Музей разочарований - Ледер Мэг 21 стр.


— Эф? — спросил он.

Тело Эфа напряглось.

Аннабет икнула.

— Пенелопа? Мы с Джорджем ссорились в прошлый раз, когда ты нас видела, боюсь, я была не слишком дружелюбна... — Она попыталась прижаться к Джорджу, но он резко отодвинулся, оставив её шататься.

— О чем она? Когда ты их видела? — глаза Эфа расширились от удивления.

— Ни о чем. — Я запнулась. — Я встретила их как-то, просто... — Мои руки беспомощно повисли вдоль тела.

— Черт, — пробормотал он, убирая волосы с лица, крепко прижимая ладонь ко лбу. — Черт, черт, черт.

Я подошла к нему, но он вздрогнул и поднял руки между нами, делая шаг назад. Аннабет, казалось, ослабла без поддержки Джорджа, и через несколько секунд — а может быть, несколько часов, — когда никто из нас не проронил ни слова, она направилась к выходу, опираясь о перила; когда она закрыла за собой дверь, стук её каблуков постепенно стих.

— Эф, — начал Джордж, подходя к Эфу и пытаясь его обнять.

Но Эф оттолкнул его — сильно, — и Джордж рухнул на пол и начал всхлипывать. Он прикрыл голову руками, его угловатые плечи содрогались от рыданий.

И тогда я поняла, что Вилло видел приближающийся метеорит, видел, как огненный шар пронесся по синему небу, и Вилло замер, ведь зрелище было прекрасным, осталась только боль от того, что ничто уже не будет по-прежнему, сердце билось сильнее от невыносимой жары, и он мог только спасать себя. Эф еще раз взглянул на отца, покачал головой и стал спускаться вниз, спиной ко мне.

Я не могла пошевелиться. Я думала об Одри, о прекрасных рыжих волосах Эллен, о руке Эфа в моей, о том, как я все потеряла, и уже вряд ли верну назад.

Затем я сделала самую большую ошибку в своей жизни.

Я позволила Эфу уйти.

Игрушечный грузовик

Нью-Йорк

Кат. № 201Х-21

Одолжен Одри Харрис

Я пробралась через толпу в вестибюле и выбежала на улицу в поисках Эфа. Сначала побежала в Западный Центральный парк, а потом снова на Восемьдесят первую. Деревья мрачно мелькали на другой стороне улицы. У меня перехватило дыхание, руки дрожали, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Меня затрясло.

Поздно. Он ушел.

Зубы стучали от холода.

Я позвонила Эфу, но меня сразу перебросило на голосовую почту.

Я написала ему.

Где ты?

Я ждала.

Я вспомнила выражение его лица, когда он признался мне, и как оно изменилось, когда я ничего не ответила.

А потом звук разбивающегося сердца, когда он увидел Аннабет.

Я всё испортила. В этот раз всерьёз.

Его слова эхом отозвались во мне:

Черт возьми, Пэн, пойми же: я люблю тебя.

Я сказала их самой себе и почувствовала, как неловко они прозвучали, как застряли у меня на губах.

Я даже думать не хотела об этом. О том, что это будет значить для него, для меня, для нас. В тот момент всё, чего я хотела — найти его, завернуться вместе в плед, включить первый сезон «Твин Пикс», запастись сладостями, позволить ему положить голову мне на плечо, сказать, что у его родителей всё наладится. Я написала ему еще раз.

Нам нужно поговорить.

На этот раз ответ пришел сразу же:

Нет.

Руки дрожали, я снова набрала его номер. Нет ответа.

От отчаяния я закричала, потом повесила трубку, засунула телефон в сумку и пошла обратно к Западному Центральному парку. Мимо проходили парочки, от холода жавшиеся друг к другу, а над ними мерцали крошечные рождественские огоньки; родители качали малыша в коляске; на ступенях музея собралась толпа курильщиков, а каждый раз, когда открывалась дверь, до меня доносились звуки вечеринки.

Я не могла двинуться с места, но дыхание становилось всё быстрее и быстрее, пальцы онемели от холода, но и внутри у меня все будто покрылось инеем. Я не могла больше здесь оставаться. Я не хотела видеть родителей. Эф не хотел видеть меня.

