— Что ты тут делаешь?
— Я могу спросить тебя о том же, — выплюнул Малфой. — Этот коридор закрыт. Но ведь святому Поттеру закон не писан?
— Так же, как и тебе, — Гарри остановился посреди коридора, не зная, как ему следует поступить. Он чувствовал себя примерно так же, когда застал Малфоя на шестом курсе плачущим в туалете, и тогда это обернулось трагедией для них обоих. — Почему ты не в гостиной?
— Не твое дело.
Малфой продолжал сверлить Гарри глазами, и тот подумал, что его ненависть сдерживает лишь тот факт, что запусти он в Гарри каким-нибудь даже самым безобидным проклятием — и его разорвут на части быстрее, чем он успеет сказать «Поттер сам виноват».
Видимо, устав от неловкого, тяжёлого молчания, Малфой вздёрнул одну бровь:
— Так ты нашёл меня. Что тебе нужно?
Гарри замялся — очевидно, Малфой решил, что он и правда его выслеживал, и мотание головой вышло совсем неубедительным. Малфой сделал несколько шагов вперед, его плечи и локти выглядели чудовищно острыми.
— Ты постоянно на меня пялишься, думаешь, я не вижу, Поттер? Ты что, жалеешь меня? В душу хочешь залезть? Или что? Тебе недостаточно твоих гриффиндорских придурков-друзей? Некого стало спасать?
Под конец его голос истерически сорвался, и Гарри вдруг понял, насколько на самом деле Малфой взвинчен.
— Слушай, тебе кажется, что я преследую тебя, но это не так, — Гарри развел руками, показывая, что безоружен. — Я просто пришёл сюда, потому что…
— Потому что — что?
— Я хотел побыть один, — попытался объясниться Гарри. Крылья носа Малфоя задергались.
— Тебе не повезло. Тут уже занято. Убирайся вон, Поттер, убирайся! Вон!
Гарри попятился, чувствуя одновременно неловкость и раздражение. Чёрт возьми, он ведь не знал!
— Уймись, Малфой, я уже ухожу! — достигнув спасительного угла, Гарри едва не зацепился за волшебную ленту, но чудом ухитрился проскользнуть под ней снова. Только добежав до лестницы, с нижнего пролета которой всё так же слышались голоса и музыка, Гарри вдруг остановился, пораженный неприятной мыслью: что вообще Малфой там делал? Оплакивал Крэбба?
И как часто он там бывал?
========== III. Вокзал ==========
В какой-то момент Гарри начало казаться, что все вокруг стали слишком быстрыми. Он опаздывал везде: безуспешно подгоняемый Гермионой, приходил на завтрак, когда зал был уже полон, последним забегал в класс, никак не мог собраться и назначить тренировку, а теперь и на саму тренировку явился минут на пять позже. Команда, которая уже собралась в раздевалке, как один обернулась к нему, и Джинни облегчённо вздохнула.
— А вот и наш капитан, — заявила она, лучась улыбкой, и Гарри почувствовал, как что-то вяло шевельнулось у него в животе. Это было не то щекотное ощущение, что он испытывал раньше, когда Джинни на него смотрела; оно походило на дальнее, слабое эхо, имеющее больше общего с урчанием в животе, чем с любовным волнением.
— Надо было пойти на поле, — сказал Гарри, прячась за дверцей своего шкафчика и торопливо вытаскивая мятую квиддичную форму.
— Там слизеринцы. Вообще стоило бы позвать мадам Трюк, они должны были свалить ещё минут десять назад. Но мы ждали тебя, — ответил Рон.
Гарри медлил с ответом, делая вид, что пытается разобраться в мантии, и раздраженно ругнулся, когда на самом деле застрял в рукаве.
— Вообще-то, пока они там, у меня есть одно объявление для команды, — заявил он неожиданно даже для самого себя, наконец-то просунув голову в воротник. Все притихли, явно ожидая, что Гарри сообщит что-нибудь об отборочных испытаниях. Окинув взглядом остатки действующей команды, а также несколько четырёх— и пятикурсников, пришедших побороться за освободившиеся места загонщика и охотника, Гарри почувствовал неприятное сосущее чувство под ложечкой. — Я хотел сказать… в общем… Думаю, я должен представить вам капитана команды Гриффиндора в этом году.
Демельза приподняла густые пшеничные брови, а Джинни усмехнулась.
— Немногие слышали о парне по имени Гарри из команды Гриффиндора по квиддичу… Кажется, он ловец, или, может, загонщик…
Игроки захихикали.
