— Почему вы явились на тот вызов? — негромко спросил он.
Темный лорд посмотрел на него.
— Август никогда не зовет меня по пустякам. Конечно, с исключениями вроде того случая, когда он вызвал меня в какой-то паб посреди уэльской глуши, но там и в самом деле было отличное пиво. Откровенно говоря, я так и не понял, он пытался донести до меня что-то важное или ему просто было не с кем выпить… с Невыразимцами трудно сказать наверняка.
Ироничная полуулыбка незаметно стерлась с его лица.
— Я не мог позволить Ордену забрать Августа и тебя. Я бы пришел, даже если бы там был только Август или только ты; вы слишком ценны, чтобы потерять вас так глупо. К тому же, я еще и проверил ритуал инферналов на практике. Давно собирался.
— А если бы у вас не оказалось инферналов под рукой?
Том Риддл пожал плечами.
— Я бы придумал что-нибудь еще.
Барти отвел глаза. У него оставался еще один вопрос, но ответом на него вполне могло послужить Непростительное заклятие; Темный лорд никогда не позволил бы никому предположить подобное и остаться безнаказанным…
— Конечно, есть еще одна причина, по которой я пришел на тот вызов, — негромко добавил Риддл. — Нельзя доверять никому полностью, но точно так же нельзя не доверять никому вовсе. Метка на твоей руке — контракт, который связывает не только твою душу. Он связывает две. Даже если это не налагает формальных ограничений, это должно что-то значить, верно?
Барти заставил себя встретить его взгляд — по-прежнему безупречно спокойный. Конечно, Том Риддл знал; не мог не знать, не мог не помнить…
На мгновение ему снова почудился бесстрастный, опаляющий жар.
— Адское пламя действительно могло убить вас?
— Не знаю, — после недолгой паузы сказал Риддл. — Предпочел бы не проверять. Оно бы уничтожило мое тело, это точно, но окончательная смерть — это совершенно другой вопрос.
Он задумчиво обвел взглядом рабочий стол, где по-прежнему ровно сияла небольшая полусфера неуязвимого барьера. Барти так ни разу и не выдалась подходящая возможность спросить о том, что могло потребовать столь серьезной защиты.
— Думаю, тебе покажется это любопытным, — Риддл, незаметно усмехнувшись, кратким жестом развеял барьер. Под ним оказалась маленькая таблетка металла и медальон.
Золотой медальон с буквой «С», выложенной зелеными драгоценными камнями.
Барти выбросил из головы авроров, Августа, Адское пламя и прочую чепуху, и сделал всё возможное, чтобы не вцепиться в кресло от восторга и ужаса.
Теперь он понимал, для чего был нужен подобный барьер. От этих предметов веяло разрушительной, отравленной смертью силой; он не мог разобрать ее источника или природы, но что-то внутри него, надломленный Авадой остаток его магической сущности, кричал об опасности.
Риддл внимательно наблюдал за его реакцией. Барти не сумел заставить себя отвести взгляда от лежащих на столе вещей, чтобы посмотреть ему в лицо; казалось, если он отвернется хоть на мгновение, невидимая ядовитая тварь вцепится ему в глотку.
— Медальон вполне безопасен, — сказал Риддл. — Вещь справа — магловская, радиоактивный металл; не волнуйся, волшебникам небольшая доза радиации не нанесет вреда, хотя, конечно, постоянно держать его неэкранированным я бы не рекомендовал. Мне было любопытно узнать, повлияет ли радиация на этот конкретный артефакт. Ты не представляешь, как трудно было достать эту штуку…
— Понимаю. Можно пойти на многое, чтобы стать владельцем медальона Слизерина, — завороженно отозвался Барти. Он ощущал странное притяжение древнего артефакта, наполненного Темной магией до краев; медальон звал его, просил коснуться его, хотя бы на мгновение, хотя бы самыми кончиками пальцев — только попробовать на вкус сокрытую в нем силу и тайну…
Риддл посмотрел на него с той самой безнадежностью, с которой выросшие среди маглов люди смотрят на чистокровных волшебников, впервые столкнувшихся с магловскими реалиями.
