— Нет, я не читаю мысли. Да, даже сейчас. Да, мои легилименционные способности — врожденные, я не могу перестать ощущать разумы живых существ рядом со мной, в отличие от людей, которым нужно для этого применить Legilimens. Нет, я не абсолютный легилимент, абсолютных легилиментов не существует. Да, окклюмент может обмануть меня. Да, даже ты.
Он взмахом руки призвал второе кресло. Барти сел, не дожидаясь вербального приглашения.
— Если быть совершенно честным, — аккуратно, но искренне сообщил Барти, — вы были неубедительны как никогда.
Риддл расхохотался. Всё ещё улыбаясь уже почти ставшей привычной полуулыбкой, он покачал головой.
— Это непросто описать. Обычная, поверхностная легилименция позволяет только считать общий эмоциональный фон, может быть, немногие яркие образы на поверхности сознания. Легилимент может считать и воспоминания, но это потребует определенных усилий, к тому же, никто не гарантирует, что он увидит именно то, что ищет. Поверь мне. Бывали… конфузы.
— Это не всё, — после затянувшейся паузы заметил Барти. Он постарался произнести это осторожно, но…
Не вспоминать о человеке из Ордена Феникса, чьи мольбы о смерти слышала вся магическая часть Хаммерсмита, он не мог. Темный лорд редко вступал в войну лично — это было правдой; но правдой было и то, что каждый волшебник по обе стороны войны знал, что под пытками Темного лорда смерть будет казаться величайшим милосердием на земле.
Риддл смотрел на него с легким, но кажущимся искренним интересом.
— Конечно. С людьми можно делать удивительные вещи, просто заставляя их верить в то, что хочешь — спроси Мальсибера, он проводит крайне любопытные эксперименты и будет рад поделиться опытом. Но ты не замечаешь очевидного. Я не могу читать мысли, но я заставил тебя поверить, что могу — хотя я всего лишь пользовался твоим поверхностным эмоциональным фоном и рассказами Августа, который копался в твоей памяти на протяжение нескольких легилименционных сеансов. Я говорил тебе правду на протяжение всего разговора, а потом показал тебе несколько картинок, и ты счел, что они тоже правдивы. Это не тончайший контроль разума, требующий огромного опыта в Темных искусствах. Это просто цирковой фокус. Разумеется, я мог бы добиться того же результата, сотворив Непростительное или напоив тебя чрезвычайно сложным и редким зельем… но зачем?
Его давно уже никто не выставлял идиотом с такой изумительной легкостью. Барти мимолетно признал, что если бы Темный лорд позволил себе хотя бы малую долю снисхождения, с пожизненным контрактом безусловной верности пришлось бы что-то делать.
— Вот еще один пример, — мягко сказал Том Риддл. — Если ты будешь громко заявлять, что ты бессмертен и непобедим, а потом замучишь до смерти пару-тройку недругов силой мысли, знаешь, что произойдет? Тебе все поверят.
— В этот раз вы точно шутите, милорд.
Риддл улыбнулся.
— Видишь? Чистая правда.
Он откинулся на спинку кресла и щелчком пальцев призвал из воздуха стакан воды. В другое время Барти бы скептически хмыкнул над подобным дешевым трюком, но сейчас ему почему-то не хотелось этого делать. Риддл смотрел на него так, словно ждал ответа, и Барти не мог отделаться от ощущения, что всё это — очередная проверка из бесконечной череды проверок.
— Или вы просто можете быть очень хорошим легилиментом, который достиг бессмертия и поэтому вас никто не может убить.
Риддл смотрел на него все так же выжидающе.
— Не могу не спросить, чем вызвано подобное недоверие. Неужели тем, что меня называют Темным лордом, я замучил до смерти пару-тройку людей силой мысли, и никто до сих пор не смог меня убить?
— Ну, — осторожно заметил Барти, — похоже, этого достаточно, чтобы вас до сих пор не попытались убить ваши Пожиратели смерти.
Опустевший стакан на столе незаметно растворился в воздухе. Риддл усмехнулся.
