– Как это? – не поняла Марья Андреевна. – На обыкновенном табурете?
– На самом деле, – пояснил Илларион, – это обычный, косо сколоченный стул без спинки. Просто тот ученик, который его сделал, объявил в конце урока, что табурет летающий. Видимо, для того, чтобы заработать не самую плохую отметку. Это очевидно.
– И ведь не поленился, шельмец, – не мог сдержать улыбку Эдуард Моисеевич, – приколотил к ножкам своего изделия два голубиных крыла, выпиленных лобзиком из фанеры.
– Сколько же моя тетрадка будет храниться здесь? – спросила Аня.
– Столько, сколько будет стоять школа, – ответил директор.
– И о ней никто никогда не узнает? Кроме нас с вами.
– Чем меньше они там, наверху, знают, тем лучше, – провозгласил директор, строго вздымая палец. – Тем крепче общая дисциплина. Ну всё, – заторопился он. – Илларион, открываю тетрадь на нужной странице и кладу сюда. Позже определишь её куда нужно. А мы пойдём. Хотя нет, подожди. Сейчас мы тут кое-что поисправляем, – добавил он, вынимая из нагрудного кармашка ручку с колпачком. – А ты пока, будь добр, принеси нашим гостям по небольшому бутерброду с сыром. В качестве скромного вознаграждения.
На следующий день, когда Аня вернулась из школы, семья Кроликов, как было запланировано, отправилась смотреть новую квартиру. Это был центр города. Рядом располагались: стадион «Юность», продуктовые магазины с аптекой и приют для бездомных декоративных птиц.
– Хороший район, – потянув рычаг тормоза и поглядев в окошко, сказал папа.
– Да, неплохо, – согласилась мама. – Но это не значит, что квартира будет такой же.
Разговор происходил в папиной машине. Это была старенькая «Улитка» отечественного производства. Маме, кстати, и она казалась тесноватой. Она не раз предлагала подкопить денег и купить что-нибудь новенькое, но папа её убеждал: «Дорогая, – говорил он, – давай дождёмся, когда машина полностью исчерпает срок годности. Меня так учили: донашивать вещи до конца». На что мама обычно отвечала: «Скорее исчерпается срок годности у меня. Тоша, я не вечная. Подумай лучше об этом».
Итак, вся семья Кроликов, включая дедушку, сидела в машине и готовилась вот-вот увидеть новое жилище. Приподняв рукав плаща и поглядев на часики с металлическим браслетом, мама сказала:
– Время – четырнадцать-пятнадцать. Пора, выходим. – Но прежде чем покинуть салон, она поглядела на заднее сиденье, где расположились дети. – Сынок, – спросила она, – ты как? С тобой всё в порядке?
– Почему он должен быть не в порядке? – поинтересовалась Аня.
– Анюта, я разговариваю не с тобой. Помолчи. Виталик, как ты себя чувствуешь?
– Думаешь, пока мы ехали, я успел заболеть? – спросил младшенький.
– О мой кроличий бог, – простонала мама, – что за непонятливость! Я спрашиваю, ты хочешь пи-пи или нет? Потом может быть поздно.
– Нет, не хочу.
– И всё же зайди за машину и сделай всё как надо, чтобы потом меня не отвлекать.
– Но я не хочу. Честно.
– Радость моя, – напомнил папа, – мы в центре города, тут довольно плотное движение. Как Виталик сделает пи-пи в таком месте?
– Ну и что? – невозмутимо ответила мама. – Это же Виталик. Мальчику пять лет, кто будет обращать на него внимание? Ну стоит маленький ребёнок и спокойно писает. Подумаешь, сенсация!
– Но я не хочу, – повторил Виталик.
– Ну и ладно, – махнула рукой мама. – Не хочешь – как хочешь, потом не просись. Всё, идёмте.
Она уже потянула ручку, чтобы открыть дверцу, как вдруг с заднего сиденья послышался голос Ивана Прокофьевича.
– Стойте, – сказал он.
– В чём дело, папа? – спросил Антон Иванович.
– Кажется, я выпил слишком много лимонада, – оправдываясь, сказал старик.
– Уж не хотите ли вы сказать, Иван Прокофьевич… – начала было мама, но дедушка сам завершил её мысль.
– Да, я хочу пи-пи, – признался он.
– Прекрасно! – сказала мама. (Правда, по её лицу было заметно, что ей это не нравится.)
