Гай. Если бы ты не был дурак, то я бы тебя отправил в ГПУ. Умный человек, прежде чем взять на ответственность завод, узнал бы свои обязанности… (Смотрит на веревку.) До сих пор льется вода… Заводской человек. Стыдно!.. Иди домой спать!
Кондаков. Не оскорблять! Это, знаете, я поставлю вопрос на райкоме… (Вдруг.) Позвольте, кто вы такой?
Гай. Начальник строительства. Григорий Гай.
Кондаков. Бывший, товарищ, бывший!
Гай. Пока я не сдал завода, я настоящий начальник, и я тебя снял с дежурства.
Кондаков. Произвол… Конечно… пожалуйста. (Идет.) Не зря я голосовал против вас, товарищ Гай, не жалею, — попал в точку.
Гай. Попал? Поздравляю!
Кондаков ушел.
Из какого музея они таких набрали? (Звонит.) Дайте квартиру Гая. Номер… (подумал)тридцать… (Послушал.) Странно! Приехал — жена домой не пускает.
Ворвался Максим, за ним Зуб.
Максим. Гриша! Душа!.. (Обнял Гая, поцеловал.) Зуб, иди, я за тебя буду. Зуб. Я вам, товарищ Гай, хотел сказать…
Гай. Говори!
Зуб. Эх, те-те, те-те…
Гай. Все в порядке, Зуб. Поедешь со мной работать?
Зуб. Со всей душой, но только товарищ Белковский… Эх, те-те, те-те… Товарищ Белковский, товарищ Белковский! Эх! (Ушел. Вернулся.) Подлюга товарищ Белковский! И везде на собраниях скажу — подлюга! (Ушел.)
Гай. Максим, к чему он?
Максим. Тут, брат, пошел такой диалектический материализм, что ты мог прямо ехать в ЦКК!
Гай. Приказ обо мне подписан?
Максим. Нет.
Гай. Так какого же чорта?
Максим. Бросьте ваш темперамент! Вы до сих пор были начальником. Так. А Белковский был вашим заместителем. Так. За неделю до вашего приезда… Белковский приехал временно исполняющим обязанности. Зачем такой приказ, если ты возвращаешься через неделю? Это — с одной стороны. С другой стороны — дело о твоей работе передано в ЦКК. С третьей стороны — бюро райкома, при особом мнении Андрона, постановило требовать обновления хозяйственного руководства. А в-четвертых — все собаки знают, что Гай снят. Мне Андрон намекнул: «Максим, предупреди, мол, парня. Телеграфируй — тебе удобнее».
Гай. Андрон? Почему Андрон?.. Уж кого я бил больше всех, так это профсоюзников. У меня Андрон два месяца в правом уклоне ходил, еле выпутался… Максим, мы все-таки коммунисты…
Максим. Мне, понимаешь, никто не верит, что я коммунист. В Сталинграде работал, был комсомолец, третий год в партии, а все считают комсомольцем и в бесклассовое общество переведут комсомольцем. Я вечный комсомолец.
Гай. Мы все-таки коммунисты. Максим, мы прошли революционную школу, мы кое-что понимаем. Я допускаю, что Белковскому самому захотелось пустить завод, допускаю, что он затеял грязные интриги, но дело не в Белковском.
Максим. Нет, в Белковском. Ух, это гад! Он теперь до меня добирается. Дает явно невыполнимое задание. Я отказываюсь. Он берет трубку и звонит Елкину: «Алло, Сеня! Это говорит Николай. Наш Максим опять у нас не хочет работать… Сеня, поговори с нашим мальчиком…» Буквально говорю, как стенографистка. Я раз хотел ему морду набить, но этика не позволила.
Гай. Неужели за восемь месяцев Колька Белковский так испортился?
Максим. Не испортился, а раскрылся. Аппарат… (указал на столы) вот это… весь в лучах его очарования. Ксения Ио-новна разве… она ж в тебя влюблена. Страдает баба. Просто жалко девушку!
Гай. Не так. Не то.
Максим. Скажешь — не влюблена? Я письмо написал, обратно отдала.