— Хотел бы я, чтобы это было так. — Он задумчиво пробежался пальцами по корешкам книг, сложенных на краю стола; Барти не мог разглядеть названий на их обложках — если таким книгам вообще были нужны названия. — Ты быстро учишься, Барти. Вероятно, ты ожидал, что я буду учить тебя Темнейшим искусствам, но вначале я бы хотел убедиться, что ты проживешь достаточно долго, чтобы оправдать мои усилия. Август — превосходный окклюмент, Антон — отличный дуэлянт, они научат тебя многому, но есть вещи, которые часто упускают из виду. Думаю, ты понял, что я хотел сказать всеми этими словесными играми — задачи, которые пытаются казаться сложными, могут являться или не являться таковыми; используй это с выгодой для себя. Что до остального, то я не лгал тебе — твои окклюменционные барьеры не представляют для меня трудности, я в самом деле желаю предотвратить войну маглов и волшебников — разве что мессеры Бомбардой я лично не сбивал — и я условно бессмертен.
А также есть множество применений легилименции, которых мы не коснулись.
Барти удержал контроль. Заставил собственное тело сохранить прежнюю расслабленность и размеренный ритм дыхания; заставил сердце биться все так же ровно.
Чужое присутствие в его разуме не казалось чужеродным — это пугало сильнее всего. Август долго учил его отличать вторжение легилимента от собственных мыслей, и в конце концов Барти научился этому в совершенстве, но…
Но это ничего не значило для Тома Риддла.
— Еще кое-что, — сказал Темный лорд. — Я делаю всё возможное, чтобы заставить Орден Феникса волноваться. Война затянулась, но и Орден, и Пожиратели смерти отлично понимают, что ей не будет конца, пока жив я или Дамблдор. Аврорат мало интересуют одиночные Пожиратели — убив Долохова, они надеялись спровоцировать меня. В Нурменгарде еще много свободных камер, а если бы я сбежал из старого Нурменгарда, они выстроили бы для меня новый. Секрет войны прост: пока люди верят, что Дамблдор не проиграет, они сражаются на его стороне.
Барти поколебался.
Ему крайне хотелось задать этот вопрос. На самом деле, он тревожил его уже очень долго.
— Но ведь Альбус Дамблдор — Светлый волшебник. Он бы не стал закладывать бомбу под Лондон, чтобы отомстить всем в случае своей смерти, верно? Я… я могу представить, что обычные Пожиратели смерти не сумеют добраться до него, но вы бы могли просто… убить его Смертельным заклятием?
Риддл смерил его долгим, очень долгим взглядом.
— Что заставляет тебя думать, что Альбус Дамблдор не стал бы закладывать бомбу под Лондон?
— Он Светлый волшебник. Светлые волшебники так не делают. — В этом весь смысл, ведь так? Барти надеялся, что хоть что-то в этом безумном мире осталось неизменным.
Темный лорд смотрел на него очень задумчиво.
— Сколько преподавателей Защиты от Темных искусств сменилось в Хогвартсе за время твоей учебы? — внезапно спросил он. — Это не попытка заставить тебя отвлечься, это имеет прямое отношение к делу. Сколько?
Барти послушно заставил себя не удивиться. Кажется, это грозило войти в привычку.
— Семь, милорд.
— Что с ними стало?
— Одного загрыз оборотень в Запретном лесу. Другой оказался незарегистрированным анимагом, был арестован — кажется, он как раз должен выйти из Азкабана в этом году. Третий был уволен из-за скандала с советом попечителей. Профессор Айтман оказалась заперта во временной петле вследствие неудачного эксперимента. Еще один погиб на официальной дуэли в процессе кровной вендетты. Один был арестован как ваш пособник, умер в Азкабане, а последняя преподавательница оказалась в Мунго после того, как услышала крик взрослой мандрагоры, которую вырастил один из учеников в школьной подсобке.
— И никто не привлекал к этому особого внимания, верно? Просто ходят слухи, что с этой должностью что-то не то, но желающих претендовать на нее — особенно компетентных специалистов — с каждым несчастным случаем становится все меньше?
— В целом, так и есть, — кивнул Барти. — Совет попечителей пару раз поднимал этот вопрос, но эти случаи совершенно не связаны ни друг с другом, ни с директором, ни с кем-либо еще… в конце концов, кто угодно мог услышать крик мандрагоры именно в тот день, когда на подсобку забыли наложить чары тишины, это…
— Просто случайность, — сказал Риддл. — А что, если бы я сказал тебе, что директор отлично осведомлен о причине этих случайностей? И в его силах было предотвратить все эти ужасные события и спасти… сколько, уже около дюжины волшебников?
