— Как тут зол не будешь — сыт по горло твоей работой, святой отец!
Тут ксендз ему нос отрезал, заработка не отдал и самого выгнал.
Пришел парень в родительский дом, а старший брат ему:
— Ага, и ты без носа явился, а надо мной смеялся.
А тут младший говорит:
— Ну, вы оба умные, а меня за дурака считаете! Вот теперь я пойду наймусь, попытаю счастья.
— Ах ты пустомеля! Мы, умные, опростоволосились, а ты бы, дурак, обошел ксендза? Иди попробуй, завтра без носа вернешься!
Пошел дурак и нанялся служить ксендзу. Ксендз говорит:
— Если ты на меня зло иметь будешь, я тебе нос отрежу, а если я осерчаю, то ты мне.
— Идет.
Выехал дурак орать. Орет, орет, поглядывает — никто обеда не несет. Взял волов, продал, наелся, напился, а хвосты отрезал и закопал на поле в землю — только кисточки торчат. Ксендз высматривает в окно — вроде не видать батрака, не пашет. Пришел к нему в поле и спрашивает:
— Может быть, ты зло на меня имеешь, что тебя целый день не кормят?
— Нет, — отвечает батрак, — совсем зла не имею. А может, ты, святой отец, осерчаешь? Видишь, волам еще хуже пришлось, чем мне: оголодали так, что в землю повгрызались — одни кисточки торчат.
Ксендз ухватился за кисточку, а батрак кричит:
— Что ты, святой отец, делаешь? Оторвешь хвост!
— Вот еще, дурак! — Да как уперся, вырвал из земли хвост, а сам на земле растянулся.
— Вон что натворил, святой отец! Оторвал хвост — как теперь доставать вола из земли? А может, святой отец, ты серчаешь на меня, что так стукнулся затылком о камень?
— Э, нет, нисколько не серчаю.
Схватился ксендз за другой хвост и потянул, вырвал его и снова грохнулся оземь.
— Может, святой отец злится на меня, что такая беда стряслась?
— Нет, нет, не злюсь, — отвечает ксендз. — Теперь уж ничего не поделаешь. Идем, накормлю.
Батрак пошел, наелся и лег спать.
Была у ксендза сука Петруха. На другой день ксендз велит батраку:
— Запряги пару лошадей и отправляйся в бор. Возьми с собой Петруху. Где она побежит — езжай следом, под которым деревом встанет — то срубишь и привезешь.
Поехал батрак в бор. Сука бегает, носится, хвостом крутит и вот встала под огромной соснищей. Батрак и думает: «Где же мне срубить такую дуру!» Отхватил топором прут да как начал лупить суку, а та — удирать от него через бор, по болоту, по полям, через изгороди, а он — за ней. Побил лошадей и пришел сам домой, а сука еще раньше прибежала.
Ксендз спрашивает батрака:
— А лошадей куда подевал?
— Так ведь ты, святой отец, велел ехать, где сука побежит. Вот я и носился за ней вслед, да всех коней и побил. А может, ты, святой отец, серчаешь на меня, что такая беда приключилась?
— Нет, нет. Что серчать! Я не серчаю.
На третий день ксендз ему говорит:
— Вишь, я еду на бал, а ты останешься дома. Пойди в овчарню; которая овца тебе приглянется, ту зарежь и свари ее с кореньями да с петрушкой. А потом еще выкупай мою больную мать.
Ксендз уехал, а работник пошел в овчарню. Все овцы на него уставились. Он всех зарезал, сложил в кучу, а одну взял и положил с шерстью в котел и варит; нарубил у дома корней сосновых и тоже — в котел, раз ксендз велел ему варить с кореньями. Наказал еще ксендз положить в щи петрушки: поймал батрак суку Петруху и тоже бросил в котел и варит все вместе. А потом принялся мыть ксендзову мать. Вскипятил воды, посадил старуху в колоду и полил сверху крутым кипятком, аж та ощерилась, так ошпарил ее. Вынул бабу из колоды, положил под перину, только зубы оскаленные блестят.
Приезжает ксендз с бала, спрашивает:
— Мать выкупал?