Пальцы застучали по клавишам телефона, дрожа и не попадая по буквам. Мне пришлось несколько раз удалить текст и переписать его заново, прежде чем вышло правильно.

Привет, Грейс, ты рядом?

Я ждала ответа, стуча зубами.

Киран сделал мне сюрприз и снова приехал. Мы гуляем с Майлзом и Оскаром. Кажется, это свидание! Присоединяйся!

Земля ушла из-под ног. Я не хотела сейчас быть с друзьями, но и одна оставаться тоже не могла.

Десять минут спустя я оказалась в до абсурда переполненном поезде С. Чей-то рюкзак врезался мне в плечо, а женщина рядом облокотилась на мою руку, которой я держалась за поручни. Я считала остановки до дома Китса и извинялась перед всеми, пока проталкивалась к выходу. На улице не пахло свежестью, с неба сыпалось что-то мокрое и липкое: снег, не долетая до земли, превращался в дождь.

Четыре квартала до коттеджа Китса показались мне вечностью, кончик носа превратился в лед, а глаза слезились от ветра. Я хотела тепла. Уверенности. Хотела забыть о том, как сильно я обидела Эфа.

Я позвонила и, стоя на крыльце под желтым светом фонаря, стала ждать. Тишина.

Я снова позвонила, долго держа палец на кнопке звонка. Звон эхом разносился по дому, пока я не услышала, как кто-то спускается с лестницы, в стекле двери показалась размытая фигура, затем кто-то снял цепочку и открыл дверь.

Передо мной стоял Китс: лицо красное, волосы растрепаны, рубашка не заправлена.

— Пенелопа?

Не Скаут.

— Я могу войти? — Я обхватила себя руками.

— Знаешь, сейчас не лучшее время... — Он нервно посмотрел на второй этаж.

Зубы снова начали стучать, я вся сжалась от холода.

— Кое-что ужасное произошло с родителями Эфа, и я просто не могу быть одна...

На глаза набежали слезы, и я сделала было шаг внутрь, но он встал в проёме и не дал мне войти.

— Пенелопа...

Снова НЕ Скаут.

— Что происходит? — спросила я одновременно со слащавым женским голосом, донесшимся сверху.

— Китси, мне становится одиноко...

За Китсом, на верхней площадке лестницы находился не кто иной, как самый ужасный человек в мире: Черисс.

Она была в шелковистом белье темно-синего цвета, с одного плеча сползла бретелька, спутанные волосы обрамляли лицо с сонной и довольной улыбкой... И тут она увидела меня. Мы обе застыли на месте.

— Вот черт, — пробормотала Черисс.

Мне бы удивиться, но в этот момент всё встало на свои места.

— Я могу объяснить. — Китс поморщился, сделал знак Черисс подождать и вышел вместе со мной на улицу. — Черт, здесь холодно.

Он слабо улыбнулся. Я представила, что мои руки и ноги ломаются на части, и я, как конструктор, лежу перед ним.

— Понимаешь, я знал Черисс всю жизнь, но в этом году что-то изменилось, что-то очень странное возникло между нами, я не был уверен, что это к чему-нибудь приведет, поэтому не хотел говорить, пока не буду уверен...

— Подожди-ка, она Джена? — произнесла я, уже зная ответ, как бы сильно я не ненавидела ту историю про Чертово колесо, она была основана на реальных событиях.

— Что? — Он переступил с ноги на ногу.

Во мне что-то надломилось, и я посмотрела на свои руки и ноги, чтобы убедиться, что они всё еще на месте.

— Зачем ты позвал меня на вечеринку, если у тебя на примете уже была она? Почему я вообще тебе понравилась?

Мой голос звучал так жалко, что я сама его возненавидела. А вот Одри оказалась права.

— На какую вечеринку?

— На твою вечеринку! На костюмированную вечеринку!

Он выглядел растерянно.

— Я тебя не приглашал...

По руке пошла трещина: тонкие линии перелома расползаются по всем костям.

— Но приглашение в моём шкафчике... — Я замолчала, вспомнив тот день: Отом/Саммер/Спринг кричала на Эфа, говоря, что уходит и спрашивала, была ли я «ею».

В углу приглашения были синие чернила: отпечатки от синей ручки, которую он носил в кармане, отпечатки от синих динозавров Эфа. Моё сердце раскололось надвое.

