Агата бежала вперед так быстро, как только могла бежать, согнувшись в трубе. Скорее к выходу, лишь бы успеть. И чем больше она сожалела о своей ошибке, тем сильнее холодело от страха её сердце. И тем быстрее наша смелая девочка бежала вперед. Казалось, ноги почти не касались земли, перебирая с такой сумасшедшей скоростью, на какую способны люди лишь в самых отчаянных ситуациях.
Она почти чувствовала спиной звук приближающихся сзади вертолетов. Её обдал холодный липкий пот ужаса. Кожа от страха взъерошилась на затылке. Все чувства обострились до самого предела, и время будто замерло. Даже кровь застыла в жилах, и внезапно настал момент, когда Агата перестала жалеть о чем бы то ни было.
Более ни один вопрос не тревожил её. Все мысли словно обнулились, и голова стала совершенно пуста, подобно чистому листу бумаги. Агата не слышала звуков и даже не осознавала, с какой нечеловеческой скоростью сейчас она мчится вперед. И вот, с искрами отскакивая от стенок чугунной трубы, в нее снова полетели пули.
Кейптаун
Сегодня я проснулась поздно. Впрочем, как и всегда. Я не жаворонок, это уж точно. Как говорит про меня моя мама, я быстро прихожу к согласию сама с собой. Поэтому, давно с этим смирившись, уже перестала пытаться себя изменить. В конце концов, когда есть такая возможность отдохнуть, почему бы и нет? А с моей ночной работой заставлять себя жить по строгому расписанию тем более незаслуженно тяжелое наказание.
Так что без лишних угрызений совести я ещё целый час провалялась в кровати, приходя в себя: какой странный сон мне приснился. С тех пор как узнала, что жду ребенка, я часто вижу свою дочку во сне. И каждый раз – это новое захватывающее приключение.
Я смотрю в окно: серое небо и ни капли просвета. На улице опять пасмурно и, похоже, снова идёт дождь. Ну или близится к этому. Быть может, картина была бы намного ярче, не будь мои окна такими грязными и пыльными. Их, по всей видимости, не мыли с момента постройки этого самого здания.
Час дня. Что ж, пора выбираться из постели. Надо позавтракать и успеть до работы сходить за продуктами. Моя смена начинается в семь вечера и заканчивается в четыре утра. Конечно, работа в ночном клубе – не самое подходящее место для беременной девушки, но выбора не было. Пока живот не стал заметным, необходимо заработать денег на первое время, чтобы я и малышка ни в чем не нуждались.
Встав с кровати, я подошла к зеркалу и повернулась в профиль. Шёл третий месяц, и мой живот заметно округлился, но если его втягивать, то этого незаметно. Ещё пара месяцев, и больше я работать не смогу. Обхватив ладонями живот, я глажу его, представляя, какое чудо там растет. Так я разговариваю со своей маленькой дочкой.
Я быстро сходила в общий душ на этаже, а вернувшись в комнату, оделась потеплее и спустилась вниз. У входа дежурил молодой чернокожий охранник, улыбчивый и беззаботный парень. Мы поздоровались, и он, открыв дверь нажатием кнопки у себя на пульте, выпустил меня на улицу.
Порывистый ветер сразу же растрепал мои волосы, а мелкий, моросящий дождь заставил надеть на голову капюшон. На улице холодно. Если вы думаете, что в Африке круглый год жара, то ошибаетесь. В те месяцы, что мы привыкли считать летними, здесь царствует зима. В Африке все наоборот. Поэтому июнь, июль и август – это самое холодное время года. Разумеется, зима не в нашем понимании: минус тридцать и сугробы по пояс (впрочем, какие в наше время сугробы?).
Местные жители тут никогда и не видели снега. Вместо него идет дождь, как и сейчас: он мокрыми холодными каплями падает мне на лицо. Хотя температура здесь даже зимой не опускается ниже плюс десяти градусов, однако дующий с Атлантического океана пронзительный ветер, тем не менее, пробирает до самых костей. Особенно в пасмурную, как сегодня, погоду. Когда солнце заволокло тучами, и его спасительные лучи не могут пробиться к земле, чтобы обогреть всех её обитателей и утихомирить разбушевавшийся ветер.
