Это его спасло.
Однако он не очень-то радовался своему спасению.
«Если я и просижу на дереве час или два, что толку? — думал он. — Рано или поздно у меня недостанет сил держаться, свалюсь вниз, и волк разнесет мои косточки по лесу».
Он впивался пальцами в сучья, зубы у него стучали от страха, как колотушки.
Время шло, давно миновал полдень, близились сумерки. Бондарь сверху следил за волком, волк снизу поглядывал на бондаря. И у обоих одна и та же мысль вертелась и голове: кто же кого измором возьмет, кто кого пересидит?
Наконец волку надоело ждать. Он встал с травы.
— Что, неохота тебе помирать, старый скупердяй? — проворчал он. — Ну, да ничего, подожду. Все равно ты от меня не уйдешь.
Повертел облысевшим задом, завыл, чтобы пугнуть бондаря, и убежал вслед за своими собратьями.
Бондарь просидел на дубе еще добрый час, а то и дольше: все боялся, как бы серый не вернулся. Но того и след простыл. Наконец бондарь соскользнул по стволу вниз, на вереск, и побежал что есть духу полем напрямик к своей ветхой лачужке. Он опасался, что волк подстерегает его где-нибудь на пути, но все обошлось благополучно. Несмотря на приказ карлика, волк отложил расправу с бондарем. Он знал, что рано или поздно нужда погонит мужика в лес за прутьями.
Прошла одна неделя, прошла другая. Бондарь наделал бочек, погрузил их на телегу и повез продавать в город, на ярмарку. Дорога шла через лес. Бондарь наш вспомнил о волке, и у него мороз побежал по коже.
Вот он и говорит своему подручному:
— Что-то меня ко сну клонит. Залезу в бочку да вздремну маленько. До города далеко, этак я и время скоротаю.
Как сказал, так и сделал. Спрятался в самую большую бочку.
А возчик (подросток, который у него работал за ложку похлебки) закрыл бочку крышкой, хлестнул лошадь, и они медленно тронулись в путь.
Только что въехали в буковый лес, как из-за кустов вышла седая как лунь старушонка и стала упрашивать паренька:
— Подвези меня, пусти на телегу, сынок! Стара я, да и хромаю, а до города путь не близкий, пешком и к полуночи туда не добреду.
Хлопец отговаривался тем, что места нет в телеге, что лошаденке и так тяжело. Но старуха все приставала, и в конце концов он сжалился над ней.
— На бочках сидеть не годится, слететь можно, — сказал он. — Но есть у нас тут одна большая винная бочка, глубокая как колодец. В ней уже улегся мой хозяин, полезайте и вы туда. Места хватит, и вдвоем вам будет веселее.
— Вот и хорошо! — обрадовалась старая.
И вскочила на телегу, а оттуда — в бочку так проворно, словно лет тридцать сбросила с плеч.
Хлопец опять закрыл бочку, взмахнул кнутом, и они поехали дальше. Добрались наконец до города.
У заставы хлопец остановил лошадь, чтобы выпустить седоков из их тесноватого убежища. Неприлично же было ввозить их в город в бочке, как, с позволения сказать, огурцы или сельди!