— Я должна идти, — прошептала я.

— Может, обнимемся в знак примирения? — спросил он.

— Обнимемся? — в недоумении повторила я.

Я посмотрела в его глаза, на его вьющиеся волосы. Я вспомнила, как он держал мою руку на вечеринке; как мы разговаривали в лунном свете, и он не мог перестать болтать о Керуаке; как он принес цветы моей маме и назвал моего папу странным. Его губы были потрескавшимися и сухими, он пах как огонь на языке, как слезы на глазах... У меня было чувство, что наконец-то я кому-то нужна.

Но, как оказалось, не ему.

Хитрый Койот из старого детского мультика всегда зависал на секунду в воздухе, прежде чем понимал, что земля под ногами кончилась, и он рухнет вниз.

Сейчас была та самая секунда.

— Купил бы ты бальзам для губ. — Всё, что я могла сказать. Я повернулась и пошла прочь, оставляя руку, ухо и половину сердца на тротуаре возле его дома.

* * *

Следующим утром я проснулась от тихого стука в дверь. 8:43. Простынь была смята и пахла ночными кошмарами, руки липкие и потные от остатков страха. Я отвернулась к стене, надеясь, что мама или папа уйдут. Но стук повторился.

— Пэн?

Голос прозвучал так знакомо, что всё мое тело вытянулось в струнку. Я откинула простыни, подошла к двери и открыла её.

Одри слабо улыбнулась мне, у неё в руках была моя джинсовая крутка. Она чуть было не обняла меня, но в последний момент неловко отодвинулась и повесила куртку на кресло.

На меня навалилось жгучее чувство стыда от того, что она оказалась права насчет Китса и меня. Из глаз потекли слезы, я не смогла их остановить.

— Пэн. — Ее голос был таким добрым, грустным, в нем я чувствовала ее любовь ко мне. На её глаза навернулись слезы, и я не могла смотреть на неё ни секундой дольше.

Я скрестила руки на груди и уставилась на свои ноги, изучая оставшиеся полоски загара от летней обуви.

— Черисс рассказала мне о том, что случилось прошлой ночью. Я хотела убедиться, что ты в порядке.

— Наверное, ты не очень удивилась, — поникшим голосом сказала я. — Ты же предупреждала, что это случится.

Она вздрогнула.

— Я не знала, что они начали встречаться! Клянусь, Пэн, поверь мне! Я бы сказала тебе.

Я равнодушно пожала плечами, всё внутри оцепенело. Я отвернулась от неё, вытащила из стопки грязного белья серый свитер Эфа и натянула его на себя, потом плюхнулась на кровать, и мне было все равно, что я выгляжу грубой и странной.

Одри взяла фотографию с моего стола. Она была сделана в День независимости прошлым летом. Тогда она, Эф и я разбили лагерь на крыше её дома и весь день готовили фруктовый лёд, пока не начался фейерверк. На снимке мы с Одри показывали Эфу языки, ярко-красные от мороженого, а он показывал рукой «знак неудачников»[24]; его губы были такими же ярко-красным, как наши. Я притянула колени к груди и натянула на них старый бело-зеленый плед, желая раствориться в них и исчезнуть. Форд неслышно вошел в комнату, покосился на Одри, затем вскочил на кровать и, громко мурлыкая, помял лапами мою ногу.

Одри поставила фотографию на место и сжала руки, как будто пыталась успокоиться. Она прокашлялась.

— Я скучаю по тебе, и мне очень жаль.

Я ничего не ответила.

— Прости меня за всё то, что произошло между нами за последние два месяца. — Она с трудом сглотнула. — Иногда быть твоим другом очень нелегко. У тебя такие высокие стандарты... Нет, они не плохие! Ты веришь в абсолютную дружбу и настоящую любовь, и твоё сердце такое удивительно большое... Я люблю это в тебе, Пэн... но я больше не Вивьен... не знаю, была ли я ей когда-то...

Форд со счастливым видом разместился на моих коленях и так громко замурчал, что капнул слюной на одеяло. Пришлось тщательно оттирать, но я его так и не спихнула.

— И, может быть... Я надеюсь, мы сможем снова стать друзьями? Начать всё заново?

