— Славная охота, — Рекхерт низко захохотал, покосившись на Альтаира. — Отдайте часть добычи орлу. А мальчику кости достанутся.
Альтаир едва сдержался, чтоб не окинуть Рекхерта гневным взглядом. Вместо этого он покорно кивнул и коротко свистнул, чтоб орёл вернулся к нему на руку. Вернулся так же и чудовищный вес птицы. Кто-то из остальных охотников привязал бездыханного журавля ему к седлу. Рекхерт окинул своего сокольничего безразличным взглядом и криво ухмыльнулся.
— Можешь ехать обратно, — его приказной тон не отличил бы разве что глухой. — В охоте на оленя птицы бесполезны.
В ответ новоиспеченный «ненужный» сокольничий кивнул и медленно повернул лошадь прочь, спиной к солнцу. Вороная кобыла вертляво мотнула головой и неспешным шагом двинулась вперёд, шумно цокая копытами, точно ребёнок, обиженно топающий ногами. Альтаир ободряюще похлопал её по жилистой шее и усадил покачивающегося орла на переднюю луку седла. Погладив птицу по спине, он тихо вздохнул, едва сдерживаясь, чтоб не обернуться. Рекхерт сейчас должен был свернуть на запад, в сторону небольшого леса: там водились косули, за которыми он и охотился изначально.
Он остановил лошадь и бегло осмотрелся по сторонам. На западной стороне горизонта простирался нетронутый человеком лес, которому и края не виделось. Альтаир замечательно помнил, что так лишь кажется, и на самом деле лес довольно быстро обрывала река. Альтаир повернул лошадь, отчего она норовливо фыркнула и заупрямилась.
— Ой, да ладно, — тихо возмутился он, хмурясь. — Только не будь как Малик, договорились?
Странно, но на лошадь эти слова подействовали, и она мгновенно сдвинулась с места. Альтаир не решался пускать её в галоп, чтоб не привлечь ненужное внимание, но, если он правильно рассчитал путь, то вполне мог успеть обогнать охотников и дождаться, пока Рекхерт подставится. Лошадь ступала тихо: её Альтаиру отдал Камиль, и если быть честным, то лошадь у него такая же тихая, как и он сам. Разве что более сварливая. Альтаир нахмурился и пригладил орла по спине. Птица едва держалась, чтоб не свалиться, но он просто не знал, куда её девать.
Уже добравшись до леса, Альтаир отчётливо услышал шум, создаваемый Рекхертом и другими охотниками: заливистый лай собак, топот копыт, возгласы охотников и ржание лошадей смешались воедино, не дополняя слаженный шум леса, а лишь сбивая его, нарушая привычный ритм. Альтаир снял с плеча длинный лук, потянулся к колчану, что висел сбоку от седла. Положив стрелу на тетиву, он прищурился, высматривая движение. Орёл, сидящий на луке седла, сдавленно засипел. Вспомнив о птице, Альтаир встретился с ним взглядом и тихо вздохнул.
— Ладно, давай, лети, — он небрежно отмахнулся от птицы. — Передавай Малику привет.
Орёл ответил ему кратким визгом, словно и правда понял. Привязав ему к лапе красную ленту, Альтаир поднял птицу. Она взлетела и скрылась где-то над кронами деревьев. Спешить ему пока что не стоило.
Лошадь в который раз тревожно мотнула головой, сделав пару шагов назад. Альтаир дёрнул поводья и сердито зашипел, призывая животное к тишине. Он пришпорил лошадь, и она двинулась вдоль запыленной тропы, наполовину заросшей травой. Над головой у Альтаира раздался крик кукушки. Он посмотрел вверх, но разглядеть источник звука ему так и не удалось. Визг громким эхом заглушал остальные звуки. Альтаир, кажется, читал в одной из книг, что по её пению можно предсказать оставшиеся годы.
— Ну, сколько мне там жить осталось? — шёпотом спросил он, криво ухмыляясь.
Кукушка мгновенно замолчала, и Альтаир разочарованно вздохнул. Вместе с птицей утих целый лес, даже вредная кобыла не издавала ни звука. Внезапно, ему стало ужасно одиноко: какая-то внутренняя пустота мгновенно разрослась до колоссальных размеров, подминая под себя все другие мысли. Альтаир ощутил мелкую дрожь где-то в груди, несмотря на теплую погоду. Его пальцы сильнее сжали поводья, и Альтаир впился ногтями в ладонь, надеясь, что от этого станет легче. Ладонь начала обжигающе саднить, а лучше так и не стало.