— Выкупал, святой отец, вот положил под перину, а она смеется. Посмотри сам, святой отец; наверно, теперь еще здоровей стала.
Ксендз глянул под перину, а старуха неживая лежит.
— Что же ты мне тут наделал? Мать мою обварил!
— А может, ты, святой отец, озлился на меня за это?
— Нет, не озлился. А щи сготовил?
— Сготовил. И Петруху туда бросил.
Ксендз взял помешал варево, а там, в котле — баран и сука.
— А что, может, ты, святой отец, озлился на меня, что я так сделал?
— Не озлился, не озлился. Только лучше все-таки я тебя отпущу.
Сел ксендз к столу и отсчитывает батраку монеты, а сам думает, как бы надуть его. А дурак тоже гадает, как бы все деньги забрать. А тут на припечке горели лучины и сидел кот. Батрак-то шасть к печке да хвать лучину и — коту под хвост. Кота припалило, он и кинулся с лучиной на чердак, а батрак кричит:
— Смотри, святой отец, шерсть с огнем под крышу полетели!
Ксендз бросил мешок с деньгами и пустился за котом спасать дом от пожара, а дурак заграбастал деньги и давай тягу. Пришел в избу к братьям и говорит:
— Эх вы, простофили, еще меня дураком называли, а я умнее вас: и нос — вот он, цел, и деньги мои!
99. Лентяйка Кася
Была у одной матери дочка Кася. Пригожая, здоровая, но отчаянная лентяйка. До двадцати лет сидела на печи и ни за какую работу браться не хотела, только ела и спала. Даже умыться и причесаться ей было лень, — волосы всегда не заплетены, взлохмачены, и все ее так и называли «ленивая Растрепа». Матери приходилось самой делать все по хозяйству: ведь если бы она на свою Растрепу надеялась, горшки всегда оставались бы немытыми, закопченными, изба неподметенной, а корова недоенной. Не раз мать пробовала заставить бездельницу дочку работать и приговаривала:
— Эх, Растрепа, учись хозяйничать, не то никакой воеводич тебя не возьмет, и быть тебе женой крестьянского сына. А тогда уж придется работать с утра до ночи, муж и слушать не станет твоих отговорок, что ручки болят.
Но Растрепа на эти уговоры ничего не отвечала — повернется на другой бок и опять дрыхнет.
Все ее сверстницы давно замуж повыходили, а на Касю-Растрепу никто из парней и смотреть не хотел. Кому нужна такая жена, которая ничего не умеет — ни постирать, ни обед сготовить?
Но вот стала Кася заглядываться на молодого лесника, который жил неподалеку и по временам заходил к ним. Крепко он ей полюбился.
Раз ночью она тихонько встала, закуталась в простыню, чтобы быть похожей на смерть, и пошла к дому лесника. Стала под окном и спрашивает:
— Ты не спишь?
— Нет.
— Господь наш Исус и святая Анна велят тебе жениться на Касе-Растрепе. Женись! Женись!
И скрылась в темноте.
Лесник с перепугу не сомкнул глаз до самого утра. Встал чуть свет и пошел в хату к Касиной матери. А Растрепа лежит на печи чистенько умытая, молчит и смотрит на него — так и сверлит глазами. На этот раз она ему приглянулась. Но он ничего не сказал и ушел.
Наступила ночь, и в тот же час опять заглянула к леснику в окно высокая женщина в белом и окликнула его:
— Спишь?
— Нет.
— Исус и святая Анна велят тебе взять в жены Касю-Растрепу. Женись, женись, не то прощайся с жизнью!
Лесника еще сильнее страх одолел. «Ну, — думает, — придется, видно, жениться на этой бездельнице, что день-деньской с печи не слезает!»
Перед вечером зашел к соседям и видит — Растрепа на печи сидит, умылась еще старательнее, да и причесалась как следует. Еще больше понравилась она леснику, но в тот день в хату набилось много гостей, и поговорить с Касей ему не удалось. Так ни с чем и ушел.
На третью ночь снова белая женщина стучит к нему в окно и спрашивает:
— Спишь?
— Нет.
— Велят тебе Исус и святая Анна жениться на Касе-Растрепе. Последний раз говорю: женись, иначе не сносить тебе головы.
