Десятки, сотни не дождавшихся захоронения. Будь Аркей чуть более заинтересован в грехах смертных, он бы стёр это место с лица Тамриэля, отстраненно подумал Силгвир.
- Grind iniil, fin hofkiin do mid, - почти беззвучно произнес Рагот, уронив руку. – Frolaaz ze fah ful lingrah nahlot.
Дверь в крепость, чёрная громада тяжелого нордского металла, отворилась перед ним легко, и предночная темнота отступила, позволяя удушливому, отравленному мраку Форелхоста обнять фигуру жреца. Замерев на мгновение, Рагот шагнул внутрь, и Силгвир последовал за ним, преступив неподобающие сомнения, как преступал прежде любые запреты.
Светильники – верно, зачарованные, или за ними тоже бдительно присматривали драугры – горели, как и прежде, и пламя в каменных чашах чуть покачивалось от сквозняка. Казалось, будто оно приветственно разгоралось ярче, когда полноправный повелитель крепости проходил мимо, и тускнело за его спиной; Силгвир следовал в его тени, не рискуя сделать лишний шаг в сторону.
Рагот склонился у первого тела – истлевший скелет в проржавевших доспехах лежал прямо в коридоре, убитый разряженной тысячи лет назад ловушкой с шипами.
- Солдат Скорма, - негромко отметил маг, проведя пальцами по нагрудной пластине брони мертвеца, где ещё виднелся почти неразличимый герб. – Подлые псы. Aal nust livoor neben pah fin jenne do Keizaal!
- Почему ты называешь их подлыми псами и предателями? – осторожно спросил Силгвир, когда Рагот, поднявшись, продолжил путь вглубь крепости. – Они победили в честном сражении, взяв осадой Форелхост, разве нет?
Замерев, драконий жрец стремительно обернулся к нему. Безумная ярость кричала в его глазах, и Силгвир едва заставил себя не отшатнуться в страхе.
- Только твоё невежество может оправдать тебя, если ты пожелаешь защититься им, - прошипел Рагот, - Форелхост никогда не был военной крепостью Культа, эльф. Никогда. Мы проиграли войну, и выживших я увёл сюда, в последнее наше убежище на самом краю Скайрима, спрятанное в южных горах. Под защиту древнего Монастыря, чьи земли священны. У меня больше не было людей, чтобы сражаться, мы не представляли военной угрозы, и я желал лишь сохранить оставшееся. Но Харальд приказал доставить ему головы всех верховных жрецов: жалкий трус, господин шакалов, боялся нас больше, чем драконов, и отправил войска искать нас и убить, всех до единого. Скорм Снежный Странник нашел нас.
- Вам не предлагали сдаться?
Рагот качнул головой.
- Нет. Скорм, хвала богам, знал, что за подобные оскорбления платят только великой кровью. Если бы он предложил мне сдаться в плен, лизать сапоги рабам, я бы весь Форелхост обрушил в Воды Забвения вместе с его отрядами, пусть даже мне вечно пришлось бы терпеть пытки дэйдрических палачей.
Силгвир помнил, что драугры попадались ему едва ли не с самого начала пути, теперь же не было видно ни живых мертвецов, ни упокоенных: убитые его стрелами исчезли. Рагот останавливался подле каждого трупа, но, удостоверившись, что это не его люди, безразлично проходил мимо. Он шёл к той части крепости, куда не было прохода, либо его попросту не нашёл Силгвир – древний монастырь наверняка хранил не одну тайну.
- Куда мы идём? – осмелился спросить он.
- К защитнику, что верно исполнял принесенную мне клятву тысячи лет. Я не чувствую его присутствия, но когда твоё вторжение разбудило меня, я не чувствовал и его смерти. Я должен выяснить, что с ним стало.
Силгвир не стал расспрашивать дальше. Для него, коренного босмера, умевшего с первого взгляда определить местонахождение в лесу по единожды виденному дереву, истинным мучением были человеческие крепости: камень на камне, одинаковые стены, темные кишки подземелий - всё смазывается в сплошную душную черноту. Форелхост ветвился многоголовой пьяной змеей, уводя их всё дальше и всё выше лабиринтами лестниц и мостиков над пропастями этажей.
- Этот путь выведет нас к облакам, на самую горную вершину, и мороз лютее только на Глотке Мира, - неожиданно сказал Рагот, сворачивая в очередной узкий проход. – Ты сумеешь защитить себя от холода, Довакиин? Без огня или магии ты умрёшь через пять минут.