– Радость моя, – сказал Антон Иванович, – что же ему делать? Он что, не кролик? Папа, сможешь дотянуть до квартиры, которую идём смотреть?
– Постараюсь, – печально вздохнул дедушка.
Квартира размещалась в старой трёхэтажной постройке. Ходя по комнатам и осматривая стены с потолками, мама с какой-то скукой интересовалась:
– Потолочные перекрытия у вас, я так понимаю, из дерева?
– Да, постройка три тысячи пятьдесят восьмого года, – отвечал хозяин квартиры.
– Памятник архитектуры?
– Почему же. Помещение относится к жилому фонду, можете посмотреть в документах. Четыре комнаты. Всё как вам надо. Вам что, не нравится?
– Мне лично очень! – восторженно улыбнулся папа, но брошенный, как молния, мамин взгляд заставил его осечься.
– Мы подумаем над вашим предложением. Хорошо? – обратилась Светлана Сергеевна к хозяину.
Стоя позади всех, дедушка не прекращал чуть заметно пританцовывать. Поглядев на него, хозяин квартиры почему-то решил, что старика одолевает радостное нетерпение. «Ждёт, наверное, не дождётся, когда вселится и начнёт здесь жить», – подумал он. Остальные про деда, казалось, забыли. И он тоже не напоминал о себе из скромности.
– Когда же мне ждать ответа? – поинтересовался хозяин.
– Не позднее завтрашнего дня, – уверенно заявила Светлана Сергеевна. – Примерно в это же самое время. Потерпите?
– Простите, – выглянув из-за отцовской спины, сказала Аня, – где тут у вас туалет?
– Там, – ответил хозяин. – Хотите посмотреть?
– Не совсем, – сказала Аня. – Моему братику нужно. Можно?
– Конечно, разумеется.
– Я сам отведу ребёнка, – сказал Иван Прокофьевич и поволок малыша за руку.
Оказавшись на улице, мама твёрдо сказала:
– Нет. Не пойдёт.
– В чём дело? – спросил её папа. – Тебе не понравилось?
– Тоша, ты же не хочешь, чтобы в один прекрасный момент мне или детям на голову осыпалась штукатурка. Нет. Будем искать что-нибудь другое.
– Рыбонька, – сдержанно ответил Антон Иванович, – позволь тебе напомнить: время бежит.
– Но брать чёрт-те что тоже не хочется. Всё, – отрезала мама. – Едем.
И они поплелись обратно к «Улитке». В подъезде своего дома (улица Снеговая, дом 5) они продолжали обсуждать проблему с переездом. Вдруг из соседней квартиры, на их же этаже, высунулась голова в рыжих подпалинах. Это был сосед Георгий Вячеславович, бухгалтер. Одинок, малообщителен, страдал излишней полнотой. Он спросил:
– Хотите обменять квартиру? Простите, но мне пришлось всё услышать.
– Да, с доплатой, – ответила Светлана Сергеевна. – Но нам нужно, чтобы было по крайней мере три отдельные комнаты.
– Берите мою, – сказал Георгий Вячеславович. – Отдам просто так, даром.
– Как это даром? – удивился Антон Иванович. – Даже не потребуете, чтобы мы отдали вам свою?
– Нет, вашу возьму и продам, – ответил сосед. – А доплату можете оставить себе. Не думайте, это не акт благотворительности. Просто хочу, чтобы обмен состоялся как можно скорее. Чтобы вы не искали других вариантов.
– Сколько же у вас комнат? По-моему, три, – сказала Светлана Сергеевна.
– Да, три. И отдельная кладовая. У меня сейчас там всякий мусор – книги, стеклянная тара… Но я всё вынесу, как только вы дадите согласие. Ну так что, берёте?
Глава 4
Зеркало с сюрпризом. Переполох в дизайнерском отделе
Переезд занял почти весь день. Зато не пришлось звать грузчиков и машину. Управились сами, с помощью Георгия Вячеславовича.
Вечером, когда в новой родительской комнате были поставлены диван с телевизором, уставшие мама и папа присели и принялись обсуждать текущее положение дел.
– Да, – сказала мама, – это был самый короткий переезд из тех, что я видела.
– Мы переехали ровно на два с половиной метра, радость моя.
– Как считаешь, это хорошо?
– В любом случае, мы уже здесь. У папы теперь своя комната.
– Получается, выиграл только он?
– Не только. Мы сохранили доплату.