— Нет, я хочу сказать, — перебил Гарри, — что снимаю с себя полномочия капитана.
Повисла тишина. Гарри обвел глазами всех собравшихся, большинство из которых выглядели так, будто только что услышали полную чушь или ждали, что Гарри натянет на голову шутовской колпак и воскликнет «вы что, поверили?».
— Но кто тогда будет капитаном, если не ты? — Рон задал вопрос, который, очевидно, готов был сорваться с губ каждого гриффиндорца, и Гарри постарался улыбнуться, надеясь, что улыбка не вышла виноватой или натянутой.
— Джинни, конечно.
Мгновенно стало ясно, что эта новость никакой радости Джинни не принесла. Она выглядела обескураженной и вдруг покраснела до самых корней волос. Гарри отстранённо подумал, что это должно быть очаровательно — её веснушки стали ярче, а сама она казалась почти беззащитной, — и, аккуратно отколов от мантии значок капитана, протянул ей.
Впрочем, Джинни справилась быстро — выпрямила спину, приняла значок, улыбнулась и посмотрела на Гарри нечитаемым взглядом.
— Вот так новости, правда? — сухо сказала она. — Ну, раз я теперь капитан, то, команда — бегом на поле!
Замыкая шествие, Гарри сжал в руке древко школьной метлы, которую ему пришлось взять взамен утраченной «Молнии», и подумал, что Джинни сейчас будет отыгрываться на слизеринской команде. Впрочем, если это желание и существовало, ему не суждено оказалось сбыться — одетые в зелёное игроки гурьбой повалили в раздевалку, шумно переговариваясь, но, наткнувшись на гриффиндорцев, притихли. Высокая темноволосая девочка, чей смех только что звучал так громко, столкнулась взглядами с Джинни и горделиво выпрямилась.
— Ничего себе, ты теперь капитан, — заявила она, смерив гриффиндорку оценивающим взглядом с ног до головы, а затем повернулась к Гарри, и выражение её лица стало заинтересованным. — Мы были уверены, что это ты. Я Астория, — она протянула Гарри руку — тонкую узкую ладонь — и тот помедлил, размышляя, должен ли её пожать. — Да-да, наши факультеты не ладят, но Макгонагалл всё верно сказала — может, наконец, пора уже зарыть топор войны?
— И ты отлично начала, — едко заметила Джинни. Она тоже смотрела на Гарри, будто совершенно всё зависело от того, пожмёт он руку слизеринской выскочке или нет, и тот, почувствовав раздражение, крепко сжал маленькую ладонь Астории и встряхнул. Рон неприязненно хмыкнул, и Гарри показалось, что сегодня указатель на шкале его косяков перед факультетом перепрыгнул красное и застрял где-то наверху.
— Я тоже ловец, — сообщила Астория вежливо, полностью игнорируя Джинни, а потом кивнула в знак прощания и пошла дальше. Гарри неловко потёр ладони друг о друга и с вызовом передёрнул плечами — напряженное молчание гриффиндорцев, предназначенное ему лично, угнетало и бесило одновременно.
— Ладно, пойдём, — наконец опомнилась Джинни и первой с каменным лицом зашагала по коридору к площадке.
***
— О чём ты только думал! — кричал Рон, размахивая руками, как ветряная мельница, пока они с Гарри шли от квиддичного поля в гостиную Гриффиндора через Часовую башню. — Она точно задумала какое-то дерьмо! Что если она тебя прокляла? Ты бы ещё Малфою руку пожал!
Вынужденный всё это выслушивать от самой раздевалки Гарри начинал медленно закипать. Он уже пять раз пожалел, что пожал Астории руку. Джинни всю тренировку смотрела на него так, словно он плюнул ей в тыквенный сок, а Рон, стоило остаться вдвоём, принялся отчитывать как первокурсника. Гарри начало казаться, что если ещё хоть раз кто-нибудь скажет ему «слизеринцы» и «зачем» в одном предложении, его разорвёт.
Гермиона появилась в главных дверях башни как раз в тот момент, когда терпение Гарри окончательно лопнуло. Гермиона выглядела взволнованной и прижимала к груди книгу, будто только что читала на ходу.
— Что случилось? — требовательно спросила она, остановившись прямо перед Гарри и Роном. На мгновение показалось, что она сейчас упрет руки в бока, как миссис Уизли, и эта ассоциация удержала Гарри от того, чтобы ляпнуть что-нибудь гадкое. — Я только что встретила Джинни, и она не выглядела очень счастливой.