Гай. Не дурачься! Здесь что-то поважнее, чем Белковский, а вы не умеете подняться выше мышиной возни. (Подумал.) Конечно, и корысть…
Максим. Гриша, умоляю, поднимайся, поднимайся выше меня! Разве я тебя один за этим сюда ждал? А ты на меня кричишь.
Гай. Вечный ты комсомолец. Скажи вот что… Как ведет себя жена?
Максим. Я с ней — гут-бай. Не разговариваю.
Гай. Я У тебя спрашиваю — как она себя ведет?
Максим. В какой плоскости?
Гай. Ну, как по-твоему, о чем я спрашиваю?
Максим. Подумаешь, экзамен! Она, директор, ваш непримиримый и принципиальный противник… а по-моему — предатель.
Гай. Вот куда повернуло! Картина проясняется… Я вот что, Максимка… я, видишь ли… Я, видишь ли, сюда попал оттого, что у меня дом взаперти. Позвонил отсюда — не отвечают. Разве еще попробовать? (Взял трубку.)
Максим. Можешь не звонить. Ее дома нет.
Гай. Где же она в такое для нее время?..
Максим. Она сегодня поехала с бригадой по топливу. Дрова…
Гай. Дрова? Не понимаю. Ты разве ничего не видал?
Максим. Видел. Сегодня не видел. Она на грузовике поехала…
Гай (подумал о жене, ребенке, которого он ждал). Максимка…
Максим. Я…
Гай. Помолчи-ка ты, брат! Ты не уходи, а… Я, брат, пойду в кабинет, что ли, а… На грузовике — и ничего? Если поехала на грузовике, значит ничего… Надо, брат, подумать… а только ты не уходи… (Ушел.)
Максим. Что это Григория так качнуло? Крепился, крепился — и качнуло.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Кабинет дирекции. Утро. Гай и Ксения Ионовна.
Гай (продолжает). Да, да… Как только Белковский приедет, просите его ко мне. Одеколону у нас тут какого-нибудь нет, Ксения Ионовна?
Ксения Ионовна. У меня есть, но душистый. Ничего?
Гай. Все равно. Мне надо фасад протереть.
Ксения Ионовна. А платочек у вас есть?
Гай. Есть! (Вынул платок, посмотрел.) Ну, дайте и платок.
Ксения Ионовна. Сейчас, Григорий Григорьевич. (Ушла.)
Гай (шумно). Фу, чортова работа! (Напевает.)
Постой! С какого года я в партии? Примкнул в девятьсот пятнадцатом, вступил в девятьсот семнадцатом.
Вошла Ксения Ионовна, поставила на стол одеколон, подала платок и зеркальце.
Правильно. (Взял зеркало.) По роже подумаешь — пил неделю… Теперь несите ваш платок стирать.
Ксения Ионовна. Где же будет сидеть Белковский? Он уже вчера ваш несгораемый шкаф открыл. В бумагах рылся… Я его боюсь! Как человек он ярко выраженный злодей, ломброзовский тип. Как хотите… Ногти кусает. Нехорошо!
Гай. Да, это более или менее опасно.
Ксения Ионовна. Я не знаю, Григорий Григорьевич, почему вы принимаете меня за дурочку. Только я веду управление делами и вижу, как все ваши распоряжения ставятся вверх ногами. Помните пятьдесят импортных станков? Их нет. Помните крановые устройства? Их нет. А воду до сих пор по наружным трубам подают. А, да что, лишь бы наоборот! Лишь бы не так, как вы говорили!.. Я ведь все заседания веду… а вы смеетесь…
Гай. Нет станков? Как же их нет?.. Этого, Ксения Ионовна, не может быть. Клянитесь — не поверю.
Ксения Ионовна. Подождите — поверите. Я все помню, что вы говорили. Я теперь здесь не останусь ни одного часа! (Слезы.) Из меня сделали бессловесную куклу. Мне не позволяют даже дать фактическую справку на заседании. Я хотела предъявить ваши письма из Америки о станках, но меня Белковский вежливо выгнал с заседания. Может быть, я беспартийная советская барышня, но я сюда мобилизована как лучшая ударница, и я для них не бессловесный холуй.