— Я… предположил бы, что цена за предотвращение этих ужасных событий была недопустимо высока? — ничего получше не приходило ему на ум.
— В этом ты прав, — мягко согласился Риддл, — проводить справедливые собеседования на должность преподавателя — непосильная задача для Альбуса Дамблдора. В любом случае, он ясно показал свое отношение к шантажу, и, по-моему, на данный момент совершенно очевидно, что ему нет дела до страдающих при этом невиновных. А теперь подумай еще раз о бомбе под Лондоном. Если Дамблдор готов потенциально обречь на смерть десятки волшебников, просто чтобы не пустить меня в Хогвартс, на что он готов, чтобы не позволить мне править Британией?
Барти немного помолчал.
Потом еще немного помолчал.
— Вы хотели преподавать в Хогвартсе?
— Лестно, что это интересует тебя больше бомбы под Лондоном. Да, я подавал на должность преподавателя Защиты.
— И не получили ее, потому что…
— Не прошел собеседование, — сказал лучший специалист по Темным искусствам и по совместительству Темный лорд Британии. Улыбнулся. — Дважды.
========== О компромиссах ==========
— Держи маскировку!
Август закатал рукав и прижал палочку к Метке; черная змея агонически дернулась от прошившего ее разряда магии — Барти ощутил, как вспыхнуло жидкое пламя в левом предплечьи. Сколько бы ни было на самом деле Пожирателей смерти, каждый в их меченой цепи круговой поруки сейчас почувствовал вызов — требовательный, жгущий руку до кости, отчаянный боевой вызов.
Их предпоследний довод.
Он не стал спрашивать, насколько глупо будет надеяться, что кто-то и вправду придет. Уперся ладонью в холодные каменные плиты станции метро: кровь, стекавшая с его рук, впитывалась в них, словно в сухой песок. Ритуалы родовой магии, магии чистой крови, не меняли своей цены с тех самых пор, как их создали тысячу лет назад — но барьер, преграждающий аврорам путь на платформы Фулхэм-Бродвей, все еще держался.
— Маскировка, — хрипло повторил Руквуд, — без маскировки тебе конец.
Барти выругался бы, но сил больше не было: в голове тяжелело с каждым десятком секунд. У него дрожала рука, когда он поднял палочку, чтобы сотворить заново маскировочные чары. Хорошо, что палочка не скользила в ладони: кедровое древко пило кровь охотней вампирской летучей мыши.
Усиленный чарами голос Морвена Медоуза снова зазвучал на платформе с неизменным приказом сдаться без боя.
Всё вокруг было накрыто антиаппарационными чарами. Если кто-то и аппарирует к Фулхэм-Бродвей, чтобы вытащить их, то только самоубийца пойдет на прорыв через оцепление авроров, а если здесь Морвен Медоуз, то это значит, что здесь полный боевой отряд Ордена. Узор на плитках качался перед глазами; Барти зажмурился.
— Не трать силы, — сухо бросил Стаггарт. Он держал палочку в левой руке: правая повисла бесполезной мертвой плетью после одного из пропущенных заклятий авроров. — Лучше выйди, швырни последнюю Аваду в Медоуза. Будет больше проку.
Барти открыл глаза как раз вовремя, чтобы едва не ослепнуть от вспышки заклятия из палочки Руквуда. Рефлекторно заслонился рукой, хоть и с опозданием; Стаггарт такой роскоши позволить себе уже не мог.
— Что ты делаешь?!
Руквуд носком ботинка пнул палочку Стаггарта к краю платформы, а потом равнодушно перешагнул через оглушенного Пожирателя.
— Нас кто-то сдал. Или он, или Нимири. Но с Нимири уже ничего не спросишь, а с этого, может, еще получится.
Барти возразил бы, если бы мог. Руквуд подхватил его за руку, помогая подняться, и сунул в ладонь склянку с зельем.
— Выпьешь, когда я скажу.
— Барьер, — выдохнул Барти. Родовая магия не терпела жульничества; сбавить цену крови крововосстанавливающим зельем было невозможно — заклинание разрушилось бы после первого глотка.
— Знаю, — сказал Руквуд и зашагал к лестнице, поднимающейся к выходу. — Авроры прорвутся так или иначе.