— Барти, медальон Слизерина был сущей чепухой, он обошелся мне всего лишь в одно убийство. Я говорю о плутонии. Почти сорок лет прошло с окончания войны, а он все еще не продается в аптеках.
Он задумался о чем-то на мгновение.
— Возьми медальон. Будет интересно взглянуть, как он отреагирует на тебя.
Барти посмотрел на него в ответ.
Как чистокровному волшебнику, эта идея казалась ему чрезвычайно идиотской.
— Извините, — как можно вежливей сказал он, — мне кажется, эти вещи хотят меня убить. Мне в самом деле обязательно брать его в руки?
— Это совершенно безопасно, — убедительно заверил его Риддл. — Он не радиоактивен, если ты об этом. По поводу всего прочего… в самом деле, Барти, чем я заслужил твое недоверие?
Медальон мягко блеснул темной зеленью драгоценных камней, когда Барти взглянул на него снова. Магия, обволакивающе-темная, манящая, как озерная глубина, позвала его: ну же.
Ты веришь мне?
В мире, где нельзя верить даже Невыразимцам, ты поверишь мне?
Барти не сумел солгать.
Цепочка на ощупь была теплой; золото совсем не потускнело от времени — подобные вещи не замечали течения лет. Перехватив цепочку левой рукой — медальон нетерпеливо качнулся — Барти провел палочкой над по-змеиному изогнувшейся «С», чутко вслушиваясь в эманации древней силы; краем глаза он заметил вновь засиявшую над металлической таблеткой сферу барьера, заглушившую излучение магловского артефакта.
Медальон Слизерина был пропитан Темнейшей магией. Когда Барти наконец позволил ему мягко упасть на ладонь, он понял, почему.
— Он живой, — выдохнул Барти. Мир перед его глазами сузился до зеленых огней в золотом мареве, до бешено стучащем внутри… — что… что это такое?!
Он перевернул ладонь над столом почти рефлекторно, пытаясь отстраниться от живой сущности, запечатанной внутри медальона, но цепочка не соскользнула с его пальцев — впилась в кожу до боли остро, не желая его отпускать. Риддл, невидимо стоявший за его плечом, тихо засмеялся, произнес что-то на свистящем парселтанге — и медальон со щелчком раскрылся.
Барти не успел отвести взгляд. Не сумел.
У существа, запертого в артефакте, были человеческие глаза.
Я знаю тебя.
Барти попытался заслониться окклюменционным блоком — и вздрогнул всем телом от боли, с которой его ментальная защита разбилась вдребезги.
Я знаю, чего ты боишься и чего желаешь на самом деле.
У тебя так много времени, но ты всегда опаздываешь, всего на один шаг или на полшага, каждый раз, каждый раз, когда он смотрит на тебя и даже не считает тебя достойным стоять наравне с ним; и каждый раз ты боишься не суметь доказать обратного. Остаться тенью за его спиной. Эхом его голоса, отражением его лица, отголоском его имени.
Я могу помочь тебе убить этот страх.
Я могу дать тебе то, что ты ищешь.
Признай, зачем ты пришел ко мне на самом…
Медальон захлопнулся с едва слышным кликом. Барти, рвано вдохнув пропитанный магией воздух, поднял взгляд; артефакт соскользнул с его ладони в ладонь Риддла послушно и легко, словно обыкновенная безделушка.
— Не обращай внимания, — с легкой улыбкой сказал Темный лорд, — эта штука довольно бесцеремонна.
Барти сглотнул остатки видений. Иллюзорные клочья чужой сущности липли к его собственной памяти, путая реальные воспоминания с наваждениями.
— Она хотела, чтобы я убил свою семью.
Риддл улыбнулся без капли удивления.
— Я знал, что вы друг другу понравитесь. — Он беспечно крутил медальон между пальцами, словно дешевую монетку.
Барти прочистил горло. После насильственного легилименционного контакта сфокусироваться на настоящем всегда было трудней.
— Чтобы создать живое из мертвого, — хрипло сказал он, — даже Темнейшая магия запросила бы цену, которую… немыслимо было бы заплатить. Адское пламя по сравнению с этой вещью — детская игрушка. И этот медальон хранит ваш импринт. Модифицированный, но… все же…
— Да, — сказал Том Риддл. — И да.
— Что это такое? На самом деле?