Силгвир, который достаточно замёрз и внутри стен Форелхоста, торопливо замотал головой. Раготу свойственно было выражаться иносказательно, но проверять точность его слов стрелку совершенно не хотелось.
- Faad, - негромко Шепнул Рагот, и Силгвир ощутил, как кровь внутри него наливается теплом – не магическим, чужеродным, а словно сама по себе, согревая каждую частичку его тела. – Кто обучал тебя Голосу, Паартурнакс? Faal tahrodiis loaan никогда бы не позволил тебе получить силу, которой ты можешь обладать, потому что он боится за свою шкуру. Ха! Suleyk drey mindol faal mindolaar! Воистину, Шор с Исмиром славно посмеялись!
- Послушай, у меня всё очень плохо с драконьим… – деликатно попытался намекнуть Силгвир, но драконий жрец только раздраженно взмахнул рукой.
- Los nimindah kogaan? Только глупцы кичатся своим невежеством. Не моё дело учить тебя Языку. Иди к Паартурнаксу, пожалуйся ему, что Драконорожденный не в силах понять Dovahzul!
- Я не прошу учить меня Языку, я прошу, чтобы ты говорил понятно. Прошло четыре тысячи лет, знаешь ли, и в Коллегии, где меня учили грамоте, не сохранилось словарей Довазула, - проворчал Силгвир. Он был несказанно рад тому, что старый Ураг-библиотекарь помог ему выучиться читать и писать. Покуда Валенвуд был в составе Империи, босмеров старались приучить к письменности, но она так и не прижилась повсеместно. В южных лесах от неё проку не было никакого, и её знали лишь редкие босмеры, поскольку истинным хранителем знаний считалась мерская память и языки, что передавали истории от племени к племени. Силгвир мог слово в слово пересказать легенды о каждом из Сильвенаров, что слышал в детстве от Прядильщика; и даже сейчас, повторив на память лишь несколько слов, он словно наяву видел лукавые глаза старого эльфа и его звучный, волшебный голос.
Но здесь, в землях прочих меров и людей, безграмотными оставались только рабочие да крестьяне. Многие воины знали грамоту, а те, кто желал вступить в армию Легиона, были обязаны её знать, не говоря уже о магах и знати. Силгвир вполне спокойно с этим соглашался. Ему в Легион совсем не хотелось, мага из него бы и так не вышло, а со знатью у него с рождения не сложилось. Но приобретенные знания облегчили ему жизнь стократно, а спасли жизнь и того больше.
- Это твои беды, Довакиин, не мои, - беспощадно отмахнулся Рагот. – Vahzus, hi los dukaan do Sossedov…
- Дукаан? При чём тут Дукаан? – совершенно запутался Силгвир. Дукаан, помнил он, был одним из драконьих жрецов, захороненных на Солстхейме, но к чему Рагот назвал его имя, он понять не мог. Маг только таинственно усмехнулся.
Лабиринт коридоров, спутанный пьяной нитью судьбы. Черный и неверный желтый – от каменных чаш, пылающих настоящим огнем. Тишина непотревоженных столетий.
Вряд ли кто-то был в этой части Форелхоста, священного Монастыря…
Эльфийский слух острей человечьего. Не намного, но всё же достаточно, и именно поэтому Силгвир успевает ощутить, как бьётся тугим свистом струя взрезанного воздуха, а мгновением позже за ней следует затупившееся, но всё ещё готовое испить смерти лезвие древнего меча.
Нордского меча.
Силгвир не успевает понять, как в его руках оказывается лук с уже наложенной на тетиву стрелой, и как эта стрела успевает выскалиться из-за плеча Рагота в неведомого противника. Но приходит в себя до того, как его пальцы отпускают её в полёт, и ослабляет натяжение тетивы: запрет жреца мгновенно восстает в его памяти.
Голубое пламя в глазах драугра ровно смотрит на Рагота, ни шагу не сделавшего назад от ударившего из-за поворота меча. Древний мертвец так близко, как никогда прежде не подпускал их Силгвир: можно разглядеть спутанные тонкие волосы, у которых время забрало цвет, источенные, но еще целые зубы, обтянутый сухой кожей череп с горящими впадинами глаз. Силгвир бы не рассматривал, пустил бы сразу стрелу, а за ней другую – не всегда их хватает, этих стрел, на чересчур живых покойников… но, напоминает себе стрелок, не сейчас.
