— Блин, тяжёлый, — это был голос Лемура.
— Да, а по виду и не скажешь, — ответил второй — Эрд.
— И почему мы должны этим заниматься? — негодовал Гюнтер. — В трудовом договоре этого пункта не было.
— Вот пойди и скажи это Леви, — ответил Эрд.
— Еще чего, я ж не самоубийца.
Они остановились у моей камеры. Я отвернулся к стенке и притворился спящим.
— Пришли.
— Ну, наконец-то. Давай быстрее, а то у меня сейчас руки отвалятся.
В замке пару раз повернулся ключ, и решётка со скрипом отворилась. Они вошли в камеру, пыхтя как паровозы, бросили свой груз на пол, выдохнули и вышли из камеры, закрыв за собой решётку. Только после того, как услышал отдаляющие шаги, я приподнялся на локтях и повернулся на другой бок. То, что я увидел, было самым большим моим опасением. Этот образ возникал в моей голове несколько раз, но я упорно старался отогнать его, зарыть глубоко в недрах моих мыслей. Но он тихо, как кошка, скрёбся, давая знать о себе.
Армин — я узнал своего сокамерника по блондинистой шевелюре — без сознания лежал в одном нижнем белье на животе. Я прошелся взглядом по его обнаженной спине и ногам. Его жестоко избили; всё его тело было в ранах, из которых тоненькими струйками сочилась темная кровь.
— Армин… — прошептал я и опустился рядом с ним на колени.
Теперь я смог разглядеть его поближе. То были рваные раны, оставленные дубинкой и, скорее всего, плетью. Его кожа была содрана от макушки до пят. Кое-где я смог разглядеть большие гематомы и ожоги. Я осторожно убрал слипшиеся от пота и крови волосы с его лица: губы распухли, вокруг заплывших глаз была сплошная чернота. Лицо так же, как и все остальное тело было покрыто ранами с запекшейся кровью. К горлу подступила тошнота, и я отвернулся. Я сорвался с места и подбежал к решетке.
— Эй вы, уроды! — яростно прокричал я удаляющимся надсмотрщикам. Они остановились и повернулись ко мне. — Вы что, так и оставите его здесь?!
— Это его наказание за непослушание! — прокричал мне в ответ Эрд.
— Я требую, чтобы вы немедленно отвели его к доктору!
— Требуешь? — Эрд подошел к моей камере и приблизился ко мне почти вплотную. — А тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы требовать, щенок?
— Он же так умрет, — не унимался я.
— Значит такова его судьба, — усмехнулся тот. — Не волнуйся, мы заберем его тело до того, как оно начнет вонять.
Я не мог поверить своим ушам. Неужели для них мы, заключенные, были всего лишь скотом. В глазах потемнело от гнева.
— Ах ты, — прошипел я и, схватив Эрда за грудки, впечатал его мерзкую рожу в решетку.
Он выхватил дубинку и ударил меня в живот, от чего я закашлялся и повалился на пол.
— Знай свое место! — прорычал Эрд. Он смотрел на меня сверху вниз, глаза в глаза. Через пару секунд он развернулся на одних каблуках и ушел прочь.
Я все еще сидел у решетки, прислонившись к ней головой и не в силах посмотреть на истерзанное тело своего соседа. Я бы просидел так до самого звонка, если бы не услышал слабый стон у меня за спиной. Мигом очнувшись, я быстро подполз к Армину. Он дышал медленно, прерывисто, с небольшим присвистом. Я осторожно повернул его и обнаружил еще с сотню малых и больших, глубоких и не очень, кровоточащих ран на его теле. Я взял его на руки, как берут на руки отцы своих маленьких детишек, случайно заснувших в кресле, и переложил на нижнюю койку. Я смочил полотенце водой и дотронулся им до лица Армина. Тот громко застонал от боли.
— Тише… — прошептал я. — Потерпи немного, скоро станет легче.
Сантиметр за сантиметр я промывал его многочисленные раны. Иногда мне приходилось применять силу, чтобы удержать его и промыть очередной участок тела. Три раза я бегал к умывальнику, чтобы сполоснуть кровь с полотенца. Когда я закончил спереди, и настала очередь спины, я осторожно приподнял Армина и прислонил его к себе. Вся простыня под ним окрасилась в красный. Армин повис на мне словно тряпичная кукла, и к миру живых его можно было отнести лишь из-за слабого сердцебиения, которое я ощущал своей грудью, и горячего дыхания на моем плече. После того, как я смыл кровь с его тела, я стащил с верхней койки простыню и, разорвав её, перевязал полученными лоскутами наиболее глубокие раны.
Я сидел рядом с Армином и пытался разглядеть его лицо. То самое лицо, которое я видел в свое первое тюремное утро; эту идеальную кожу и розовые губы, лучистые голубые глаза. Но видел лишь черноту, боль и страдание.
Прозвенел звонок, а вслед за ним послышался скрип кроватей и голоса заключенных. Потом, по традиции, охранник прошелся по камерам, постукивая по каждой решетке дубинкой, будя крепко спящих.