Через секунду давящую тишину прервал уже привычный шум, издаваемый охотниками. Альтаир встрепенулся, точно воробей, и набрал в грудь больше воздуха. Он поднял лук и прицелился. Лёгкие сдавило, сердце забилось чаще. Напряжённо затрещала над самым ухом тетива. Крикнула в ветвях над головой птица. Топот копыт усилился, Альтаир прищурился и выпрямился. Меж деревьев проскочила изящная, худощавая косуля с рыжей шерстью. Точно стрела, она пронеслась мимо, сопровождая бег редкими возгласами, тонущими в лесной глуши. Альтаир слегка наклонил голову набок. Стук копыт тяжеловоза звучал громче Иерусалимского набата. Лошадь вспахивала траву твёрдой и тяжкой поступью, а всадник полностью погрузился в погоню за добычей, пристав в стременах. Настолько внимателен к своему делу, что и не заметил опасность со стороны. Альтаир выпустил хвост стрелы, и она сорвалась с места, разрезая влажный воздух. Ветра не было, значит, её наконечник не нашёл должного сопротивления. Тяжеловозная лошадь не издала ни звука и даже не остановилась, когда Рекхерт свалился с неё и упал на землю. Альтаир, оглушённый рокотом крови в ушах, спешился и бросил лук, подбегая к убитому.
Стрела, выпущенная из длинного лука с должным умением, могла пробить доспехи с сотни шагов. Альтаир окинул результат своего труда скептическим взглядом — точно в сердце. По траве быстро потекла кровь. Альтаир взглянул Рекхерту в лицо: абсолютное смирение, потускневший взгляд и спокойствие, застывшее в его каменных чертах. Достав из-за пояса длинное светло-бурое перо, он вывалял его в ярко-красной крови и спрятал в подсумок. Ему стоило бы как можно скорее уйти, но он никак не мог заставить себя оторвать взгляд от мертвеца.
Читалось где-то в его лице удивительное спокойствие. Всего минуту назад он и помыслить о смерти не мог. Может, он и не понял, откуда пришла опасность. Лес снова задышал, как и раньше, зашумели птицы в ветвях. Альтаир тяжело вздохнул, подняв голову. Мир начал казаться огромным, без границ и рамок. Похожее он чувствовал в храмах с высокими потолками, которые, кажется, вот-вот упадут на голову. Сейчас ему тоже казалось, что небо тоже может покрыться трещинами и рухнуть на него со всей тяжестью. Сам Альтаир ощутил себя до невозможности незначительным. Только что оборвалась целая жизнь, а мир не замолк ни на секунду, неизменно продолжая свой витиеватый и никому не понятный ход. От подобных мыслей у Альтаира вдоль спины пробежали мурашки.
Он осмотрелся по сторонам, даже не зная, ожидал ли он кого-то увидеть. Альтаир едва сделал над собой усилие и подошёл к лошади. Она взволнованно заржала, и он ласково погладил её по узкому чёрному лбу. Кобыла тихо фыркнула в ответ, но успокоилась. Альтаир последний раз бросил взгляд на Рекхерта и пришпорил лошадь. Она покорно двинулась вперёд, не издав ни звука. Вдалеке послышались громкие разговоры остальных охотников. Альтаир не ждал, пока его заметят, и отправил лошадь в галоп, приподнявшись в седле.
Остановился он только у дворца Рекхерта: постройка ютилась в пяти милях от Иерусалимских стен. Дворец не походил на европейский и напоминал скорее дом восточного торговца, к которому достроили отдельные части на западный лад. Альтаир проехал мимо стражи без особого труда — во дворце его уже знали, как сокольничего. Около ворот кобыла горделиво выгнула шею, точно лебедь. Альтаир спустился с седла и накинул поводья на ближайший деревянный забор.
— Жди меня здесь, — Альтаир с серьёзным видом пригрозил лошади пальцем. Кобыла окинула его безразличным взглядом и отвернулась в сторону. Он решил не начинать спора на пустом месте, тем более с животным, а потому ушёл на кухню.
Внутри толпилось множество народу: прислуги сновали повсюду, градом сыпались указания. От пара, заполонившего всю комнату, нельзя было продохнуть. Альтаир старался бродить по кухне незаметно, пока не завидел старшего помощника повара.
— На заднем дворе лошадь, — начал Альтаир, когда помощник удостоил его своим вниманием. — Заберите журавля.