Он не добавил очевидное: лучше так, чем в Азкабане. Ни одно заклинание не прозвучало, когда он остановился у начала ступеней — только магия неохотно вздрогнула вокруг, уплотняясь, сжимаясь в тончайшую завесу, преграждающую вход — и замерла, так и не воплотившись. Барти не знал, в чем именно заключалась ловушка, но подозревал, что Август не просто так потратил на нее один из артефактов Отдела тайн. У Невыразимцев были свои трюки.
Август вернулся назад, обернулся к лестнице и поднял палочку.
— Давай.
Барти оборвал связующую нить магии, пьющую его жизнь, и опрокинул в себя полпинты крововосстанавливающего зелья разом.
Спустя несколько секунд тишины что-то впереди тренькнуло — тонко, как лопнувшая струна. А потом невидимое цунами чистой магической силы врезалось ему в грудь.
Оглушительный сухой треск заставил его скорчиться на полу, позабыв о магических щитах, словно слепого котенка: невыразимская дрянь грохнет весь вокзал им на головы, похоронит всех вместе, не разбирая, у кого есть Метка, а у кого нет. Кажется, он даже задержал дыхание.
Не грохнуло.
Барти моргнул и поднял голову, неловко пытаясь встать на ноги. В стене у конца платформы тонкой извилистой молнией скалилась трещина, прошившая камень насквозь, но магловский вокзал выдержал испытание с честью. Аврорам, первым, ворвавшимся на платформу, повезло меньше.
— Черт возьми, — хрипло просипел Стаггарт, ошалело оглядываясь. Должно быть, волна магии привела его в чувство. — Что это было?
— Взрыв газопровода, — мрачно выдохнул Август. — Барти!..
Барти швырнул Бомбарду почти не целясь — куда-то в сторону лестницы, где еще только мелькнула темная тень. Бомбарда растворилась, не достигнув цели; заклятие Августа — отраженное — исчезло в тоннеле и отозвалось гулким эхом. Он успел еще различить ответный всполох магии, успел поднять бессменный Протего — но заклятие оказалось не боевым, оно прошло сквозь щит и обожгло кожу чистой энергией. В голове прояснилось.
— Там, снаружи, еще авроры, — коротко сказал Риддл, взмахом руки отшвырнув тела оглушенных мракоборцев к стене. На его лице не было привычной чуть ироничной полуулыбки. — Медоуз, МакКиннон. Я не мог пройти незаметно.
Значит, скоро здесь будет весь аврорат. Барти сотворил заново маскировочные чары: прежние сбило энергетическим выбросом артефакта; Риддл внимательно скользнул взглядом по каждому из Пожирателей.
— Уильям Стаггарт. Признаться, я удивлен.
— Милорд, я…
Их взгляды скрестились, и Пожиратель вздрогнул всем телом, запнувшись на полуслове. Когда Риддл отвел глаза, Стаггарт рухнул обратно на пол. Его губы беззвучно шевелились, будто пытаясь отыскать и произнести слова, которые могли бы подарить ему легкую смерть.
Барти крайне сомневался, что Стаггарт их найдет.
— Как славно было бы… — Август кашлянул, — прямо сейчас поймать электричку. Вечно их не дождешься, когда спешишь.
Риддл мрачно посмотрел на него, а потом вдруг криво улыбнулся.
— Фулхэм-Бродвей? Рядом с Бромптоном из Магической Семерки?
Барти моргнул и перевел взгляд на жестяную табличку с названием станции на стене позади Руквуда.
— Жалко, не Кенсал-Грин, а то совпало бы прямо как по Честертону, — сказал Руквуд. Риддл усмехнулся.
— Совпадений не бывает. Старина Уильям, похоже, тебе несказанно повезло… а вот о них, — Темный лорд обернулся к оглушенным мракоборцам, — так уже не скажешь.
Их ждали.
Аврорам не было нужды скрываться под чарами маскировки — Барти знал в лицо почти каждого из них. Морвен и Доркас Медоузы — отец и дочь, МакКиннон, Лонгботтомы, Фенвик, Кромби… самые лучшие. Или самые храбрые.
Чертовски много Светлых волшебников на двух загнанных в угол Пожирателей смерти и одного Темного мага.