- Thu…ri, - скрежещет, тяжело и мучительно, неживой голос.
Драугр опускается на колени неуклюже, почти падает, словно окаменевшие суставы потеряли способность сгибаться. И тяжелый, двуручный меч протягивает рукоятью вперёд без единого слова, так что Силгвир не сразу понимает, частью какого ритуала это является.
А секундой позже – ледяным лезвием по хребту - обратившийся тишиной свет в его груди безмолвно шепчет: слуга поднял руку на господина. Слуга должен умереть.
Он почти успевает крикнуть Раготу – не смей, когда ладонь жреца крепко сжимает предложенную рукоять, но в горле могильным холодом стынет клубок всех смертей Форелхоста. Не ты хозяин здесь, Драконорожденный, шелестит тишина. Знай своё место.
И он не смеет опровергнуть это.
Рагот отшвыривает меч в сторону резко и зло, так, что лязг металла о камень заставляет вздрогнуть стены крепости.
- Встань! – окрик звучит надломленно, но остро, сильно, сильней, чем мог бы ударить клинок. – Kriist us zey, zinaal kendov do mid! Gruz zey, ol fin nahlot lost oblaan!
- Я приветствую тебя, великий жрец, в чьём Голосе сила Исмира, - медленно, тяжело откликается скрипящий голос драугра, и мертвец так же тяжело поднимается на ноги. – Я приветствую тебя… дома.
Безмолвие замерзает в монастырских камнях, пока губы Рагота не вздрагивают, вспоминая на вкус тончайшую из улыбок.
- Nahlaas, - почти беззвучно шепчет в ответ названный Яростным. – Всё же… мы дождались. Но где Vosis, мой верный соратник? Почему я не слышу его Голоса?
Драугр склоняет голову, и мерцание сверкающих лазурью Этериуса глаз меркнет на мгновение.
- Восис… повелитель… убит. Время обмануло нас. Я не знаю, сколько прошло веков, thuri. В стенах священного Монастыря все годы на вкус мгновения.
- Убит? – тихо переспрашивает Рагот. И, не тратя больше ни единого вдоха, взбежав вверх по последней лестнице, распахивает настежь изливающиеся смертоносной белой чернотой стальные двери.
От холода кажется – не вдохнуть. Ледяной воздух превращает легкие в камень – хуже, чем на Глотке Мира, стократ хуже, но Силгвир не позволяет ему задержать себя, выискивает слезящимися глазами фигуру драконьего жреца, и – неподалеку – находит.
У вскрытого саркофага на горной вершине, по прихоти богов не заметенного снегом за тысячелетия. Кто бы ни стоял на страже здесь, над облаками, под ястребиным взором Кин, он был мёртв, мёртв, как никогда прежде.
- Vosis, fahdon… – Голос, обратившийся горьким Шепотом, незримой мощью взметает снежную пыль вокруг – она оседает на черных волосах жреца седым крошевом. – Dinok thaar zey, fodos Zu‘u uth!
“Смерть подчинится”, отзываются в памяти Силгвира знакомые слова.
- Только сколько мне придётся для этого убить, - тихо заканчивает Рагот. – Zu‘u fen daal, Vosis. Vahrot.
Когда они возвращаются под своды крепости, проснувшийся Форелхост встречает своего господина так, как подобает встречать великих.
Силгвир оглядывается настороженно: встретивший их драугр исчез. Пусто и тихо в лабиринтах крепости, словно никогда не было недремлющих стражей, которых не смог поглотить даже Этериус. И, вступая вслед за Раготом в один из залов, Довакин невольно вздрагивает от сияния десятков голубых огоньков вдоль стен: бессмертные защитники безмолвным военным салютом встречают своего господина. Сжатые кулаки прижаты к потускневшим нагрудникам истерзанных, покореженных нордских доспехов; изорванная сухая кожа у многих свисает клочьями, обнажая серые сухожилия. Парад мертвецов, страшный до холода под ребром, величественный - до отравленной горечи на губах.
И только пламя из-за грани посмертия неистово плещется в их глазах.
Силгвир обратился бы тенью, впитался бы в темноту, если бы мог: слишком больно давит осознание того, что здесь он – еретик, чужак, осквернивший крепость и почти обманом подчинивший себе того, кто в сотни раз достойней и доблестнее него; малое оправдание тому Sossedov, драконья кровь. Но нет дороги обратно, и он знал это, шагая в сияющий портал. Шаг в сторону – и Рагот станет первым, кто обернется против него, труса, поскольку Suleyk позволяет лишь лучшим стоять на вершине.
