— Знаешь, я думал, ты не придешь, — подает голос Анхель.
— Вот как, почему же? — спрашиваю я, не отвлекаясь от своего занятия.
— Потому что это не в твоем стиле.
— А ты знаешь мой стиль? — я убираю нож и смотрю на Анхеля. В темноте его почти не видно.
— Я же смотрел Игры с твоим участием, плюс, неплохо узнал тебя за полтора года.
— Не спорю, на 74-х Голодных играх я бы не рискнула возвращаться за бесполезными союзниками, от которых совершенно мало толку. Убивать и я умею. А тут другой случай. Кроме того, мне нужно было в этот день убить хоть кого-нибудь ради приза. Он, конечно, не ахти, но зато это признание. А это дорого стоит на Играх…
— Ты неплохо умеешь лить воду, Мирта, — говорит Анхель. — Но ведь дело не в этом. Хотя нет: не совсем в этом. Ты вернулась потому что Джерри твой друг.
— Неправда.
— Правда.
Я бросаю полный злобы и раздражения взгляд на Анхеля, уверена, даже в темноте он видит все эти эмоции.
— Ты, видно, плохо изучил меня, раз делаешь подобные выводы. Джерри — союзник, так же как и ты, и Лесли, и Дед. Нам просто выгодно пока быть вместе.
— И в определенный момент ты от нас избавишься…
— Или вы от меня, — парирую я. — Таковы правила Игр.
— Правила? — он посмеивается. — Не смеши меня. Волей одного человека здесь может измениться все. Если есть правила — значит есть стабильность. А на Играх ее нет. Все меняется буквально в считанные минуты, стоит только захотеть.
— Но одно незыблемо: в Играх есть один победитель.
— И это говоришь ты…
Я, стараясь не задеть спящих, преодолеваю короткое расстояние до Анхеля. Сажусь рядом с ним почти вплотную.
— Не смей, понял, не смей даже касаться этой темы, — злобно шепчу я, сжимая кулаки.
— Тебе обидно, я понимаю. Но ведь я об этом и говорю: нет никаких правил на Играх. И я говорю не о том, что распорядители сами могу менять все на ходу, я о нас. Об участниках, которые смеют пойти против правил.
Я некоторое время перевариваю его слова, а Анхель продолжает:
— В конце обязательно должен остаться один, тогда зачем нужны союзы? Зачем мы объединяемся? Только ли ради того, чтобы потянуть время?
Отчасти, но и еще и потому, что мы не хотим оставаться одни. Я не спорю, что союз — это ненадолго и я за то, чтобы он распался раньше, потому что это само страшное, когда ты прошел огонь и воду с тем, кого тебе надлежит убить. Я видел такой случай: Эбигейл Джексон — наша победительница. Я помню ее глаза, когда она осознала, что остались только она и ее напарник. Это был шок и страх. Страх в глазах профи! Не боязнь смерти, но боязнь его смерти. Какого ей был убить того, с кем она была до самого конца.
Я помню Джексон. Она и ее напарник стали символом настоящей командной работы. Они оба были очень сильными и на играх ходили с двумя огромными ростовыми щитами. Оружие тоже было, но почти на всем протяжени Игр они его
— На Церемонии награждения она выглядела вполне счастливой, — неуверенно произношу я.
— Конечно. Ведь таковы правила: радуйся победе, даже если тебя тошнит от себя, — Анхель нервно проводит рукой по волосам. — Ты можешь со мной не соглашаться, но ответь: неужели ты бы ни чувствовала то же самое, если бы в финале оказалась с Катоном?
Я закусываю губу. Конечно бы чувствовала. И также бы улыбалась на камеры, если бы смогла победить. Я вспоминаю рассказ Катона. Они отвели меня подальше и сказали, чтобы я вообще не говорил с тобой. Таковы правила…
— Тебя за это посадили, да? За подобные высказывания.
Парень усмехается.
— Нет.
— Тогда за что? Я не поверю, что за дурацкие песни тебя наградили тюремным заключением.
— Отчасти и за песни. Но это был предлог. На самом деле я просто увидел, что скрывается за благодарностью Капитолия нашему дистрикту. Чтобы попасть в Академию нужно пройти множество экзаменов. Тех, кто их не проходит отчисляют. И куда они уходят?
— В шахты, на стройки. Занимаются тем же, чем и остальные.
— Нет. Их отправляют в гору Авентин. В самые недра. Не за тем, чтобы работать, а чтобы становились миротворцами. Им промывают мозги, колют разные психотропные препараты, делают все, чтобы они забыли, что значит быть людьми. Им стирают все воспоминания о семье, о близких, о прошлом. Я нашел туда вход случайно… И видел их методы собственными глазами. Уйти мне не удалось.
Анхель замолкает и начинает слабо бить кулаком в пол, также как прошлой ночью. Я не знаю, что сказать. Да, по решению Капитолия после восстания Дистрикта-13 миротворческие базы перебрались в Дистрикт-2. Но это просто спецшколы, так же как наша Академия. Те, кто доучился в ней поступают на службу, а другие… Тут я вспоминаю Дею. Где же она сейчас? Неужели там? Мысль о том, что она стала бесчувственной машиной меня пугает. Она всегда была такой жизнерадостной, даже не смотря на суровую жизнь в приюте. Неужели они отняли это у нее?
— Ты понимаешь, что после этих слов распорядители не дадут тебе победить? — хриплым голосом спрашиваю я.
— Я и не хочу побеждать.
— Зачем же ты тогда вызвался добровольцем? Зачем тебе это все?
— Затем, чтобы помочь победить кому-нибудь другому, — не задумавшись отвечает Анхель. — И чтобы почувствовать себя свободным. Арена —
лишь площадка, но на ней я волен делать, что хочу. Я не выиграю, я это точно знаю. Но я хотя бы смогу вкусить свободы.
— Кому ты собрался помогать?
Парень вздыхает и закрывает глаза.
— Знаешь, ведь многие участники стали трибутами, только ради того, чтобы вырваться на свободу. И это их единственная мотивация. На свободе их никто не ждет: нет ни родных, ни близких, никого. А вот у тебя случай иной.
— Я сирота, как ты знаешь, — говорю я.
— Перестань, мы с тобой прекрасно знаем, кто тебя ждет на воле и ради кого ты вообще пошла на все это. Кроме того, уверен, тебе очень хочется отомстить Капитолию, ведь так?
Передо мной встает светлое, улыбающееся лицо Катона. Если я выиграю, то мои мечты о нашем совместном будущем, которые я пыталась гнать от себя, могу стать реальностью. Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение.
— Ты не ответил на мой вопрос. Кому ты собрался помогать? Деду? Гейлу?
Анхель улыбается, поудобней устраивается у стены.
— Необязательно. Спокойной ночи, — его тон дает понять, что разговор окончен.
Я хмуро смотрю на дверь. Как бы я не пыталась убедить себя в том, что слова Анхеля выдумка, но у меня слабо получается. На каждый мой аргумент есть опровержение. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что из него бы мог получится неплохой лидер сопротивления. У него есть четкая позиция, он хороший оратор. Вот кого нужно было делать символом восстания. Мои мысли вновь уносятся далеко за пределы арены, в Дистрикт-2, на Улицу победителей. Интересно, после победы мне позволят сменить дом? Неплохой есть по соседству с Уэйдом Ракином, на окраине. Я улыбаюсь и достаю из кармана карту. Завтра наступит третий день Игр: пора выходить на охоту.
========== Глава 17 ==========
Комментарий к Глава 17
Глава коротенькая, но надо было с чего-то начать после столь длительного перерыва :)
Утром меня тихонько будет Дед и сообщает, что Джерри заболел. Парень лежит в углу комнаты, укутанный в свою широкую рубашку. Тихо что-то прошептав, он утыкается в одежду и заходится долгим хриплым кашлем. Лесли снимает с себя кофту и заботливо обматывает голые ноги Джерри. Анхель предлагает развести небольшой костер, чтобы его отогреть. Никто не против. Лесли, взявшая на себя роль полевого доктора, скармливает Джерри таблетку. По ее вздоху, я понимаю, что парень болен довольно серьезно. Посовещавшись, мы решаем никуда до обеда не двигаться.
К полудню Джерри становится еще хуже. Время от времени он впадает в беспамятство и то и дело норовит отключиться. Лесли пытается отпоить его лекарствами, но тщетно. Я касаюсь его лба: горячий как печка. Лесли говорит, что, с одной стороны, это не так плохо: организм борется с болезнью. Но, глядя на мокрое от пота и почти зеленое лицо Третьего, в ее слова начинает с трудом вериться. Анхель предлагает сходить до Рога изобилия, поискать что-нибудь из лекарств и теплой одежды (если, конечно что же, все это осталось). Мы долго препираемся и в итоге решаем никуда не идти, а дождаться следующая дня, надеясь, что усилия Лесли не пропадут даром и Джерри хоть немного полегчает.
К вечеру я начинаю сходить с ума от скуки. Расположившись возле двери, я раскладываю на полу свою коллекцию ножей. От частого кашля Джерри мне становится не по себе и дело даже не в том, что я боюсь заразиться. Мне совершенно не хочется, чтобы мой союзник погиб так глупо. Одно радует: за весь день не прозвучала пушка, а значит все трибуты почти наверняка сидят по своим убежищам и носа боятся сунуть. Джерри начинает заходиться вновь и я, шумно вздохнув, быстро распределяю ножи по карманам и говорю, что схожу на разведку. Никто не возражает.
Лесли отключает сигнализацию и я наконец-то выхожу из поднадоевшей комнаты наружу. В первую очередь решаю наведаться в лагерь Гейла. Путь назад занимает немного времени. Как я и предполагала, лагерь заброшен. В нос бьет неприятный запах. Приблизившись к балкону, на котором был когда-то пост Мэг, я понимаю, что зловоние исходит от трупа Мадж Андерси. Значит, тела никто не забирает, что в целом логично — в закрытом помещение незаметно передвигаться миротворцам — или кто там ответственен за вынос тел — весьма проблематично. Я подхожу к телу и обыскиваю его, прекрасно понимая, что вряд ли найду что-то интересное. Однако я ошибалась.
Во внутреннем кармане куртки обнаруживается скомканная фотография. На ней Мадж, совсем юная, лет двенадцати, стоит рядом с очень похожим на нее мужчиной на фоне какого-то здания. Она выглядит очень счастливой. На обратной стороне фотографии надпись: «Всегда с тобой, всегда буду оберегать. Любящий папа». Я перечитываю эти строки несколько раз. Совершенно не трогает, да и должно ли? