Она очень осторожно дотронулась до моих волос… Ласково, тихонько, чуть-чуть… Я задышал — часто-часто, чтоб не разреветься снова… Наташа спросила:
— Миш… Если ты не хочешь — не отвечай… А что бы ты хотел больше всего на свете?
Даже забыл, что плакал. Нашла что спросить! С чего бы это вдруг?
Помолчал, соображая.
А вправду — чего?
Чтоб все, что я прочитал — оказалось неправдой, не про меня?! Чтобы завтра раздался в квартире вдруг звонок, и на пороге оказались мои мама и папа? Живые!
Но скажешь ли такое Наташке? Она хоть и не родная, а ведь ни разу еще не обидела меня, не упрекнула, не нагрубила в ответ… Хотя и было — за что. Могу ли я ей сказать такое? Это правда, да… Но ведь ей будет только больнее… зачем уж, итак сколько раз её обижал…
Она повторила снова, уже шепотом:
— Если не хочешь — не говори!
… А так ли мне хочется увидеть своих маму и папу сейчас?
Все колыхнулось во мне: да!
Невообразимо, отчаянно хочется!
Прочитал — а будто слышал мамин голос…
Но тогда придется расстаться с Наташей и Юрой.
Они мне кто? Никто. Никто? Ага, Миха, я и не знал, что ты такой чурбан… неотёсанный! Никто! А кто, пардон, с тобой тут возился, когда ты валялся с температурой?! Не знаешь, да? А кто буквально спас тебя от тех подонков Перца и Гвоздя — ты знаешь, что не факт, что вообще остался бы целым! Что, не видел, как прошлой осенью увозили в больницу Никитку Карташева, сказали, что он с лестницы упал, а ты тогда там только появился, ещё не зная здешних порядков, и поверил…
Дурень ты, Миха. Неблагодарный, причём…
Может, ты не можешь их назвать своими родителями, но не чужие они тебе точно.
И ведь ты знаешь… Что невозможно вернуть их… Тех родителей.
Тогда что же?
Я брякнул первое, что пришло в голову:
— Пожалуй, больше всего я хочу лета…
Разве это неправда? Летом же здорово! Ни школы, ни уроков, можно гулять целыми днями. Лето — это загадочная башня. Лето — это солнце. Летом — Денис обещал меня покатать на самолете, да и вообще — мы снова поедем в тот город. Летом — Юрка возьмет меня с собой в плавание, а там — море… Кольку бы еще с собой захватить!
Наташа переспросила:
— Лета?
— Ага.
Она вздохнула, отозвалась:
— А знаешь, я когда была вроде тебя, хотела вообще… — она тихо засмеялась, — куклу — балерину, знаешь, бывают такие? Барби.
— Угу.
— Ну вот. И чтоб обязательно к ней кавалер на роликах. Ужас как хотела, вот она мне снилась даже! Прям сил не было, как хотелось!.. — она вздохнула, уже грустно добавила. — Глупая была. Купили мне куклу, и чего? Поигралась ей с полгода… А сейчас вот… — Она замолчала, словно о чем-то задумавшись…
Я лег на спину, заложив руки под голову. Покосился на Наташу:
— Чего сейчас?
Она встрепенулась:
— А? Сейчас, Миш, мне тоже ужасно хочется лета! И еще… — продолжила она чуть слышно, — свой домик… А рядом — море. И вот, представь себе… лето, ветерок легкий колышет занавески в этом домике, солнышко… На море — волны, небольшие, не шторм, но и не штиль, так — обычные волны. И я вас с Юркой жду, а вы с плавания возвращаетесь. Выбежала на терраску, смотрю в море, а там — корабль… Ох, как же я рада! И я стою, волнуюсь, и не знаю, кого первого обнимать брошусь — тебя или Юрку… А может быть, сразу обоих, да, так лучше, конечно!..
Она чуть улыбнулась и замолчала. Встала, поправила мое одеяло, посмотрела на меня — словно обняла. И слов не надо.
Отошла к окну, постояла там, вглядываясь в ночную тьму, как будто в море, стараясь увидеть там кораблик…
— Скучаешь? — спугнул я тишину.
— Скучаю… — эхом откликнулась Наташа. — А ты завтра со мной на съемки не пойдешь?
— Чего это не пойду! — возмутился я. — А кто тебе поможет эту твою аппаратуру таскать?
Наташа обернулась — узкий луч уличного фонаря осветил нерешительную улыбку.
— Спасибо, Миша…
Глава 32.
Подземелье.
Весна вступала в свои права. Ха! Легко сказать! Фраза такая, всем знакомая, а вот весна каждый год наступает по-разному. В этот раз снег стаял довольно быстро, затем наступила жара — на пару деньков, и снова навалило снегу! В начале-то марта! Словно погода перепутала времена года… Но нет, это только люди считают себя умнее природы, на самом-то деле… Снег быстро растопили дожди, обнажив тонкие росточки молодой травы. Её сложно было увидеть рядом со старой, но если приглядеться — тонкие стебельки пробивались сквозь черную землю наперекор всему: будет лето!
В конце марта набухли вербы, и, хотя еще было довольно прохладно, и листики не торопились разворачиваться, — всюду звенела весна. Улицы были такими чистыми и умытыми, словно каждую ночь кто-то невидимый ходил с огромным ведром и отмывал их, ветер гонял по тротуарам прошлогоднюю листву, сквозь зеленые росточки проглядывали солнышки мать-и-мачехи. Вечером ветер приносил особый весенний запах: жгли старые листья.
Близились каникулы. А после каникул оставалась еще неделька до Юркиного приезда.
Мы с Колькой решили наведаться в старую башню в самом начале каникул, благо, что до их окончания оставалось два дня. Снаряжение собирали целую неделю: Колька раздобыл где-то моток длинной толстой капроновой веревки, я — взял Юрин большой фонарь, который нашёл случайно, помогая Наташе прибираться. Что ещё? Обувь — резиновые сапожки, одежда — обычная, которую совсем не жалко испачкать, еду договорились приготовить накануне, фотографировать — если понадобиться — на телефон (у Кольки он с вспышкой). Ещё приготовили перманентный маркер и мел (мало ли, оставлять знаки, где мы были, чтобы не заблудиться). В общем, готовились, как на поход в пещеру, хотя на самом-то деле предстояло изучить обычную водонапорную башню.
— Вдруг спустимся, а там — тупик, и нет ничего? — говорил я Кольке. — Зря старались!
— Ну и что? — хмуро поджимал плечами он. — Хоть узнаем. Как можно спокойно спать, когда знаешь, что совсем рядом с тобой есть неразгаданная тайна!
Эти слова поднимали со дна кучу моих чувств. Тайна… Вот взять два слова: тайна и неизвестность, с первого взгляда — похожи, а какие разные! Неизвестность — она бесконечная. Слово какое-то тревожное. А тайна… она связана со сказкой. И слово — радостное, приключения всякие. Даже если и страшноватые, как в «Шерлоке Холмсе», а все равно — интересно. Правда, когда раскроешь её… будет ли так же интересно?
Сейчас я мог смело ответить, что да! Интересен сам процесс открывания тайн. И потом, за ней может быть еще много загадок….
Вот взять меня, к примеру. Мою тайну. Пока её, кроме меня, не знал никто, даже Коля. Но что изменилось? У меня такое чувство, будто я нашёл клад. Как бы его описать? Я — как ветка, которая отломилась от огромного дерева, и не знаю — откуда. Взяли меня вместе с другими — такими же, поместили в одно место, перемешали… А дальше?
Хоть и живешь среди таких же людей, а когда ты не знаешь, откуда ты и кто — словно какой-то части тебя не хватает.
И вот нашлись мамины письма… Я узнал, кем были мои родители… Да я узнал, что они были у меня! И дом, и мама — добрая, заботливая, и папа, которой меня любил… Хоть про него написано всего несколько строчек, но он ведь был! И словно нашлось то дерево, с которого когда-то упала моя веточка, словно… Словно корни она в землю пустила и стала оживать… Словно я оживать стал! Так что за мной не одна моя жизнь оказалась, а как минимум — три, а за ними — ещё, ведь были же и родители у моих родителей… Вот тебе и клад нашел! Растёт моя веточка, а за ней — лес! Стеной стоит, её охраняет.
Это так, образно говоря.
Когда перечитываешь мамины письма — словно возвращаешься домой: в то время, когда для меня не существовало зла, в то время, когда ничто не могло меня испугать, и когда жизнь только открывала свои цвета.
И тогда я подумал — а как же история? Не скучный предмет в школе, а история нашей страны? Мы ведь словно птенцы ощипанные, ничего же не знаем! Когда родители, а за ними еще родители, бабушки, прабабушки и прадедушки, как это называется…Род. А за ним… На-род. Вот как выходит.