Во взгляде Темного лорда ему почудилась странная задумчивость.
— Это крайне ценная вещь, Барти. Крайне ценная для меня. Конечно, это не оправдывает манеру лезть в каждый встречный разум подобным неэлегантным образом, но, согласись, ты не услышал ни единого слова лжи.
Он знал, вдруг понял Барти. Он слышал каждое слово и видел каждый из обрывков навеянных иллюзий, странных и жутких в своей абсолютной искренности.
Барти поднялся.
— Нет, — сказал Том Риддл. — Ты занимаешься никому не нужной чушью, Барти. Хватит лгать самому себе. Что ты собираешься сделать, чтобы сберечь эту ложь? Сотворишь какую-нибудь отчаянную глупость, потому что гордость не позволяет тебе стерпеть подглядывания в твои самые сокровенные страхи? Или попытаешься солгать еще и мне — из стыда, что они стали мне известны?
Он не глядя бросил медальон на стол.
— Тебе придется убить этот страх или подчиниться ему. Ты услышал правду — я могу помочь тебе.
— Вы боялись Адского пламени не меньше меня, вопреки всем вашим словам о бессмертии.
— Я утверждал, что я бессмертен, а не что я не боюсь смерти. Ничто не избавит тебя от страха навсегда остаться вторым, но у всякой цели есть цена — и цена твоей будет высока. Настолько, что ты боишься не только заплатить ее — признаться даже самому себе, что хотел бы это сделать. Страх, что удерживает тебя сейчас и удержит даже в последнем шаге от цели, можно уничтожить. Если ты захочешь.
— Если я захочу, — повторил Барти. Риддл кивнул. Он был непривычно серьезен.
— Невозможно стать мастером Темных искусств, не осознав важность компромиссов. Есть люди, которые называют этот страх человечностью; есть люди, которые готовы умереть, но не расстаться с ним. Если ты не хочешь, чтобы я тебе помогал, я не стану этого делать.
Барти встретил его взгляд глаза в глаза — и на тысячную долю мгновения ему показалось, что они уже вели этот разговор прежде, и каждый из них знает, каков будет итог, и скрывать больше нечего.
— Хорошо, — ответил ему Том Риддл.
Комментарий к О компромиссах
- Магическая Семерка - семь кладбищ, построенных в Лондоне в 19 веке (среди них Бромптон и Кенсал-Грин)
- “For there is good news yet to hear and fine things to be seen,
Before we go to Paradise by way of Kensal Green” - Честертон, “Rolling English Road”
- Mind the gap between the edge and the platform, фраза, которая навсегда останется с вами после всего одного посещения лондонского метро :)
- “Может, у вас в 85-м плутоний продается в каждой аптеке, но в 55-м его не достать!” - цитата из “Назад в будущее” х)
========== О дружбе ==========
В доме Блэков в каминах сияет зеленый огонь. То ли детская причуда Регулуса, то ли давняя выходка его брата, от всех последствий которой не смог избавиться даже домовик; впрочем, цвет никак не влияет на тепло. Барти снимает промокший плащ с нескрываемым облегчением — ему пришлось пройтись по Лондону, чтобы убедиться, что никто не отследит его при аппарации, а лондонская погода никогда не была щадящей.
— Барти, это ты? — голос Регулуса, звонкий и чуть нервный, приглушенно доносится с первого этажа. — Поднимайся!
Регулус всё такой же, ничуть не изменившийся после выпуска; высокий и худощавый юный волшебник, в каждой черте лица которого прослеживается линия крови Блэков — надежнее любого родового документа. Прежняя порывистость из его движений, свойственная и Сириусу, и в меньшей степени — Белле, так никуда и не делась.
Рег встречает его в гостиной крепким дружеским объятием, и Барти смеется: отцепись, не виделись-то всего… сколько там прошло, пара месяцев?
— Почти полгода, — посерьезнев, поправляет его Регулус. Барти чуть настораживается, расслышав в его голосе даже не обиду — нечто похожее на тревогу; но Блэк тут же беспечно машет рукой, подзывая поближе серебряный поднос с бокалами, полными вина. Тот подплывает весьма неспешно, впрочем, Барти не сомневается, что это вино значительно старше их обоих, вместе взятых. В таком возрасте уже некуда торопиться.