Мама подпёрла рукой подбородок. (Она всегда так делала, когда о чём-то напряжённо размышляла.)
– Меня до сих пор интересует, – продолжала она, – почему наш сосед так быстро согласился на обмен? Козлик, тебе не кажется это подозрительным?
Разгадка обнаружилась примерно неделю спустя. Хотели найти Георгия Вячеславовича, чтобы спросить, в чём дело, но в старой квартире Кроликов уже три дня как поселились совершенно другие жильцы. От них Светлана Сергеевна и Антон Иванович узнали, что Георгий Вячеславович срочно продал квартиру и укатил неизвестно куда. Следы его потерялись в пространстве, так что выяснять, что, собственно, происходит, Кроликам пришлось самим.
Всё дело было в зеркале. Оно висело в прихожей и до определённого момента принадлежало прежнему хозяину.
– Оставляю его вам, – сказал Георгий Вячеславович за неделю до этого. – Пользуйтесь, пожалуйста.
Антон Иванович, помнится, хотел воспротивиться и отдать зеркало законному владельцу, чтобы повесить на его место своё, старое, но Светлана Сергеевна потрогала резную металлическую оправу в виде плюща и вынесла вердикт:
– Тоша, – сказала она, – это зеркало лучше нашего. Пускай висит. Мне нравится.
Кто знал, что это злополучное зеркало доставит столько хлопот. Хотя, как выяснилось позднее, дело было совсем не в зеркале. Но об этом – в своё время.
Итак, спустя примерно неделю после того как они переехали, Антон Иванович Кролик стал замечать странные вещи, которые творились в прихожей. Особенно это было заметно, когда он стоял перед зеркалом и либо одевался на работу, либо, вернувшись с неё, снимал шляпу или пальто. Начиная с какого-то момента, отражение в зеркале принялось своенравничать. Как это выражалось? А так: Антон Иванович, допустим, вставал возле зеркала и причёсывал макушку между ушами… Зеркало же в этот момент проводило щёткой по шее (не забываем: у кроликов мех повсюду). Всё это длилось секунды, поэтому Антон Иванович замечал странное явление не сразу, но как только замечал, тут же замирал в крайней растерянности. Двойник в зеркале замирал в той же позе. «Что за ерунда? – думал Антон Иванович. – Неужели показалось? По-моему, я слишком много работаю, нужно взять дополнительный выходной». И, вполне уверенный, что перед ним только что был обман зрения, Антон Иванович брал флакон с одеколоном и начинал опрыскивать себя сквозь распылитель. Как вдруг к собственному ужасу замечал: отражение в зеркале продолжает причёсываться!
– Света, рыбонька! – кричал папа в сторону комнат. – Скорее! Сюда!
– В чём дело, козлик? – вбежав, поинтересовалась мама. – Ты выглядишь каким-то напуганным.
И папа показывал ей на отражение, говоря, что оно не слушается. Мама вставала рядом (теперь они оба отражались в зеркале), но, как нарочно, ничего особенного в этот момент не происходило. Оказавшись рядом с маминым, папино отражение вело себя как обычно: то есть причёсывалось и поправляло узел галстука синхронно с Антоном Ивановичем.
– Тоша, ты как хочешь, – сочувственно говорила Светлана Сергеевна, – но я пойду и налью тебе валерьянки. Ты должен выпить. Хорошо?
Но как только мама собралась уйти, папа, который всё ещё экспериментировал с зеркалом, крикнул:
– Ну вот! Опять!
– Что?!
– Оно меня не слушается.
Тогда мама с папой договорились: встать так, чтобы папа отражался в зеркале, а мама нет, но чтобы ей было видно отражение. И действительно, теперь не осталось сомнений даже у мамы. Отражение на самом деле чудило и не слушалось. Чуть позднее эту странную особенность заметили другие: дети и Иван Прокофьевич.
– В чём же дело? – размышляли они, усевшись на диване. – Почему странные вещи происходят только с папиным отражением? Что он такого сделал?
Папа сказал, что ещё неделю назад понял: не нужно брать чужое зеркало! Почему прежний хозяин оставил только его? Ни этажерку, ни даже самую маленькую полочку в ванной не оставил; даже шурупы вывернул из стены и все забрал, а зеркало решил подарить. Не странно ли? А ведь он, папа, предупреждал!
– Тоша, я знаю, ты хочешь обвинить меня, – сказала мама. – Это от бессилия и отчаяния, я понимаю. Но сам подумай: откуда мне было знать, что бывают такие зеркала?
– Радость моя, я тебя ни в чём не виню, – примирительно сказал папа. – Ты действительно не могла даже догадываться о чём-то подобном.
– Стойте, – сказала Аня. – Почему бы нам просто не повесить туда другое зеркало? У нас ведь есть.
– Ребёнок говорит дело, – согласился Иван Прокофьевич. – Уберите зеркало с неправильным отражением – и дело с концом. А я, чуть позднее, опишу это в своих мемуарах.
Так они и поступили. Убрали зеркало с оправой в виде плюща в кладовую, а на его место повесили то, которое уже много лет служило им верой и правдой. Ситуация, казалось бы, стала исправляться. Папа нарочно следил за отражением и не находил в нём ничего необычного. Однако чуть позднее стало выясняться: их старое проверенное зеркало всё это время искусно лгало и притворялось. Оно оказалось таким же бракованным и непослушным, как и «подарок» Георгия Вячеславовича. Отражение в нём снова всё делало не так. И снова всё это происходило с папой Кроликом!
– Не понимаю, в чём причина. Почему? – опечаленно говорил папа.
– Может быть, дело совсем не в зеркале? – осмелилась предположить Аня.
– А ведь так и есть! – воодушевилась мама. – Какое бы зеркало мы туда ни повесили, оно всё равно будет устраивать нам сюрпризы.
– Значит, что? – спросил дедушка.
– Прихожая! – догадался Виталик. – У нас бракованная прихожая! Ура!
– Не понимаю твоей радости, – сказала мама.
– Не прихожая, а то место, на котором висит зеркало, – уточнила Аня. – Мы можем перевесить его на стену рядом с ванной. Пап, сможешь глядеться туда?
– Всё что угодно, – пробормотал папа, – лишь бы не этот кошмар.
Так и сделали. Зеркало было перевешено. Но это ничего не дало. Папино отражение по-прежнему искажало действительное положение вещей.
– Теперь-то я начинаю понимать Георгия Вячеславовича, – недовольно ворчала мама. – Вот почему он так быстро отсюда слинял. Толстый плутоватый тихоня! Вот тебе и бухгалтер!
– Что толку вспоминать о нём, – тяжело вздыхал Антон Иванович. – Нужно думать, как жить дальше. Неужели снова переезд?
– Не хотелось бы, – отвечала мама. И тут же, подумав, предложила: – Тоша, а что если тебе вообще никуда не глядеться?
– Как? Предлагаешь мне жить без зеркала?
– Ну да, а что? Подумай, древние кролики вообще не знали, что такое зеркала, и ничего, как-то выживали.
– Поэтому ходили грязные и взлохмаченные. Света, я современный городской житель, я не могу ходить подобно древнему кролику.
– Тогда смотрись в зеркало в гостиной. Оно есть внутри шкафа, на дверце.
– В таком случае, мне придётся перевесить туда пальто и шляпу. А также перенести ботинки.
– Ботинки-то зачем? Ты привык видеть их в зеркале?
– Конечно. Не зря же я всегда любил, чтобы зеркало у нас висело в полный рост. Я должен видеть, как выгляжу. На меня смотрит всё конструкторское бюро плюс директор АО «Мечта». Попробуй только надень что-нибудь не так или не завяжи шнурков. Позор!
А спустя примерно месяц случилось совсем неожиданное. Просто из ряда вон выходящее. Как-то раз, уходя на работу, папа по привычке обернулся к зеркалу и… не увидел там ничего. Голое стекло – и всё. И обои на противоположной стене. Не было только одного: папы. Мама успокоила его и постаралась внушить, что, возможно, это даже к лучшему: папу больше никто не станет отвлекать. Но, покидая дом, папа Кролик от охватившего его волнения еле передвигал ноги.
По дороге на работу он нарочно погляделся в зеркало заднего вида в машине. Отражение смотрело на него как ни в чем не бывало. То же самое он проделал, когда показывал вахтёру на проходной удостоверение работника предприятия: остановился на долю секунды перед застеклённой дверью и увидел свой бледный силуэт. Всё это слегка приободрило его, и он даже заулыбался, но всё равно не покидала мысль: «Куда же делось отражение в прихожей? Неужели я больше никогда не смогу поглядеться на самого себя дома? Странно, очень странно». Так или примерно так думал Антон Иванович, входя в дизайнерский отдел.