Меня провели в огромный зал. Яркий свет после темного коридора ослеплял. Немного проморгавшись, я смог разглядеть помещение. Мы находились на втором этаже большого холла. По всему периметру тянулся проход метра два шириной с металлическими перилами. От него отделялось два моста так, что можно было без проблем перебраться с одной стороны на другую. По левую сторону прохода тянулись ряды камер с решетчатыми дверьми. Из них то и дело высовывались руки и головы заключенных. Через каждые десять метров стояли надсмотрщики. Они наблюдали за зеками с отстраненными, ничего не выражающими лицами. Я опустил взгляд. На первом этаже по периметру также тянулись ряды камер, а в холле стояло несколько длинных столов со скамейками. Десятки синих комбинезонов шныряли туда-сюда, перелезали через скамейки, о чём-то разговаривали, смеялись, что в их нынешнем положении, по моему мнению, было не уместно.
Впереди меня шёл блондин, а сзади, сверля глазами мою спину, пристроился Лемур. Из камер на меня пялились злобные морды с прищуренными маленькими глазками, лицами полными боли и ужаса, а некоторые и вовсе ничего не выражали — их взгляды были абсолютно пустыми, они давно уже погрязли в пучине отчаяния. Я отвернулся и снова посмотрел вниз. Среди этого роя синих насекомых мой взгляд зацепился за компанию, что сидела почти в самом центре зала. Двое из них сцепились руками в армрестлинге. Один из них был толстый, как боец сумо, тюремный костюм натянулся на нём, как на барабане. Видимо его размера не было, и тюремщики дали ему самый большой, что у них был, но даже в него этот верзила влез еле-еле. Второй был раза в два, а то и в три, меньше. Вокруг них столпилась куча зевак. Они гоготали от удовольствия, захлебываясь своими слюнями, улюлюкали и визжали. Эти люди были похожи на умалишенных, которым показывали дешевый фокус. Толстяк явно выигрывал. Исход их битвы был предрешен. Я был уверен, что худой проиграет. И каково было моё удивление, когда последний резко дернул рукой, что почти соприкасалась со столом. В мгновение ока он взял над соперником преимущество и вжал его тыльную сторону ладони в стол. Толпа разразилась радостными воплями, одни хлопали в ладоши, другие поздравляли худого, третьи утешали толстяка. Жиртресту проигрыш явно был не по нраву. Спустя пару секунд он перелез через стол и накинулся на своего соперника. Толстяк сел на него верхом, вдавливая того в пол и нанося сокрушительные удары кулаками по лицу. Он бил его с таким остервенением, что со стороны это выглядело так, словно мясник отбивает кусок мяса. Но, ни кто даже и не думал его останавливать. Все просто стояли чуть поодаль и наблюдали за процессом до тех пор, пока к дерущимся не подбежали трое вертухаев и не оттащили жиртреста от окровавленного тела. Тюремщики нанесли несколько ударов дубинками по толстяку, утихомиривая его. Затем они надели на него наручники и увели прочь. А избитый так и остался лежать на полу, истекая кровью.
— Эй, Эрд! — снизу прокричало гориллоподобное существо в комбинезоне без рукавов. — Привёл нового мальчика для битья? И за что ж его?
Он и ещё парочка зеков засмеялись.
— Не твоего малого ума дело, Дирк! — блондин даже не повернул головы в его сторону.
— Пришли.
Мы остановились возле камеры с табличкой «2021». Эрд открыл дверь, и меня впихнули внутрь. Я огляделся: камера была небольшой, где-то три на два метра, голые каменные стены, с потолка кое-где капала вода. Из мебели здесь было только двухъярусная металлическая кровать, одна полуразвалившаяся тумбочка, по правую сторону от входа стоял ржавый умывальник и такой же ржавый толчок. Почти над самым потолком располагалось маленькое окно с решеткой. В камере жутко пахло сыростью и плесенью.
— Эй, Златовласка! Встречай своего соседа. Ты уж позаботься о его анусе, — с этими словами Лемур закрыл за мной решетку, и они с блондином удалились прочь, хохоча на весь этаж.