Я не знала, что ответить. Всё, что происходило последние два месяца, включая последние 24 часа, вращалось вокруг меня, как идиотское торнадо из «Волшебника Страны Оз», уничтожая всё, во что я верила.

— Я плохо поступила с Эфом... — сказала я, и мой голос дрогнул, вся грусть выплеснулась наружу; что-то, что держало меня в оцепенении, наконец отпустило.

— О, Пэн... — Одри села ближе ко мне, задев Форда, который недовольно мяукнул, и крепко обняла меня. — Расскажи мне.

Я покачала головой, пытаясь сдержать волну боли и грусти, но ничего не вышло.

Я положила голову ей на плечо и заплакала. Я плакала и думала о том, что потеряла: Вивьен и Дельфин, непоколебимую веру в сказки и счастливый конец, сон, которым был Китс, реальность, которая обернулась Эфом.

Когда у меня уже не осталось сил, а рыдания превратились в судорожные всхлипы, Одри наклонилась, вытащила что-то из сумки и протянула мне.

— Боже мой... неужели это...

Она кивнула, и я взяла из её рук игрушечный грузовик — тот самый, который запутался в её волосах много лет назад, тот, с которого началась наша дружба.

— Ты до сих пор его хранишь?

Она снова кивнула и я, не задумываясь, опустила голову ей на плечо, продолжая вертеть грузовик в руках.

— Когда медсестра выстригла клок волос, она отдала его мне, и я решила его сохранить. Меня постригли, мне нужно было что-то взамен. — Она пальцем крутанула колесо, и мы вместе слушали, как оно крутится. — Хотя я, конечно, и не догадывалась, что получу тебя в придачу.

— Хотела бы я вернуться в то время, — произнесла я.

— Мы сильно изменились с тех пор, Пэн, — возразила Одри.

Я вспомнила грузовик, запутавшийся в её волосах, вспомнила, как она была напугана и старалась не плакать.

Будь смелее, сказала я себе, будь смелее ради людей, которых любишь.

Мне жаль, что я так разозлилась из-за всего, что ты мне сказала. Ты была права насчет Китса, меня и всего остального. Извини, что заставляла тебя смотреть фильмы Дэвида Линча и что у меня так много правил, и что тебе нелегко быть моим другом.

— Я не совсем это имела в виду, — сказала она. — Ладно, может в части Дэвида Линча, но, Пэн, мне было больно. И ведь ты знаешь, что я не считаю тебя жалкой? Пожалуйста, скажи, что знаешь. Это худшее из того, во что ты могла поверить. Я бы никогда...

Она покачала головой.

— Спасибо, — тихо ответила я, понимая, что всё, что она сказала в тот день, было из любви ко мне. С нами по-прежнему останутся многочисленные просмотры «Титаника», гигантские упаковки M&M’s, воспоминания о тех августовских вечерах, которые мы проводили в доме её бабушки, ловя светлячков и устраивая девичники. Наша история никуда не исчезнет, даже если теперь мы не те, кем были раньше.

— Но, Пэн, — продолжила она тихим голосом, — я не могу не дружить с Черисс. Я не собираюсь выбирать между вами. Мне нужны вы обе, понимаешь?

Я подбирала слова, чтобы сказать то, что собиралась.

— Я понимаю. Но я не могу дружить с ней после всего, что случилось с Китсом.

Она вздохнула.

— Знаю. Я просто хотела, чтобы мои лучшие друзья стали лучшими друзьями друг другу... Хотелось совершенства.

— Понятия не имею, что это такое. — Я слегка толкнула её в бок.

— Уверена, что так и есть. — Она улыбнулась.

— Теперь я поняла твои слова про социальные круги и их расширение. Я познакомилась с Грейс, Майлзом и многими другими. Такое чувство, что мы знакомы всю жизнь.

Её улыбка дрогнула, и я задумалась, останемся ли мы друзьями или разойдемся в разные стороны? И, может быть, в этом не было ничего страшного?

Я не знала, что ждет нас впереди.

Я протянула ей грузовик, но она покачала головой.

— Пусть побудет пока у тебя, тебе нужнее.

Я крепко сжала грузовик и обняла её, это было у меня уже на уровне инстинкта.

Мы через многое прошли, многое потеряли, но этот игрушечный грузовичок вновь помог нам найти путь к друг другу.

Назад Дальше