Такая погода здесь не ежедневное явление. Довольно часто бывают и солнечные дни, температура в которые доходит до плюс двадцати пяти. Или начавшийся пасмурным день вдруг меняет курс и превращается в солнечный. Но надежды, что такое произойдет сегодня, практически нет. Слишком сильно небо затянуто тучами. По всему видно – это надолго, и дождь не успокоится, пока не прольётся весь.
На улице я встретила Леди Гагу. Какая бы ни была погода, эту женщину не остановит даже ураган. Она готова дежурить здесь в любое время суток. Сегодня эта дама начала, как обычно, рано. Возвращаясь после клуба в четыре утра, я уже слышала знакомый низкочастотный пронзительный визг. Вибрации её писклявого голоса проникают сквозь бетонные стены прямо в мозг, и от него спасают только беруши. Я сразу их надеваю, ложась спать, потому что знаю её привычку орать под моими окнами.
Леди Гага, как её прозвали таксисты и другие местные обитатели, приходит сюда несколько раз на дню и подолгу разговаривает с кем-то, живущим в здании через дорогу. Они горланят на всю улицу, успевая обсудить все новости и сплетни, а также прочую чепуху. Вплоть до того, кто и что поел на обед.
Проработав здесь с месяц и вдоволь их наслушавшись, меня прямо измучил один вопрос: ну почему же эти двое не пользуются телефонами? Неужели все соседи должны быть в курсе их бесед?
Так было, пока мне кто-то не сказал, что депрессивное с узкими окнами строение напротив – это тюрьма временного содержания, то есть следственный изолятор. А если порядки в африканских тюрьмах такие же, как и в российских, то им наверняка запрещено пользоваться мобильными телефонами.
Пятиэтажное здание тюрьмы было построено ещё в колониальную эпоху. Оно из красного кирпича с маленькими узенькими окошками, расположенными почти под самым потолком. Коллеги из местных мне также рассказали, что раньше здесь держали рабов. Представить себе не могу, сколько боли и отчаяния впитали его мрачные стены.
Окна, через которые невозможно посмотреть на улицу, потому что до них не дотянуться, и свет, проникающий в камеру лишь узкой полоской, заставляют забыть о всякой надежде на спасение и Божью справедливость. Единственное название, подходящее для этого места – конюшня. Адская конюшня для несчастных, измученных людей, чьим единственным грехом оказалась большая физическая выносливость. Из-за этой особенности хитроумные завоеватели, прибывшие сюда, и решили использовать их в качестве рабов, объявив обладателей темной кожи людьми второго сорта.
Но ещё больше представителей цивилизованного мира раздражала способность местного населения чувствовать и понимать друг друга без всяких слов. Теперь я это точно знаю. Старая, давно забытая магия здесь живёт совершенно естественным образом, и, наверное, поэтому я не чувствую себя здесь изгоем. Так бывает, когда человек осознаёт себя частью природы, а не живёт ради того, чтобы питать свой эгоизм.
Крыша тюрьмы плоская, и на ней выстроен небольшой особнячок. Он белого цвета, одноэтажный. На двери и окнах толстые решетки. Мне почему-то думается, что в этом «пентхаусе» восседает сам начальник тюрьмы. Тут и везде так: вследствие высокой преступности без решёток не может обойтись ни один, пусть и самый скромный домик.
От общежития я поворачиваю направо и иду в сторону центральной улицы, до которой буквально несколько шагов. Это старый центр города, поэтому кажущееся несовместимым соседство ночного клуба и тюрьмы здесь не вызывает ни у кого удивления. Впрочем, это далеко не все наши странные соседи, но о них мы поговорим позднее.
Я упомянула, что приехала сюда на заработки, однако это не вся правда. Гораздо важней для меня было спрятаться на время беременности, чтобы нас не нашли те, кто охотится за мной вот уже несколько лет. Недолго думая, я остановила свой выбор на Африке – мой внутренний голос позвал меня именно сюда. Загадочный жаркий континент казался мне тогда самим концом света, и это последнее место, где меня станут искать.