Лесник вскочил с постели, выбежал на улицу, — а под окном уже никого нет.
Парень до того был напуган, что рано утром побежал к соседям. И что же он видит? Кася уже не лежит на печи, а встречает его у порога. Она принарядилась и так похорошела, что лесник едва узнал ее. Он больше не стал раздумывать, поклонился ее матери в ноги и попросил, чтобы отдала за него дочку. Мать с радостью согласилась, но взяла с него слово, что он никогда не будет бить Касю. И лесник обещал.
Заслал он сватов, а там и свадьбу сыграли. Зажили они с Касей вдвоем своим хозяйством. Лесник всегда с раннего утра уходил на работу в лес, домой приходил только полдничать. В первый день, когда он встал, жена еще спала, а в хлеву две их коровы мычали с голоду. Лесник задал им корму, убрал хлев и пошел на работу. Воротился, — в избе не убрано, завтрака жена не приготовила — опять, как бывало, лежит на печи растрепанная и спит.
В первое время муж ничего не говорил Касе, сам, бедняга, кое-как с хозяйством управлялся. Сам посуду мыл, стирал, стряпал. Наконец ему это надоело. Выхлопотал себе службу в другом месте, миль за пять от их деревни, и перевез туда свою Растрепу. А она и на новом месте все так же бездельничала да отлеживалась на печи. Тогда лесник придумал вот какую хитрость.
Висела у него на стене у кровати ветхая уже охотничья сумка. Вот он раз перед уходом в лес и говорит этой сумке, чтобы приготовила к его приходу завтрак, убрала избу и сделала все, что нужно по хозяйству.
— А не сделаешь, — говорит, — так я, когда из лесу вернусь, трепку тебе задам!
Растрепа это слышит — и ни гу-гу. Муж ушел, а она искоса все поглядывает на сумку — скоро ли та спрыгнет с крюка и примется за работу. Но сумка как висела, так и висит, а Растрепа посмеивается и говорит ей:
— Погоди, вернется хозяин из лесу, он тебе задаст!
Пришел лесник домой, видит — ничего не сделано, и давай грозить сумке:
— Ну, попомнишь ты меня! Сейчас над тобой суд учиним. Вот я дубового свидетеля позову.
И говорит жене:
— Сними-ка сумку да повесь себе на спину, а я ее хорошенько отколочу, чтобы в другой раз меня слушалась.
Растрепа смеется, любопытно ей, что будет дальше. А лесник принес из сеней толстый дубовый кол и давай колотить по сумке на жениной спине. Растрепа караул кричит, а муж все колошматит и колошматит ее. Здорово избил — будто бы не ее, а сумку.
На другой день он, уходя в лес, опять наказал сумке:
— Смотри же завтрак приготовь, все сделай по хозяйству, не то я тебе опять всыплю!
Не успел он выйти, как Растрепа вскочила с постели и принялась за работу.
Воротился муж из лесу, смотрит: в доме полный порядок.
— Что же, — спрашивает, — сегодня, пожалуй, не требуется учить сумку уму-разуму?
А Растрепа отвечает:
— Нет, нет, сегодня не нужно!
— Коли будешь и вперед так хозяйничать, никогда я тебя и пальцем не трону, — сказал лесник своей сумке.
И пошло у них все на лад. Кася каждый день вставала раненько, и к приходу мужа у нее все бывало готово. Про сумку больше и помину не было. Забыто было и то, что хозяйку этой избы когда-то люди называли «ленивой Растрепой». Кася, Касенька, — другого имени ей теперь не было.
Прошло много времени, и захотелось матери поглядеть, как живется ее дочке. Вот приехала она в гости к Касе — и диву далась, когда увидела, какой порядок и в доме и в хлеву. Не нарадуется мать, что из ее лентяйки Растрепы такая хорошая хозяйка вышла, и спрашивает у нее:
— Как же так? Ведь ты никогда ничего делать не хотела, а теперь вот какая работящая стала, и в дому у тебя чистота и порядок, смотреть любо. Наверно, муж тебя сильно бил, пока не научил работать?
— Ой, что вы! Никогда он меня не бил, — ответила Кася. — Только один раз мы с ним отколотили его сумку, а больше уже и не понадобилось.