Гай утирает лицо перед зеркалом. Ксения Ионовна плачет. Вошла Элла Пеппер, она в валенках и треухе.
Пеппер (возбужденно). Неверно, неверно, невер… Ах, товарищ Гай! Уже на работе? Что это за сцена на работе? Слезы, зеркальце, одеколон… Ты, может быть, будешь пудриться, Григорий, так я выйду.
Гай (оглядывая жену). Спасибо, Ксения Ионовна. Пока не пускайте к нам никого.
Ксения Ионовна. Только я повторяю — я для них не останусь советским холуем! (Ушла.)
Гай. Элла, что случилось? Ребенка нет? Не будет?
Пеппер. И что из этого? Ну, не будет.
Гай. Что-нибудь произошло? Тебе запретили врачи?
Пеппер. Чтобы сразу покончить этот супружеский разговор, сообщаю, что я сделала аборт.
Гай. Это как же?.. А я…
Пеппер. А он? Тебе хотелось качать люльку. Ты об этом писал из Америки. Из-за твоих сентиментальностей я бы не хотела превращаться в мать семейства. Вот она — пожалуйста! Она тебе может родить десять штук. Мне пока двадцать один год, я член партии. Ты в мои года не думал о люльках.
Гай. Восемь месяцев назад ты рассуждала не так.
Пеппер. И с этим надо сразу покончить. Тогда я считала тебя авторитетным учителем, а потом поняла, что ты…
Гай. …неавторитетный учитель?
Пеппер. По-моему, плохой учитель. Людей надо проверять по их делам, а не по тому, какое инстинктивное чувство тебя к ним влечет.
Гай. И ты уже проверила?
Пеппер. Проверила… Но дальше, Григорий. Может быть, тебя устраивают трагедии, а меня — никак. Я решила изменить наш образ жизни.
Гай. Это я вижу. Муж не видел жены почти год, а она…
Пеппер. …уезжает с бригадой, потому что топливо для жены важней, чем поцелуи мужа. У нас в больницах нет дров.
Гай. Значит, ни черта не умеете работать! Значит, гнать вас надо отсюда в шею! И я буду вас гнать отсюда, не считаясь ни с женами, ни с друзьями!
Пеппер. Товарищ Гай, кого ты будешь гнать? Опомнись! Неужели тебя не информировали?
Гай. Тебя буду гнать за твои дурацкие мысли, Белковского немедленно выгоню за шарлатанство, разоблачу Елкиных… Буду бить направо и налево! Так и передай своим друзьям.
Пеппер. Чтобы бить направо и налево, надо самому находиться на нейтральной линии.
Гай. Не думаю, чтобы генеральная линия партии уже искривилась.
Пеппер. Ты меня возмущаешь своим самомнением!
Гай. Хорошо. Оставим. Чего надо?
Пеппер. Ах, так?
Гай. Я спрашиваю, Пеппер, чего тебе надо?
Пеппер. Ничего. (Идет.) Ничего. (Ушла.)
Гай. Вот, брат, разговор какой… Рот тебе и Элла! Элка, Элка! На скверном пути бабенка… Дурак ты, Гришка! Разве можно так говорить с детьми? Дурак!
Вбежала Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Белковский идет. Когда сказала о вас, он закусил губы.
Гай. У меня воды нет. Пусть принесут.
Ксения Ионовна взяла графин, ушла.
Белковский. Как бы это очень спокойно? Очень спокойно…
Вошел Белковский.
Белковский. Ну, здравствуй, Григорий!
Гай. Здравствуй, Николай!
Белковский. Здравствуй, Гриша!
Гай. Здравствуй, Коля!
Белковский. Если тебе уже рассказали что-нибудь про меня, — не верь, Гриша! Тебе могли рассказать ничтожные пустяки.
Гай. Пока не верю… Стараюсь не верить.
Белковский. Не верь! Они не могли сказать тебе, что я скажу, Гриша. Я подлец! Я пресмыкающаяся тварь!