Так я иду, размышляя о своём, пока на перекрестке с главной улицей едва не сталкиваюсь с джентльменом из прошлого. Этот необычный персонаж будто сошёл со старинной гравюры: высокий молодой африканец с красивой белоснежной улыбкой. Что сразу бросается в глаза, так это его шляпа-цилиндр, на который он нацепил винтажные защитные очки темного стекла. Одет парень в коричневый кожаный жилет, с торчащими из кармана часами на цепочке. Его узкие черные брюки едва ли доходят ему до щиколотки, а лакированные остроносые туфли надеты на босу ногу.
Он выше меня на целую голову, и надо очень сильно задуматься, чтобы такого не заметить. Чуть не налетев на него, я извиняюсь, отчего ретрокрасавец улыбается ещё шире. Его белозубая улыбка – единственное светлое мгновение этого серого хмурого утра (а для меня это утро), и я ему за это почти благодарна.
– Good day, miss, – здоровается он со мной, галантно приподнимая свой цилиндр и чуть наклонив голову вперед.
Я улыбаюсь ему в ответ и иду дальше, зная, что тот смотрит мне вслед. Они всегда так делают.
Мне надо найти место, где можно позавтракать. Я иду вверх по центральной улице и справа вижу подходящее заведение. Вывеска на нем гласит «The Truth Cafe». Много раз я проходила мимо него, но внутри никогда не была. Судя по количеству людей, которые даже не в самую жаркую погоду сидят за уличными столиками, эта кофейня пользуется большой популярностью. Так что я решила зайти, дабы проверить это место.
Внутри кафе оказалось оформлено в весьма оригинальном стиле, и нетрудно было догадаться, откуда взялся тот джентльмен в цилиндре. По залу ходили такого же винтажного вида официанты.
Девушки были в длинных юбках и корсетах. Не бальных или праздничных, а рабочего назначения. Без рюшей и лишних кружевных фантазий, просто коричневые или темных оттенков юбки по щиколотку. Просто плотный тканевый или замшевый, местами потёртый корсет.
Парни в фуражках и таких же протёртых рабочих сюртуках с моноклями. А вообще-то строгого дресс-кода здесь никто особо и не придерживался. Одеты были кто во что горазд. Главное – выделяться чем-то оригинальным, не отходя от общего стиля. В ход шли цепочки, скрепки, защитные сварочные очки и всевозможные шляпы.
На стенах висели картины с изображением старинных паровозов и дирижаблей. Повсюду виднелись шестеренки и торчали трубы. На одной из картин я увидела надпись «Steam Punk». Так я и узнала название стиля, в котором было оформлено кафе. Это целое направление в искусстве, вдохновленное большой любовью к паровым двигателям и техническому прогрессу XIX века.
Однако, на мой взгляд, есть что-то и футуристичное в этой культуре. Столкнувшись с тем необычным парнем на улице, мне на секунду показалось, словно бы я на краю Вселенной в далеком будущем, в эпоху киберпанка и постапокалипсиса. Так же, как и сейчас, работаю в клубе, в каком-нибудь трансгалактическом городке на границе миров, куда слетаются чудаки всех мастей и искатели приключений со всех соседних галактик. Вот там его костюм был бы более чем уместен, и уж точно ему бы никто не удивился.
Я села за столик, представлявший из себя огромный диск от циркулярной пилы, с такими же острыми, довольно небезопасными для вашей одежды краями, и официант принёс мне меню. Это был кусок пожелтевшей старой газеты.
Я выбрала большой хот-дог с картошкой фри и кофе латте, но официант ко мне так и не вернулся. Прождав его некоторое время и прочитав все меню от корки до корки, я встала из-за стола и направилась к барной стойке, чтобы сделать заказ самой. Потому как была не в силах больше терпеть голод, да и времени у меня оставалось в обрез.
Справа от барной стойки, под потолком, висел огромный дирижабль, и я сразу обратила на него внимание. Боже, какой он красивый и как чудесно сделан! Столько мелких деревянных деталей. Их, наверное, здесь сотни, и все надо было склеить и собрать в нужной последовательности. Маленькие тросики и канатики замысловатой паутинкой оплетают белый воздушный баллон. Все как в большом дирижабле, каждая деталь – это точная уменьшенная копия.