— Я лучше чаю, — с невеселым смешком отказывается Барти, усаживаясь на один из гостевых диванов. — От окклюменции и так голова трещит.
Визенгамот заседал четыре часа подряд, а каждая минута в зале совещаний Визенгамота превращается в мучительную проверку собственного самоконтроля. В такие дни Барти завидует маглам: те, по крайней мере, должны следить только за своим лицом. Его могут выдать даже мысли.
Рег смотрит на него очень удивленно.
— Так ты же не возвращаешься сегодня в Министерство?
Барти любит своих школьных друзей, но если Рабастан повзрослел — пришлось, когда лорд отправил его на боевые задания — то Рег так и остался где-то там, в выпускном классе Хогвартса. Отчасти поэтому с ним так легко, и поэтому же он порой ужасно бесит своим непониманием очевидных вещей.
— Может, и нет, — терпеливо говорит Барти, — а может, придется. Я лучше чаю, Рег.
Когда-то дом Блэков был для него спасением — здесь, когда Сириус сбежал от родных, его всегда был готов приютить Рег, и здесь не приходилось прятаться и лгать. Когда-то здесь можно было беззаботно распивать вино, огневиски и всё, что только найдется в погребах Древнейшего Дома Блэков, и не думать о завтрашнем дне. Можно было даже ненароком забыть про чары иллюзий, скрывающие Метку.
Больше ему не хочется так рисковать.
Регулус, кажется, вспоминает, что они больше не в школе. Теперь его чуть рассеянный взгляд становится внимательным.
— Ты выглядишь дерьмово, Барти.
Он чуть не отвечает: да ты что, Рег, я-то думал, быть шпионом Темного лорда в Министерстве и в доме главы Отдела магического правопорядка — это как отдых на курорте, но сдерживается. Рег от его молчания совсем киснет, поэтому Барти приходится выдавить улыбку, похожую на что-то дружеское, а не на вышколенную моя-родословная-позволяет-мне-что-угодно-но-вежливость-обязывает улыбку Крауча-младшего, сотрудника Министерства.
— Правда, Барти, — повторяет Регулус. Тревога в его голосе теперь слышна очень хорошо. — Извини. Я не стал бы дергать тебя по пустякам. Знаю, каково тебе приходится. Просто…
Он отворачивается. Делает несколько глотков из бокала — нервных, быстрых.
— Я боюсь, — тихо говорит Рег. — За тебя и Басти. За свою семью. Всё это… всё это зашло слишком далеко.
Барти смаргивает непонимание, как смаргивают капли дождя.
— Боишься? Вы же Блэки. Вас не тронут до последнего, да никто и не подумает, что ты носишь Метку — твоих родителей проверяли уже раз двести и ничего не нашли.
Потому что родители Регулуса — очень мудрые и не страдающие лишним безрассудством люди. Ни Вальбурга, ни Орион не носили Метку, да и их сотрудничество с Пожирателями смерти было весьма отдаленным, хотя Барти не мог сказать с уверенностью, почему.
— А с Басти Родольф и Белла, — добавляет Барти. Он редко участвовал в боевых заданиях Лестрейнджей, но порой доводилось — и он знал как никто другой, что волшебник, заступивший им дорогу, горько пожалеет о своей храбрости.
— А с тобой кто? — хмыкает Рег, не оборачиваясь. — Темный лорд?
— Еще Руквуд, мерлинова прорва удачи и мои несравненные таланты.
Шутка заслуживает большего, чем унылый смешок. Он больше похож на усмешку — не злую, но непонятно горькую.
Барти не спрашивает, что произошло. Он знает и так — слишком часто видел подобное в коридорах Министерства, отражение происходящего за бесстрастной личиной отчетов и протоколов. В Британии идет война, и теперь она добралась до дома Блэков.
Война. Только и всего.
Чай, призванный чарами невидимого домовика, оказывается терпким, горчащим на вкус — совсем не такой, как у Винки. Барти делает глоток, поглядывая на Регулуса, нервно меряющего шагами гостиную. Похоже, Кричер забыл, какой чай привык пить гость его хозяина — впрочем, в этом есть и вина Барти; он слишком давно не появлялся здесь.