— Гарри пожал руку ловцу Слизерина, — ответил Рон так, будто это все объясняло. Брови Гермионы поползли вверх, и Рон явно воспринял это по-своему: — Вот и я о чем! Мы все знаем, на что они способны!
Гермиона цокнула языком и бросила взгляд на хмурого Гарри, явно готового держать оборону, а потом вдруг заявила:
— Правильный поступок. Ты молодец.
— Чего?! — одновременно воскликнули и Рон, и сам Гарри, но Гермиона только фыркнула.
— Рон, не все слизеринцы поддерживали Волдеморта. Тебе не приходило в голову, что многие наши проблемы — от того, что мы виним людей в том, чего они не делали?
— Да нет у нас никаких проблем! — возмутился Рон и покраснел — как будто Гермиона задела его за живое. — Разве кто-нибудь из них сражался за школу, когда все сражались? А Паркинсон предлагала выдать Гарри Волде…
— Не произноси это имя! — неожиданно для самого себя закричал Гарри, и его друзья остолбенели. Он чувствовал, как горит лицо и почему-то запястья рук. — Он мертв! Он умер! Хватит произносить его долбанное имя!
Гермиона открыла было рот, но Гарри слишком резко двинулся вперед, едва сдержавшись, чтобы не оттолкнуть друзей. В голове запульсировала мерзкая боль, а сердце зашлось в груди, будто у напуганного зайца. Казалось, он слишком долго сдерживался и теперь закипел, расплёскивая вокруг себя беспричинную ярость. С громким топотом Гарри взлетел на самый верх Часовой башни по деревянным ступенькам и свернул в коридор. Бегущие навстречу весёлые третьекурсники прыснули в разные стороны, тыкая в него пальцами, но Гарри прошел мимо, то и дело срываясь на бег. Узкие коридоры петляли, как никогда на его памяти, и, наконец, обогнув статую толстого монаха и плечом толкнув деревянную дверь, ослепший от ярости Гарри едва не врезался в кого-то очень светловолосого. Глухо стукнули о землю книжки, зашуршала под подошвой ботинка газета, на первой полосе которой танцевал в смешной шляпе незнакомый волшебник.
— Гарри!
— Л-луна?
Она улыбнулась так ярко, будто не видела в жизни ничего приятнее взъерошенного, злого Гарри Поттера, и тому стало стыдно. Он поторопился подобрать разбросанные вещи и успел заметить, что Луна ходит в разных носках.
— Я… не знал, что ты вернулась в школу, — сконфуженно пробормотал Гарри.
— Приехала немного позже остальных. Но ты всегда так быстро убегал, что я не успевала поздороваться, — безмятежно откликнулась Луна. Гарри залился краской до корней волос и только и смог промямлить:
— Извини.
— Все хорошо. Эти черные ши вокруг твоей головы, наверное, здорово мешают видеть?
— Черные… что? — переспросил Гарри, вручая Луне несколько книг. Она очень серьёзно кивнула, взяла книги и махнула рукой, приглашая идти за ней.
— Их очень много в школе. Наверное, они ещё не скоро исчезнут. Но ты их не бойся, они не причинят вреда, им просто все ещё немного страшно.
— Ни хрена не понял, — признался Гарри. Он шёл, куда вела Луна, не зная, где бы ему вообще хотелось быть. Возможно, где-то в Лондоне, может, на Гриммо? Там, где никого нет, и никто не говорит ему, что он сделал не так? Размышляя, Гарри пропустил мимо ушей всё, что Луна рассказывала об очередных существах, никому, кроме неё и её отца не известных, и у самого Большого зала едва не врезался снова — на этот раз в Малфоя.
— Смотри куда прёшь, — выплюнул Малфой, и Гарри, стиснув кулаки, развернулся было, чтобы ответить, но Луна не позволила:
— Не надо! Его просто совсем ослепили, он не виноват!
— Э-э, — растерялся Гарри, тупо наблюдая, как Малфой, гадко скривившись и ускорив шаги, скрылся за дверью Большого зала. — Ты имеешь в виду… эти твои… черные…
— Да, — Луна кивнула и махнула «Придирой» — конечно, это был «Придира» — словно и правда кого-то отгоняла. — Черные ши. Пойдем. Расскажешь мне, как ты провел лето?
Еще раз оглянувшись через плечо, но уже, конечно, не увидев Малфоя, Гарри помедлил и кивнул. Они вместе с Луной вышли во двор и зашагали бок о бок; лицо её было таким искренне любопытным, что Гарри и правда заговорил. Он не стал вспоминать о судах и интервью, полагая, что Луне это совершенно не интересно, но зато рассказал о том, как старалась быть улыбчивой и приветливой миссис Уизли, и о том, что по вечерам, отправив всех спать, она плакала. Рассказал, что мистер Уизли большую часть времени проводил в своем гараже с маггловскими штучками, а Джинни весь последний месяц лета бредила квиддичем. Рассказал, как впервые после возвращения из Хогвартса приехала Гермиона, и как они с Роном долго обнимались (Гарри тогда было страшно неловко, и он не знал, должен ли поздороваться или всё-таки оставить их наедине). Рассказал, что на чердак дома Уизли вернулся упырь, и как он радостно барабанит по трубам с утра пораньше. Луна слушала с интересом, широко распахнув свои сонные глаза, и то улыбалась, то хмурилась, порой совершенно невпопад. Когда рассказывать стало нечего, Гарри вдруг обнаружил, что они почти спустились к озеру, а раздражение, кипевшее внутри, совсем сошло на нет.
— Гермиона мне писала, — сообщила Луна, наклонившись и подобрав у подножия каменной лестницы совершенно непримечательный камешек. Она повертела его, будто оценивая, и сжала в кулаке. — Сказала, что тебе совсем не до нас.
Гарри помялся.
— Не знаю, — сказал он. — Я… мне…
— Ты ничего не должен! — возразила Луна и настойчиво сунула нагретый камешек Гарри в ладонь. — Просто иногда помощь находишь там, где её совсем не ждешь, не так ли?
Пока Гарри пытался придумать, как выразить несогласие, чтобы её не обидеть, Луна уставилась куда-то в небо, задумчиво напевая странную мелодию, а затем заявила:
— Тебе не кажется, что пора заглянуть на Северную башню? Утром я видела, как туда слетались совы. Наверное, что-то важное происходит.
— Э-э, — только и смог ответить Гарри. Что там вообще могло происходить важного, умерла особенно вкусная мышь? Но Луну, похоже, это действительно волновало; словно вовсе забыв о Гарри, она внезапно развернулась и, пританцовывая, направилась обратно к замку. Гарри сначала проводил её взглядом, а потом раскрыл ладонь и взглянул на камушек. Обычная галька, обточенная водой, зелёновато-серая, с мелкими белыми прожилками.
Ничего особенного, но Гарри зачем-то сунул её в карман.
***
Последние осенние солнечные лучи упрямо пробивались в высокое окно и слепили Гарри всякий раз, когда тот поворачивал голову. Профессор Баркер ходила между рядов, сжимая в руках волшебную палочку, и безмолвно наблюдала за студентами, пишущими проверочные работы. Вопросов было не так уж много, но каждый из них требовал развернутого ответа: Гермиона своим мелким, убористым почерком заканчивала уже третий лист пергамента, а Рон то безуспешно пытался заглянуть к ней, то принимался жевать кончик пера в бесплодных попытках выдавить из себя хоть что-то.
Гарри даже не пытался. Последние дни совсем выбили из сил: Рон (видимо, после разговора с Гермионой) вечером в день первой тренировки как-то неловко хлопнул его по плечу и сказал, что всё в порядке, а вот Джинни продолжала злиться. Это сказалось и на сборах команды, на которые Гарри и так не очень-то хотел идти, и на общих посиделках в гостиной, где всё чаще повисала неловкая тишина. Вообще после той тренировки Гарри вдруг понял, насколько слизеринцы отчуждены от остальных факультетов: все вокруг начинали таращиться, когда Гарри и Астория здоровались в коридорах. Правда, очень скоро эту привычку подхватила и Гермиона, но лучше ситуация не стала. И в то время, пока Гарри прощалось быть великодушным, на ловца Слизерина смотрели с презрением.
Но даже если она и правда просто подлизывалась — Гарри было плевать. Астория не заваливала его бесполезными благодарностями и не пыталась примазаться к его компании — она лишь махала рукой, улыбалась и шла дальше. Следом за ней стали здороваться ещё несколько других учеников Слизерина, и, к удивлению Гарри, мир не перевернулся.
— Время! — объявила профессор Баркер и взмахом палочки призвала пергаменты. Листы с шуршанием полетели ей в руки; Гермиона разочарованно вздохнула, а Рон испустил полный облегчения стон в ответ. Гарри же безразлично проводил взглядом три строчки, красующиеся на его собственном листе. — Оценки я сообщу на следующем занятии, а в оставшееся время предлагаю перейти к новой теме. Поднимите руки те, кто умеет вызывать Патронуса.