Я встал, оделся, сложил вещи Арлерта и положил их на верхнюю койку. Через несколько минут камеру снова открыли, и я вышел в проход.
— Второй тоже, — сказал усатый надсмотрщик, кивая в сторону блондина.
— По вашей милости, — отозвался я, — он теперь и пальцем пошевелить не может.
Надсмотрщик недоуменно уставился на меня.
— Йен, — прокричал кто-то в конце коридора, и усатый повернул голову в его сторону, — второй из карцера!
Усатый еще раз взглянул на Армина, потом на меня и пошел дальше.
За завтраком я сидел на своем обычном месте — с краю, почти в самом конце холла — и прожигал взглядом спину Райнера. Это животное спокойно сидело и, как ни в чем не бывало, поедало кашу. Иногда он даже посмеивался очередной дурацкой шуточке Бертхольда или Конни. Я не заметил, как ко мне подсел Марко.
— Эрен, — сказал он и прикоснулся к моему плечу. Я вздрогнул и повернулся к нему.
— Утро, Марко, — сказал я.
— Эрен. — Он взволновано смотрел на меня. — Армин… Он…
Марко замолчал. Я знал, о чем хотел спросить веснушчатый.
— Они привели его сегодня рано утром, — ответил я на так и не прозвучавший вопрос. — Его хорошенько избили. Я промыл его раны и перевязал некоторые. Жить будет, но состояние его очень хреновое.
— Ясно, — выдохнул Марко и опустил взгляд.
Настала моя очередь задавать вопросы.
— Почему они не оказали ему медицинскую помощь?
— Заключенные из карцера лишены такой привилегии. Если у него есть близкие, то с ним работают более мягко, а ко дню свиданий приводят в относительно божеский вид, чтобы родственники не катали заявления на администрацию. Если же родственников у заключенного нет, то с ним не церемонятся. Слышал, что особо буйных даже до смерти избивали. Но это всего лишь слухи.
— Это Смит сделал? — поинтересовался я.
— Не сам. Всю экзекуцию проводит Леви, а Смит лишь дает ему указания. Видимо не хочет руки свои марать. — Марко перевел взгляд на меня. — Это не твоя вина, Эрен.
— Конечно же моя, — взорвался я.
— Нет, таковы правила тюрьмы. Здесь постоянно такое случается. Но тебе надо быть более аккуратным. Теперь ты на особом счету. Чуть оступишься, и тебя постигнет та же участь.
Мы еще немного посидели в относительной тишине, и когда хрипловатый голос оповестил о конце завтрака, Марко встал, похлопав меня по плечу, и удалился прочь, растворяясь в толпе синих комбинезонов.
— Оставьте его в покое, — не выдержал я, когда надсмотрщик в очередной раз попытался растолкать Армина, чтобы тот встал и позволил обыскать кровать, — вы же видите, в каком он состоянии. Он же даже без сознания.
Охранник грозно посмотрел на меня.
— Да мне вообще фиолетово, в каком он состоянии. Моя работа — следить за порядком, что я и пытаюсь сделать. Здесь вам тюрьма, а не благодетель. И если уж ты так печешься об этом парнише, — он мотнул головой в сторону Арлерта, — то мог бы ему и помочь.
Я отошел от стены и приблизился к Армину. Обхватив одной рукой под коленями, а второй придерживая его спину, я поднял сокамерника и отошел с ним в сторону. Он был немного тяжелее, чем я предполагал. Охранник не спеша осмотрел койку, стянув с неё, по обычаю, постельное бельё. Через пару минут от веса Арлерта мои руки начали неметь. Он начал потихоньку сползать со вспотевших ладоней, и мне пришлось немного его встряхнуть, чтобы поудобнее перехватить его. Армин отреагировал на мои действия еле слышным стоном. Вот дошла очередь до тумбы и умывальника с унитазом: тщательно, сантиметр за сантиметром и так… медленно.
«Стремление к порядку — результат сексуальной неудовлетворенности, — размышлял я, – ну, или что-то вроде этого. Хотя кольцо на пальце есть, значит женат. Не дает, наверное, вот он и бесится».
Я невольно улыбнулся своим мыслям. Наконец надсмотрщик завершил свою работу и после долгожданного «чисто» вышел с напарником из камеры. Я посмотрел на раскиданное по полу постельное белье и помотал головой. Положив Армина на пол и прислонив спиной к тумбе, я быстро застелил кровать и переложил на неё соседа. В камере была полная антисанитария. Я осознавал, что в таких условиях его раны быстро не заживут.
Всё свое свободное время я проводил либо в камере, либо ошивался поблизости. Оставлять Армина одного надолго я не решался.