На мгновение я даже забыла про свой голод и зачем сюда пришла. Просто стояла и любовалась этим произведением искусства. Сколько же времени и сил ушло на его сотворение и чьи талантливые руки произвели его на свет?! Насмотревшись на него вдоволь, я опустила взгляд обратно в зал и отскочила назад от неожиданности.
Потому что там, в углу, за столиком, под этим самым дирижаблем сидел мой старый знакомый. Я добиралась сюда шестнадцать часов на самолете с одной пересадкой, пролетела тысячи и тысячи миль, а этот старик сидит себе как ни в чем не бывало. Словно бы я никуда и не уезжала, а вышла погулять на соседнюю улицу.
Старец мирно пил кофе и поглаживал свою седую бороду, как обычно, ласково улыбаясь всему миру. Если он здесь, то где-то неподалеку должен быть и его хмурый спутник. Эти двое всегда неразлучны. Да, так и есть: тот сидит за барной стойкой, как обычно, лохматый и злой. Недовольный всем миром, он ссутулился над своей чашкой кофе, будто боится, что её кто-нибудь отнимет.
Его фигура неподвижна, но это лишь видимость: он всегда наблюдает за всем вокруг, вращая по сторонам своими колючими глазками. И конечно же, давно меня заметил. Как и старик, который, тем не менее, принял отрешенную позу буддийского монаха на горе. Уж этот-то любит играть на публику возвышенного мудреца. Делает вид, что мирские дела его нисколько не интересуют. Тем не менее он здесь. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – они приехали ко мне.
Без лишних колебаний я иду поговорить со стариком, возмущенная до крайней степени таким бесцеремонным вторжением в мою частную жизнь. Мне хочется раз и навсегда сказать им в лицо все, что я о них думаю. Только это навряд ли поможет. Его злой спутник специально отсел подальше, потому что знает, как я его терпеть не могу. Делать нечего, они уже здесь, а раз они меня нашли, то и другие могут найти без всяких проблем.
– Здравствуйте! – здороваюсь я, как можно более дружелюбно ему улыбаясь. Приветственная улыбка выходит у меня довольно скверно, и я сажусь за столик с перекошенным от злобы лицом. – Вижу, вы меня и здесь не хотите оставить в покое. Скажите, есть ли на свете такое место, где вы меня не найдете? Я завтра же куплю туда билет.
Старец рассмеялся мне в ответ самым благородным смехом и засиял, как майское солнце.
– Я тоже очень рад тебя видеть, Маша, – нараспев произнес он, но, видя моё негодование, поспешил добавить: – Собственно говоря, мы проделали столь долгий путь лишь для того, чтобы поздравить тебя. Ведь ты скоро станешь мамой. В твоей жизни наступает самое счастливое время.
– Если только вы не будете меня преследовать. – строго заметила я.
– Поверь, я не тот, кого следует опасаться. Наоборот, я тебе помогаю, – доверительным тоном возразил старичок, но в свете их прошлых надо мной проделок мне не очень-то в это верится.
– А ваш хмурый спутник? – кивнула я в сторону лохматого. – Совсем не похоже, что он добрых дел мастер.
– Да, Янга немного странный, но не такой уж он и плохой. Тем более он никогда не причинит кому-то зла просто так. У нас с ним имеется на то соглашение, – продолжал старец, поглаживая свою бороду. Он ни на секунду не оставлял её в покое, будто бы та была волшебная, как у старика Хоттабыча. Мне захотелось выдрать из неё клок и загадать самое заветное своё желание: чтобы оба они сию же минуту убрались с глаз моих долой.
– Какое соглашение? – вместо этого дипломатично уточнила я.
– О, весьма простое! – радостно воскликнул старичок. – Когда ты совершаешь хороший поступок, я получаю «ход» и могу тебе помочь. А когда ты делаешь что-то плохое, право ходить переходит к моему спутнику. Вот тогда Янга может и напакостить.
Я посмотрела на сердитого. Тот так и сидел неподвижно, скосив лишь свои глаза в нашу сторону.
– То есть вы играете мною в шахматы? Ну, что ж, в таком случае вы ничем не лучше тех, кто, считая себя богами, сводит людей с ума.