Последнее предложения меня насторожило. Лишать свою задницу девственности, да еще и в таком месте, мне совсем не хотелось. Я огляделся еще раз, и только после того, как глаза немного привыкли к полумраку, ибо свет исходил только от окна и общего зала, лампочка, свисающая сверху, скорее всего перегорела, я увидел на верхнем ярусе фигуру человека. Он лежал на спине, положив ногу на ногу и читая книжку, судя по всему какой-то дешевый роман. Лица я разглядеть не смог. Раз мне предстояло провести с ним хрен знает сколько времени в этой тесной камере, я решил, что лучше бы мне стать его другом, ну, хотя бы не врагом.
— Эм, привет, — я чуть приблизился к кровати и попытался изобразить на лице дружественную улыбку, однако вышло у меня что-то несусветное, больше похожее на улыбку лошади, и я на мгновение вспомнил Жана.
Ответа не последовало, но сдаваться я не собирался.
— Как жизнь? — соглашусь, вопрос был идиотским, какая в тюрьме может быть жизнь. — Меня Эреном звать. А ты?
С верхнего яруса послышался вздох. Человек отложил книгу и зашевелился. Честно признать, очко у меня сжалось. Мужчина свесил ноги и сел на кровати. В тусклом вечернем свете я смог разглядеть своего сокамерника. Он оказался молодым парнем моего возраста, может быть чуть младше. У него были мягкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, волосы цвета пшеницы почти доходили до подбородка. Челка слегка закрывала его глаза, но их цвет я разглядеть не смог. На нём был точно такой же комбинезон, что и на мне, да, в общем-то, что и на всех зеках в этой тюрьме, и черные высокие ботинки на шнуровке. Сквозь расстегнутую молнию была видна белая майка. Одежда была ему явно велика, как минимум, на размер.
— Армин, — он протянул мне руку, и я, бросив вещи на нижнюю полку кровати, пожал её своей. Рукопожатие было крепким.
— Приятно познакомиться, что ли, — я предпринял очередную попытку улыбнуться.
— Ага. Добро пожаловать. На ближайшие… сколько тебе дали? — Армин вопросительно посмотрел на меня.
— Пять лет.
— На ближайшие пять лет эта тюрьма станет для тебя родным домом, — он усмехнулся.
Наступила тишина. Я не знал, что еще можно сказать в сложившейся ситуации. Блондин всё это время пристально смотрел на меня оценивающим взглядом. И я вдруг вспомнил последние слова Гюнтера. По телу пробежала дрожь.
— А ты правда из этих, ну, пидорас? — я вопросительно посмотрел на блондинчика.
Он вздохнул и закатил глаза.
— Нет, я просто уточнить. Ты не думай, что я презираю таких, как ты. Я вполне нормально отношусь к гомосекам, если они меня не трогают. Я просто хотел узнать, ибо мне с тобой придется жить в этой маленькой камере и…
— А ты веришь всему, что тебе говорят? — он лёг обратно на кровать, взял в руки книжку и принялся читать дальше.
Я не знал, что ему ответить. Ситуация вышла крайне неудобной. Через секунду он добавил:
— Нет, я не педик. Но если ты так хочешь получить удовольствие, то обратись к кому-нибудь. Здесь много тех, кто будет рад засунуть член тебе в зад.
— Э-э, нет, спасибо. Я, пожалуй, откажусь, — я вздохнул — по крайней мере, ночью я смог спать спокойно, не боясь, что меня отымеет мой же сокамерник.
Мы больше не говорили с Армином. Я раскрутил пыльный матрас на нижнем ярусе и застелил его простыней, на которой, как оказалось, кое-где были дырки. Надел наволочку на грязную подушку и разложил оставшиеся вещи на тумбочке рядом с вещами блондина. Полотенце прижал матрасом так, что оно немного свешивалось. Закончив с делами, я плюхнулся на кровать. Она оказалась жесткой и неудобной, а при малейшем движении издавала омерзительный скрип.