Я удивлялся самому себе. Я не мог понять, где наступил тот переломный момент, когда я стал всерьез волноваться за него — за человека, который был мне практически чужим. Да, он был моим другом в детстве, но это было практически двадцать лет назад. После того, как я вспомнил его фамилию, я потихоньку стал вспоминать и наше детство. Я был тогда совсем ребенком, глупым мальчишкой с вздорным характером, который постоянно влезал в неприятности. Я всегда плохо сходился с людьми, был немного груб и вспыльчив, из-за чего сердобольные мамаши старались держать своих чад подальше от меня. Да и сами они не особо-то и тянулись ко мне. Единственным, с кем я смог найти общий язык, был Армин. Он был полной моей противоположностью: тихим, нелюдимым, немного плаксивым и таким… беззащитным. Старшие ребята частенько дубасили его где-нибудь в подворотне. Мы, в общем-то, так и познакомились с ним. Как-то раз, после ссоры с матерью, я бродил по улице, пиная осенние разноцветные листья под ногами и что-то бурча себе под нос, как услышал шум за углом. Ввиду своей природной любопытности, я, конечно же, пошел посмотреть, что там творится, и увидел, как трое ребят постарше избивают маленькую девчонку — тогда-то я не знал, что это вовсе и не девчонка была, – ну, и, включив благородного рыцаря, ринулся спасать беззащитную «леди». В итоге спасать пришлось меня. Эти трое хорошенько меня поколотили и довольные ушли прочь. Ну, а что я мог поделать? Силы все же были не равны. Но я не растерялся, гордо встал на ноги, крикнул пару «ласковых» в адрес удаляющейся тройки и с видом победителя повернулся к спасенной. Она сидела на земле, прижимая к груди книгу, и с удивлением смотрела на меня. Девчонка была красива: золотые волосы, доходящие до подбородка, розовые пухлые губки и большие глаза небесно-голубого цвета. В животе у меня вспорхнула сотня бабочек. Девочки мне вообще-то не нравились, точнее, я не понимал их. Они были брезгливы, непостоянны и так пронзительно визжали лишь от одного вида червяка, что я старался обходить их стороной. Но почему-то это милое создание перевернуло весь мой образ мышления. Я улыбнулся ей широченной беззубой улыбкой — у меня тогда только выпали верхние резцы — и радостно проговорил:
— Видала, как я их?
Она встала на ноги и отряхнула свои штаны.
— По-моему, это они тебя, — сказала блондинка слегка хрипловатым голосом. Я тогда не обратил особого внимания на это, подумал, что простудилась, ведь на дворе все же осень была. — И у тебя кровь из носа идет.
Я вытер рукавом куртки нос и снова уставился на милашку. Мой взгляд зацепился за небольшую ссадину у неё на щеке.
— У тебя царапина на щеке. Больно?
Она дотронулась до ссадины маленькими пальчиками и слегка поморщилась.
— Я живу здесь не далеко, пойдем ко мне, там сможем обработать твою ранку. — Я взял её за руку — она оказалась на удивление теплой и такой мягкой — и повел её к себе, но девочка выдернула её и немного отшатнулась.
— Нет, я не пойду. Дедушка мне говорит, что нельзя ходить к незнакомым людям домой, да и вообще с ними разговаривать не стоит.
Она потупила взор и замялась на месте.
— Только из-за этого? — Девочка кивнула. — Меня Эрен зовут. Эрен Йегер. Ну вот, теперь я твой знакомый. Идём, а то я уже замерзать стал.
Я снова взял её за руку и повел к себе домой; она больше не сопротивлялась. Войдя в квартиру, я снял ботинки и куртку и только собрался оповестить маму о своём приходе, как из комнаты появилась её голова с заплаканным лицом. Она подбежала ко мне и так сильно обняла, что я испугался, что сломает мне рёбра.
— Ну где же ты ходишь? — Мама всхлипывала и расцеловывала моё лицо во всех доступных ей местах. — Почему тебя так долго не было? Я так волновалась за тебя. Я боялась, что с тобой может что-нибудь случиться. Я так рада, что ты цел. Я… Эрен, ты что, подрался?! — вдруг закричала она. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не ввязывался в драки! Почему ты никогда меня не слушаешь?! Ты меня довести хочешь?!
«От любви до ненависти — одни шаг», — подумал я.
— А это кто? — она указала на человека у меня за спиной.
Девчонка стояла возле двери, вжавшись в угол, и с неким испугом и даже интересом наблюдала за маминым лобызанием. Мне даже немного стыдно стало.
— Это мой новый друг! — радостно проговорил я. — Я её от хулиганов спас. У неё царапина на щеке.
— Герой ты мой, — ласково сказала мама и поцеловала меня в щеку.
— Мам, ну хватит, — прошептал я, — мне неудобно.
Она улыбнулась мне и потрепала по голове, взъерошивая и без того непослушные волосы.
— Хорошо, а имя у твоего друга есть?
Только после слов матери я понял, что так и не спросил её имени.
— Я Армин. Армин Арлерт, — раздался тихий голос из угла.
«Армин? Странное имя для девчонки», — подумал я.
— Ладно, Армин, раздевайся и проходи в комнату, — сказала мама, — обработаем твою щеку.
Я помог Армину раздеться, и мы прошли в комнату.
Я сидел в кресле, поджав под себя ноги, пил наспех заваренный чай и смотрел, как мама аккуратно обрабатывает смоченной в перекиси водорода ваткой царапину блондинки. Она сидела спокойно и ни разу не поморщилась, даже когда мама мазала ссадину зеленкой.
— И далеко ты живешь, Армин? — спросила мама, убирая зеленку обратно в аптечку.