Получив в ответ утвердительный кивок, он выглянул из кухни в общий зал. Оттуда доносилась музыка: переливчатая, дополняющаяся множественными тихими звуками. Альтаир осторожно осмотрелся из-за дверей. Никто из богатых гостей не обратил на него внимания, но Малика он не нашёл. Раздосадовано фыркнув, он так и не осмелился выйти в зал: вид у него неплохо подходил для охоты, но точно не для званого вечера, даже если этот вечер устроили в полдень. Он нетерпеливо нахмурился и осмотрелся по сторонам. Удостоверившись, что пока никто не замечает его, Альтаир подхватил первый попавшийся поднос с вином и вышел за дверь. В зале на него тоже особо не смотрели, а, может, просто не подавали виду.
Альтаир заметил Малика случайно, всего лишь краем глаза. Он сидел среди других музыкантов, едва приметный внешне, но ужасно узнаваемый по резким завываниям кеманчи. Малик играл неплохо, но слишком агрессивно, пусть и с видом истинного виртуоза. Альтаир мог поклясться, что с семи шагов видел, как от гордости у Малика дрожали полуопущенные веки.
— Тебе лишь бы хвастаться, — фыркнул Альтаир про себя, чтоб никто не слышал.
Кеманча судорожно взвыла, когда Малик провёл по её струнам в последний раз. Вместе с ней замолкли и остальные инструменты. Какой-то краткий миг дрожащее в воздухе эхо музыки вознеслось к высокому потолку, но было сразу же заглушено аплодисментами. Малик от такого словно засиял и отвесил вежливый поклон. Альтаир скептически выгнул бровь, внимательно наблюдая за новоиспечённым музыкантом. Гости в зале перестали аплодировать, и музыка возобновилась, но намного тише и спокойнее. Малик и ещё некоторые музыканты вышли на задний двор. Альтаир мигом оставил свой поднос где-то на столе и незаметно прошмыгнул прочь из зала.
Малик сидел на одном из ящиков неподалёку от двери на кухню и когда он увидел Альтаира, то ничуть не удивился, разве что недовольно свёл брови. Орёл, которого совсем недавно отправили с лентой, расположился на том же ящике, без особого интереса вычищая перья.
— Неплохо играешь, — усмехнулся Альтаир, подходя ближе. — Может, и мне что-то сыграешь?
Малик тяжело вздохнул, закатив глаза.
— А ты мне что, заплатишь? — он скептически выгнул бровь. Альтаир в ответ фыркнул, но промолчал.
— Мог бы просто сказать нет, — сказал он, когда молчать было бы уже невежливо. Напряжённая тишина явилась снова, ещё сильнее и хуже предыдущей.
— Наконец-то вернёмся в Масиаф, — Альтаир потянулся и устало вздохнул.
— Вернёмся, — согласно кивнул Малик, но без особого энтузиазма в голосе. — Только давай пока подождём. Совсем немного.
Его голос звучал тихо, как-то непривычно неуверенно и грустно. Альтаир не ответил, сбитый с толку такой переменой в собеседнике. Орёл, до этого сидевший молча, хрипло засипел, нарушая тишину и требуя к себе внимания. Малик осторожно погладил его по спине, продолжая смотреть куда-то вниз, в одну точку. Альтаиру ужасно хотелось уйти, но он заставил себя молча ждать, пока собеседник придет в себя: из одного лишь уважения. Подобного с Маликом никогда не бывало, и, если быть честным до конца, Альтаир не знал, что ему следует делать. Молчание длилось не так уж долго. Он поднялся на ноги и слегка потянулся. Его лицо по-прежнему оставалось осунувшимся от усталости, да и в целом выглядел он не лучше мертвеца, но он всё равно смог вымучить из себя кривоватую и нескладную улыбку.
— Ладно, теперь пойдём, — Малик слегка склонил голову набок, не переставая криво улыбаться. Альтаир согласно кивнул и вернулся к лошади. Журавля около седла уже не было.
========== Часть 9 ==========
Комната была погружена во мрак. Тёмный и непроглядный, он, словно смола, окутал всё вокруг. Воздух здесь был чрезмерно тёплым и неприятно лился в лёгкие, нагреваясь там ещё больше. Дышать было практически нечем. Мрак в комнате бурлил и заходился рябью, отчего начиналось казаться, что ты надёжно скован в клетке. Малик медленно вдохнул, и от этого у него резко закружилась голова. В лихорадочном тепле явственно не хватало чистого воздуха — только отчётливый запах крови. Малик облизнул высохшие губы, металлический привкус только усилился. Каждый звук исчез, словно он моментально потерял слух. Руки досаждающе выли от усталости, будто кто-то влил ему в кости свинец. Он насилу пошевелил онемевшими пальцами, и нечто железное упало на пол. Неизвестно откуда появилась полоса белого, режущего глаза света, очерченная точными линиями.