Мать радуется, а Кася на нее раз-другой глянула как-то странно, помялась немного и наконец говорит:
— Вы бы, мама, сходили в сарай да принесли бы хоть немного дров. Потому что в этом доме даром есть не дают…
100. Астролог и лекарь на Кашубах
В городе Гданьске жили когда-то в старые времена немец лекарь и немец астролог. У обоих было мало дела, потому что в той стороне люди крепкие и здоровые, они не лечились и не нуждались в предсказаниях погоды.
Вот раз лекарь и говорит астрологу:
— Сходим-ка мы с тобой, друг милый, в какую-нибудь деревню на Кашубах. Авось там удастся кое-что заработать. Для деревенских жителей знать, какая будет погода, очень важно. Да и работа у них тяжелая, так что они, наверное, часто хворают.
Астролог с ним согласился, и они ушли из города. Весь тот жаркий летний день были в пути. Устали, проголодались и зашли к одному кашубскому мужику, чья хата стояла у самого леса. Радушный хозяин пригласил их поужинать и заночевать у него, не требуя за это никакой платы.
Вечером, когда стадо вернулось с выгона, хозяйка подала ужин. За столом лекарь нарочно спросил у астролога:
— А какая завтра будет погода?
— Завтра будет дождь, — ответил тот.
— Ну, нет, — вмешался хозяин. — Завтра наверняка будет хорошая погода.
— Мне лучше знать, — возразил астролог. — Ведь предсказывать погоду — мое ремесло.
Но мужик упрямо твердил:
— Нет, завтра будет ясно, солнце будет светить весь день.
— Да почем ты знаешь? — спросил астролог.
— Ты погляди в окно, — сказал хозяин. — Когда мой бык весело скачет перед конюшней, на другой день всегда бывает отличная погода.
Астролог замолчал, решив, что не подобает ему спорить с неученым мужиком.
Когда все поели досыта и собирались уже лечь спать, хозяин вдруг сказал жене:
— Мать, а я не прочь еще малость закусить. Найдется у тебя что-нибудь?
— С обеда осталась миска гороха. Разогреть его тебе?
— Не надо, не хлопочи. В этакую жару можно съесть его и неразогретым.
На глазах у изумленных гостей кашубец съел большую миску холодного гороха и только после этого объявил, что наконец-то сыт.
Когда немцы из Гданьска улеглись спать на соломе, лекарь сказал астрологу:
— Ну, завтра будет у меня работа! После такого ужина не только человек — лошадь не выдержит и свалится.
Они уснули, но рано утром их разбудил какой-то стук. Астролог выглянул в окно и, к своему удивлению, увидел, что хозяин, еще полуодетый, рубит дрова.
— Что это ты поднялся в такую рань? — крикнул он ому. — И зачем сам делаешь то, что обязан делать твой работник? Ты трудишься, а этот негодник дрыхнет.
— Видишь ли, друг, — отвечал хозяин. — Дрова у нас всегда рубит работник, но вчера за ужином я поел лишку, и у меня брюхо побаливает. Потому я и принялся дрова рубить — это первейшее средство растрясти кишки.
Лекарь и астролог пробыли у гостеприимного кашубца еще целый день и ночь. Хозяин так и не захворал, а солнце и на другой день по-прежнему светило ярко. И астролог сказал лекарю:
— Знаешь что, вернемся-ка мы в город! Здесь, на Кашубах, где бык предсказывает погоду, а люди лечатся рубкой дров, мы ничего не заработаем и помрем с голоду…
Они от души поблагодарили радушного хозяина за гостеприимство и пошли обратно в Гданьск.
101. Ворожеи
В одной деревне жили ксендз и органист. Оба они пили горилку и все прокутили, уж и пить было не на что.
Вот приходит однажды ксендз к органисту и говорит:
— Ну, пан органист, придумывайте, как бы нам на горилку денег раздобыть.
Органист говорит:
— Я уже придумал, сразу получим пятьдесят талеров. Я буду вором, а вы будете ворожеем. Тут у одного хозяина есть пара добрых волов, я их украду, сведу вон в тот лес и привяжу. Он придет к вам ворожить и пятьдесят талеров с радостью даст.