Я смотрел сквозь пружины второго яруса на матрас соседа сверху и прокручивал в голове сегодняшний день. Я вспомнил утреннее заседание в суде, речи моего адвоката Ханнеса, обвинительные вопли прокурора. Я вспомнил, как судья огласил мне приговор и стукнул молотком, приводя его в исполнение. Вспомнил слёзы сестры, провожавшей меня до полицейской машины. А потом был разговор с Пиксисом, прогулка по бесконечным темным коридорам с Майком, хохочущие надсмотрщики, сцена с армрестлингом и, наконец, беседа с Армином. Я прикрыл глаза — всё это меня порядком утомило.
Я пролежал так около двух часов, пока не услышал звонок. Шум снаружи потихоньку замолкал.
— Отбой, девочки! — к нашей камере подошёл один из вертухаев и закрыл решетку на замок. — Завтра вас ждет новый прекрасный день.
Тело еще немного болело от побоев Майка. Раздеваться, да и хоть как-то двигаться мне не хотелось. Я услышал, как Армин закрыл книгу. Потом была возня, сопровождавшаяся жутким скрипом пружин и их подпрыгиванием. Вот мимо меня пролетели чужие ботинки, с грохотом падая на каменный пол. Потом опять возня и… тишина. Я наслаждался этой тишиной. Она успокаивала, обволакивала своим мягким одеялом и погружала меня в мир грёз. Через несколько минут я уснул.
========== Глава 3 ==========
Я проснулся рано утром от противного тюремного звонка. После ночи, проведенной на жесткой неудобной кровати, у меня болело всё тело. Мышцы затекли, и я получил огромное наслаждение, когда, наконец, смог растянуться на матрасе, сопровождая сей процесс царапающим слух скрипом пружин. Глаза я не открывал, в надежде поспать еще хоть немного. Но увы, этого мне сделать не удалось. Голос тюремщика оповестил, что мы должны вставать. Потом послышался глухой удар обо что-то металлическое. Постепенно звуки становились все громче и громче. Вот кто-то бьет решетку соседней камеры, за стеной слышится шум, сопровождаемый отборным матом. А через пару секунд колотят и нашу, как потом оказалось дубинкой.
— Подъем, принцесски! Проснись и пой! — надсмотрщик еще раз бьет дубинкой по решетке и идет дальше, насвистывая себе под нос какую-то мелодию.
На верхнем ярусе зашевелились, и я решил все же встать. Спать хотелось жутко. Я потер глаза, сел на кровати и зевнул. Еще раз потянулся, чтобы окончательно распрямить свои мышцы, и только после этого открыл глаза. Но стоило мне только разомкнуть слипшиеся веки, как чужая пятка влетела мне прямиком в левый глаз. Я зашипел от боли и снова повалился на кровать. Отличное, блядь, выдалось утро! Малого то, что нас разбудили в срань Господню, так еще и рожу начистили!
— Твою мать! Какого черта?! — я уткнулся лицом в подушку.
— Ой, прости… Эрен, — я повернул голову и увидел правым глазом Армина, свесившегося до плеч с верхней полки. На его лице играла ухмылка. Было видно, что смех просто распирает его изнутри, — забыл, что у меня теперь сосед снизу есть.
Сейчас, в свете утреннего летнего солнца, я смог как следует его рассмотреть. Его волосы отливали золотом, глаза были небесно-голубого цвета, а тени мягко ложились на идеальную кожу. Посмотрев на него, я было подумал, что всё еще сплю — слишком уж он отличался от увиденных мной заключенных, такие, как он, просто не могут быть преступниками. Но боль в глазнице всё же подтверждала реальность происходящего. Я смог разглядеть еще одну черту соседа по нарам — над его правым глазом тянулся уродливый шрам, начинавшийся от линии роста волос и заканчивавшийся у самого глаза.
— Забыл он, как же, — проворчал я. — Небось, всю ночь план придумывал, как новенького утром поприветствовать.