Свет отчётливо обозначал очертания железной ножки кеманчи, которую Малик лихорадочно выломал, едва не сломав остальной инструмент. От новообразовавшегося источника освещения не было никакого проку: белая полоса света не рассеивалась и не выходила за обозначенные рамки, словно нарисованная на холсте неумелым художником.
Малик тяжело опустился на колени, ведомый одним лишь чувством усталости. Он медленно вздохнул, опустив голову. Он по-прежнему не слышал ничего, кроме собственного сердцебиения, звучащего подобно перезвону огромного колокола посреди бела дня. Запах крови усилился настолько, что выдержать его стало невозможно. Он выставил руки вперёд, под белесый обрывок странного света, чтоб лучше их рассмотреть. Поначалу его собственные очертания невыносимо рябили, но спустя пару секунд стали плотнее. Комната медленно залилась тускло-красным светом, помечавшим лишь смутные очертания предметов. Руки Малика были липкими от крови, и даже рукава вымокли и прилипли к коже. Он резко отдёрнулся от белого света, но тёмно-красное, едва отличимое освещение никуда не исчезло, а лишь усилилось.
Малик затравленно осмотрелся по сторонам: тени в комнате размывались и медленно двигались, точно лениво ползущие змеи. Где-то совсем рядом зажужжала муха, но очень быстро её гудение стихло, а после и совсем исчезло. Внезапно повеяло холодом, и Малик поёжился, содрогаясь от появившихся мурашек. Красный свет в комнате начал крепчать и становиться ярче. Предметы вокруг становились отчётливей, и вскоре Малик смог различить большой европейский стол, пару стульев и кровать в углу. На полу лежал старый потрёпанный ковёр, довольно маленький и пыльный. В краснеющем мраке, что засел в дальних углах, началось движение. Малик хотел было подняться или хотя бы подобрать ножку кеманчи для самозащиты, но ни руки, ни ноги не хотели слушаться.
Комната заполнилась гортанным, низким рычанием, напоминавшим угрожающий рык бешеной собаки. Малик попытался сделать вдох, но пустой и горячий воздух только обжёг ему лёгкие. Из бездонной темноты медленно вышло нечто, напоминающее изуродованного волка, лязгая когтями по деревянному полу. Его серая шесть встала дыбом на загривке, из обнажённой, лишённой кожи пасти капала вязкая кровь. Морда у него была большой и обглоданной, истерзанной чьими-то когтями и зубами. На тле кровавого месива особенно выделялись белые и острые зубы. Волк — или его подобие — медленно перебирал лапами, прожигая Малика голодным взглядом хищных жёлтых глаз. Малик всё ещё не мог сдвинуться с места, парализованный резко накатившим ужасом. Волк не спешил бросаться, изучая обездвиженную жертву. В его горящих гневом глазах смутно угадывалось нечто знакомое. С такой неистовой злостью мог смотреть разве что человек. Волк снова зарычал и бросился вперёд, распахивая чёрную, обезображенную пасть.
Малик проснулся от собственного крика. Он никак не мог перестать дрожать. Все в комнате сразу же проснулись и всполошились. Малик поспешно состроил спокойное выражение лица, в то время как его сердце норовило выломать рёбра. Самым первым всполошился Кадар.
— Малик, что случилось? — спросил он, не скрывая обеспокоенности, но всё ещё тихо.
— Ничего, — небрежно отмахнулся Малик, стараясь сохранять ровный тон голоса. — Просто кошмар приснился.
— Вы бы тише были, — в тишине комнаты раздался голос Саида. — Стража, думаю, уже идёт.
В подтверждение его словам в ветхую деревянную дверь постучали, и Кадар поспешно открыл её. Малик приподнялся на тюфяке и подался вперёд: в комнату вошёл стражник и осмотрелся по сторонам. В глазах у него застыл немой вопрос, а рука инстинктивно потянулась к мечу, покоящемуся в ножнах на левом бедре. Не увидев ничего подозрительного, он слегка успокоился, но руку убирать не спешил. Саид, не поднимаясь с постели, начал кратко изъяснять произошедший переполох, но Малик его уже не слушал. Стражник очень быстро ушёл, удовлетворённый ответом. Саида стража уважала: его в ученичестве почти сразу определили работать в казематах, так что все в Ордене невольно его побаивались. Не каждый день встречаешься с тем, кому определено уничтожать любого неугодного господину брата. От таких мыслей Малик содрогнулся.