Когда они поднимаются по черным ступеням к возвышению в последнем зале, Силгвир отступает в плотную тень за древним величественным троном: здесь, здесь и сейчас, Suleyk служит не ему. Но в глазах Рагота он видит лишь тень ещё чернее, чем мрак, сгустившийся в Форелхосте, и драконий жрец не занимает место правителя, только разворачивается к молчаливо и неотступно следящим за ним драуграм.
- Время нашего возвращения пришло, - звучно и твёрдо произносит он, - возрадуйтесь же.
Тишина окончена. Fin nahlot lost oblaan. Резко, словно удары крыльев о тугой воздух, звенят Слова Довазула: Рагот повторяет их на тамриэлике, причудливо переплетая ритуальную речь с речью, обращенной к непосвященным. К низшим. К слугам.
К верным.
Тишина окончена, повторяют удары сердца Довакиина в темноте за чужим троном. Не вернуть её больше. Не запереть древние Голоса. Драконий культ вновь расправит чёрные крылья над Скайримом: остановив Алдуина и Мираака, он призвал в мир восставшую Ярость.
И Ярость пробудит остальных.
- Четыре тысячи лет ждали нас священные небеса Кин, и под знаменами Дракона мы очистим от ереси забывший нас Север!
Оглушительно гремят о камень, отзываясь, окованные сталью щиты.
- Но сейчас, - Голос, готовый смести пылью нерушимую твердыню скованных льдом стен, обращается почти-шелестом, призрачным ядом тающим в сердцах, - ещё не время. Сила вернётся к нам, но не сразу. Koraavheyv lost oblaan. Дозор окончен, верные! Возвращайтесь дорогами сна в небесный свет Этериуса и напейтесь им допьяна – как вы поили им меня всю бескрайность минувших эпох. Кровь предателей насытит нас чуть позже. Сейчас же настал мой черед стоять на страже. Zu‘u, Rahgot Sonaaksedov, faal Zahkrii-Spaan do Ysmir, dein fin koraavheyv, и этим окончены мои Слова.
Комментарий к Глава 5. Тишина окончена
Перевод с Довазула
Zu‘u drey meyz aarsefaas - Я стал рабом страха
Kest bo - Буря близится
Faal Zahkrii do Vahlok - Меч Валока
Ov - Доверие
Aal nii kos ful - Да будет так
Grind iniil, fin hofkiin do mid - Встречай своего хозяина, дом верных
Frolaaz ze fah ful lingrah nahlot - Прости меня за столь долгую тишину
Aal nust livoor neben pah fin jenne do Keizaal - Гнить им под всеми ветрами Скайрима
Faad - Тепло
Daar tahrodiis loaan - Этот предатель-обманщик
Suleyk drey mindol faal mindolaar - Power tricked the trickster (дословно)
Los nimindah kogaan - Является ли незнание благословением
Vahzus, hi los dukaan do Sossedov - Воистину, ты позор драконьего рода (логичнее было бы употребить здесь shame, нежели dishonor, но игра слов с Дукааном зашла и мне, и Раготу))
Kriist us zey, zinaal kendov do mid - Встань передо мной, благородный воин верных
Gruz zey, ol fin nahlot lost oblaan - Поприветствуй меня, ибо тишина закончилась
Nahlaas - живы
Vosis, fahdon - Восис, друг
Dinok thaar zey, fodos Zu‘u uth - смерть подчинится мне, если я прикажу
Zu‘u fen daal, Vosis - я вернусь, Восис
Fahrot - слово клятвы
Koraavheyv lost oblaan - дозор окончен
Zu‘u, Rahgot Sonaaksedov, faal Zahkrii-Spaan do Ysmir, dein fin koraavheyv - Я, Рагот Драконий Жрец, Меч-Щит Исмира, выхожу в дозор зачеркнуто всем выйти из Сумрака зачеркнуто
========== Глава 6. Истории забытых ==========
Голос течёт по мертвым залам. Вязкий, как кровь, и прозрачный, как самая чистая эссенция сущности Магнуса — капает со ступеней, скатывается в крипты, пропитывает камень.
Лишь только стоит ему сложиться в Слова…