Гай. Ну, это более или менее сильно.
Белковский. Гриша, прости! Вот (вынул бумажник.) мое заявление в ЦКК… Я сам поеду с тобой в Москву и сам скажу, что я склочник, что я подлец. Они поймут. Все мы люди. Разве знаешь, что бродит в тебе? Разве всегда имеешь силы сопротивляться темным силам твоего эгоистического начала? Я сам раскаиваюсь. Я открываю сам все и обещаю: никогда… Григорий, ты можешь простить меня? Чтобы опять товарищи… честно… искренне… вместе… Конечно, мы не гимназисты.
Гай. Вот верно.
Белковский. Когда я после тебя получил всю власть над этим огромным делом, у меня возникла мысль: а почему же не я начальник? Понимаешь, что это за мысль! Тут уже хочется показать, что я не хуже его, смотрите — вот орудую, и плохого ничего сам в себе не заподозришь. Просто соревнование. Но соревнование это корыстно, злокачественно, подло. А ты уж пошел. В тебе бунтуют страсти. Корысть развертывается в стихию. Злокачественность владеет всеми твоими делами. И когда-нибудь, в минуту просвета, ты увидишь свое лицо в зеркале — то вытягивающееся от забот, то лоснящееся от радости, горделивое и лакейское, грозное и трусливое лицо карьериста. Вот все, что я хотел тебе сказать.
Гай. Запутался, а?
Белковский. Запутался.
Гай. Перепугался, а?
Белковский. Перепутался.
Гай. Верю, Николай! Становлюсь на твое место и оттого верю. Говорить тут не о чем. Ты не комсомолец, тебе самому все ясно. Давай руку, брат! Честно — так честно, товарищи — так товарищи.
Пожимают друг другу руки. Вошла Ксения Ионовна. Уронила графин, а затем бросила стакан.
Белковский. Что с вами?
Ксения Ионовна. Посуду бью. К счастью… Товарищ Гай, там уже скопилась очередь к вам.
Вошел Максим, огляделся, свистнул.
Гай. Давайте людей по одному.
Вошел Зуб с веником, поглядел на Белковского.
Зуб. Эх, те-те-те… (Вытирает воду.) Ксения Ионов на (в дверях). Начальник механического, пожалуйста! (Вышла.)
Входит начальник механического — Софья Андреевна.
Гай. Тетя Соня, не узнаю, до чего ты ярко выглядишь!
Софья. А ты… какой кавалер из Парижа! Духами пахнет… «Запах моей бабушки»?
Белковский (Гаю). Нам надо увидеться вдвоем.
Гай. Я приеду обедать к тебе.
Белковский. Прекрасно, мой друг. (Уходит.)
Гай. Ну, тетя Соня, расказывай, как дела.
Софья. Все благополучно, барин. Только ножичек поломали, ножичек…
Гай. Именье сгорело у барина, и ножичек поломали. Знаю сказку.
Софья. Ножичек, только ножичек… а так все — слава тебе господи… Верно, Максимка? У тебя почему нос злой?
Максим. Не знаю. Интуиция.
Софья. Ну, станки привез? Пятьдесят станков?
Гай. Нет, не привез.
Софья. Тогда иди и пускай механический сам. Может, вы в производстве больше меня понимаете… Может, меня, дуру, недоучили, я около станка никогда не стояла… Может, у меня ногти маникюрные, как у твоего друга…
Гай. Не убивай хоть ты меня, тетя Соня! Что вы меня в гроб вгоняете? Пожалейте вашего бывшего директора!
Софья. Ты мне как какой-нибудь бродяга во сне снился.
Гай. Ну, вот видишь! А ты ругаешься.
Софья. Не вообще снился, а по поводу станков… Поймите же кто-нибудь, что мы обманываем советское правительство, что без этих станков мы не завод, а выставка иностранного оборудования! Могу я молчать, если… Дай папироску.
Гай. Знаю, напутали. Искать поздно. Вместо пятидесяти станков первой очереди тебе прислали станки второй очереди. Знаю. Кто напутал? Я…
Максим. Неправда!