— Что ты несешь? — Армин спрыгнул с кровати и повернулся ко мне.
Он был в одной майке и трусах-боксерах, и я смог рассмотреть его тело: узкие плечи и бедра, неплохо накаченные руки, крепкие ноги, сквозь майку можно было видеть очертания пресса на животе.
— Дай посмотрю, — блондин наклонился ко мне и убрал мою руку с лица.
Левый глаз слезился и почти ничего не видел. Я смотрел на Армина и наблюдал за происходящими с ним метаморфозами. Улыбка с его лица постепенно сползла, глаза округлились и наполнились ужасом, а затем жалостью.
— Что? Что не так?! — чуть ли не прокричал я. Мной овладел страх.
Армин выпрямился и отошел на несколько шагов назад.
— Мне жаль, Эрен, — выдохнул он, — но глаз не спасти.
Сказать, что я охренел от такого заявления, — ничего не сказать. Я нахожусь в тюрьме всего несколько часов, а уже стал инвалидом. Внутри всё сжалось. Я посмотрел на сокамерника и не поверил своему глазу — Армин улыбался. Ему весело. Ему, блин, было весело. Теперь уж я почувствовал внутри нарастающую злость. Блондин закрыл рот рукой, потом затрясся, а через пару секунд разразился смехом — звонким, наполненным неподдельной радостью.
— Хорош ржать, урод! — я со всей силы кинул в него подушку и к своему счастью попал прямо по его раскрасневшейся роже. — Это тебе не шутки!
— Да расслабься ты, — он поднял подушку и кинул её обратно, — я же пошутил. Блин, ты такой доверчивый. — Блондин помотал головой.
Я ощупывал свой левый глаз, он немного припух, но уже не слезился, зрение вернулось в норму. Сосед сверху тем временем уже успел натянуть на себя комбинезон, надеть на голые ноги ботинки. Зашнуровывая их, он косо смотрел на меня, всё также улыбаясь.
— Да не волнуйся ты так. Всё с ним нормально будет. Синяк, правда, останется, но «шрамы» ведь украшают мужчин? — блондин подмигнул.
Шрамы. Я вспомнил про его шрам на лбу.
— Это тебя здесь так уделали? — я указал на его голову.
— Что? А, ты про шрам. Нее, — он помотал головой, — я получил его два года назад. Я в тот день из колледжа возвращался. Обычно до дома пешком шёл, но тогда почему-то решил поехать на автобусе. И вот к чему привела моя лень. Авария, больница, потом операция и, как итог, потеря памяти.
— Ты память потерял?
— Ага, не помню ничего, что было со мной до четырнадцати лет. Считай, всё детство коту под хвост. Врачи, конечно, говорили, что постепенно воспоминания ко мне вернутся, но… — он махнул рукой, — чуда так и не случилось. Дедушка пытался мне как-то помочь с этим, но он у меня старенький, сам ни черта не помнит.
— А родители?
— Что родители?
— Ну, родители же должны помнить твое детство, они же всё-таки воспитывали тебя.
— По словам деда, мои родители умерли, когда я еще пешком под стол ходил. Разбились на самолете, вроде как. Дед меня один воспитывал.
— Да, не повезло тебе по жизни. Тебе лет-то сколько? — Я встал с койки, умудрившись при этом удариться головой о край верхнего яруса. Я потер ушибленную макушку — опять боль.
— Двадцать два. Через полгода двадцать три будет, если конечно доживу. А тебе?
— Весной исполнилось двадцать три.
Я взял свою кружку и приложил к глазнице. Блаженная прохлада разлилась по лицу. Боль от удара пяткой отлегла.
— О, так мы с тобой одногодки, — блондин улыбнулся.
— Ты сказал, тебя Армин зовут. — Сокамерник кивнул. — У меня в детстве друг был, тоже Армином звали, только вот фамилию сейчас не вспомню. Да я вообще мало что о нём помню.
— Звиняй, но здесь я тебе не помощник, — он постучал пальцем по голове и снова улыбнулся.