Глухо у меня в школе с историей. Но это пока… Может, как-нибудь у нас поменяется учитель, или учебники станут поинтереснее… Или к тому времени мы совсем забудем себя и история будет не нужна? Ужас.
Как быть? Изучать самому? Но я, наверное, не осилю.
Надо будет у Юры спросить.
Заболтался я. А ведь хотел ещё сказать, что открыв одну тайну, я нашёл много других. Где жили мои родители? Кем работал мой отец? Мама говорит, что он писал рассказы — так хоть прочесть бы хоть один!.. И, моя крестная… она жива? Разыскать бы её, ведь она видела их живыми…
Эти вопросы никак не сказывались на наших отношениях с Наташей и бабушкой. Даже, скорее, наоборот… Оказывается, мама тоже хотела усыновить малыша. А что, если бы им достался такой, как я?
… Словно по пещере бродишь, когда ищешь ответы на все эти вопросы.
Теперь о башне.
В начале каникул слазить туда не получилось. Два дня лил дождь. Потом следующие два дня я ездил с Наташей на фотосъемки. Снимали молодую семью с трехлетним малышом. У него было день рождения, отмечали его в парке, а родители устроили там банкет. И нас угостили, и игры там, конкурсы разные, детей — куча, торт в виде огромной машинки… Я такого еще не видел! Солнце то выглядывало из-за облаков, то снова ненадолго скрывалось, дорожки высохли, а на деревьях распушились вербы. Второй день фотографировали прогулку на теплоходе — я впервые путешествовал по воде! И скажу, что с воды Москва гораздо красивее, чем когда просто по ней идешь. Так, два дня мы ездили в Москву, Наташа брала с собой свой фотоаппарат, один объектив, и небольшой штатив, который я помогал нести. Понятно, что такие поездки, были хоть и интересными, но довольно утомительными, поэтому весь следующий день мы отдыхали и обрабатывали фотографии. Вернее, это делала Наташа, а я подглядывал и даже улыбался: до чего здорово получилось!
Итого — осталось до конца каникул два дня. Такие они получились насыщенные.
Дождя не было, и мы с Колей, с утра пораньше отправились исследовать наш тайник.
Пасмурно, безлюдно, холодно. Коля открыл замок и положил его в сумку. В башне я включил фонарик: сухо, пыльно, паутина, сухие листья — всё, как и в прошлый раз. Колька осторожно закрыл дверь, и спросил:
— Миш, а на задвижку дверь закрывать?
— Не знаю. Ты чего у меня-то спрашиваешь?
— А у кого еще? — удивился Колька. — Понимаешь, мы же не знаем, сколько мы еще там пробудем. Вдруг кто еще зайдет? Мало ли…
У меня по спине пробежали мурашки.
— Ну да…
— А дядя Вася вроде не собирался сегодня сюда… Он меня позавчера спросил про ключи, сказал, что замок поменяет, но вот когда не сказал. Сегодня он работает. Если завтра только, а может, он вообще про это забудет.
— Коль… А если он сегодня поменяет и нас закроет?
— Да не… — нерешительно отозвался Колька. — Он же увидит, что замка нет…
— И?
— Ну и поймет, что там кто-то есть. А если мы запрем задвижку, то… — он замолчал.
— То ничего и не будет.
— Как не будет? Будет! Он разволнуется, он же не знает, что здесь мы! — быстро зашептал Колька. — Что мы её заперли, то есть. Будет переживать, еще, чего доброго, дверь сломать захочет… И нам достанется, и ему!
— Ну ты ещё записку на двери оставь! «Здесь мы — Коля и Миша!»
— Глупая шутка, — помрачнел Колька. — А если не запирать? Хотя мы же не знаем, сколько мы там будет лазать, вдруг кто зайдёт… А с другой стороны — заглядывать-то некому… Все знают, что башня закрыта.
Я почесал в затылке. Вот задача-то!
— Коль… Давай решим уже! Стоим, топчемся тут… Давай закроем задвижку. Дядя Вася твой сегодня сюда не полезет, а нам спокойнее будет.
— Ну… давай… — неуверенно согласился друг.
Мы заперли дверь, обошли лестницу и подошли к проему. Коля осторожно снял решетку. Я стал доставать из пакета веревку с привязанным на конце большим карабином. Подержал его в руке — стальной, холодный, увесистый.
— Коль, ты где такой раздобыл?
— А… в спортивном магазине. Выпросил у мамы. Ты не бойся, он надежный, для альпинистов. Килограмм двести выдержит… Правда, они в килоньютонах измеряются…
— Слушай, а может, узел лучше завязать?
— Да ну, зачем! Так быстрее, да и надежнее…
— Сколько намерял?
— Десять метров.
Я присвистнул.
— Точно?
— Ну да. Разве что плюс — минус пару сантиметров…
— Ясно. Маркеры, мел у тебя?
— Да, в кармане. — Коля выпрямился и пристально посмотрел на меня. — Ну что, идём?
— Ага, — выдохнул я. — Лезем.
Друг наклонился и, щелкнув карабином, прицепил его к скобе под проемом. Потом медленно стал разматывать веревку. На протяжении всей её длины были завязаны крупные узлы. Другой конец веревки крепился узлом к широкой стропе, которая защелкивалась на фастекс: так можно было регулировать ширину стропы.
— Я прикрепил её чуть короче, чем мы намеряли. — Коля кивнул на стропу. — Если вдруг сорвётся кто-нибудь, чтоб не грохнуться на пол. Но лучше обойтись без этого.
Он обернул стропу вокруг пояса и щелкнул фастексом.
— Коль, ты, что ли, первый полезешь?
— Ну да. Пока я буду спускаться, ты мне будешь светить, а потом я отвяжу веревку, ты её вытащишь и к себе привяжешь.
Ну ладно, он так он. Я не стал спорить. Молча стал светить фонарём в шахту.
— Ну, с Богом, — пробормотал Коля, и осторожно перекинул ногу через проём…
Сначала он встал на проём и взялся руками за скобу, которая была сбоку, выше проема. Другой рукой ухватился за скобу противоположной стены — она была чуть ниже, потом нащупал одной ногой следующую скобу. Неуверенно постоял, снял вторую ногу с проема и перенёс её на скобу пониже. Стал медленно спускаться: почти как по лесенке, только очень узкой. Расстояния между скобами хватало, чтобы, держась руками за две последующих, стоять одной ногой на третьей, и только для того, чтобы дотянуться до четвёртой, нужно было освободить одну руку. Фонарь освещал его бледное и серьезное лицо, потускневший кирпич, глубокое дно… Он спускался очень осторожно, а мне все равно было за него страшно. Сердце билось как испуганная птица в клетке, готовая вырваться наружу. Когда Колька оказался глубоко внизу, и в луче света стало видно только его макушку, — до меня донеслось гулкое эхо его голоска.
— Всё. Мих, тяни!
Он повозился, и через минуту засветил вверх своим фонарём. Мой фонарик я спрятал в карман, вынул веревку, обмотал стропой пояс, как делал он, щёлкнул фастексом… Выдохнул и полез вниз.
Как только я очутился за проемом и ухватился за боковую скобу — понял, как это ужасно неудобно держаться двумя руками за одну скобу. Ухватился за скобу соседней стены. Ногу поставил на следующую, и… замер. Все во мне ухнуло, сердце затрепетало, и я понял, что никакая сила не сдвинет меня с места. Сбоку темнело черное окно проема. Секунда — и там улица, и жизнь, и мой дом, люди…. А там внизу — темное подземелье, и тонкий луч фонаря, который до меня еле доходит. Но там внизу Колька… Он чихнул, а мне показалось, что зазвенел гром.
Но там был Колька!
«Да, Мих, а я и не знал, что ты трус» — сказал я себе. Сжал зубы и полез вниз, стараясь ни о чем не думать.
Скобы были холодными, как куски льда. Один раз с тихим шелестом посыпались крошки кирпича. Колькин фонарик светил на мои пальцы, проход темнел все выше и выше. Я медленно перебирал скобы, стараясь не забывать про три точки опоры на лестнице, как нас учили на уроках физкультуры… Можно прочитать сотни тысяч книг про приключения и открытия, про путешествия разных смелых людей, а самому никогда в жизни не спуститься в подземелье, даже если оно у тебя совсем рядом.
Все зависит только от тебя…
Об этом я думал, стараясь прогонять мысли про то, что карабин может сломаться, веревка порваться, скоба вылететь, нога — наступить в пустоту, про то, сколько мне ещё осталось… Только холодный кирпич, тусклый свет, железные скобы… Когда я уже совсем потерял надежду, что спущусь — чьи-то теплые ладони ухватили меня за ноги и помогли расстегнуть фастекс.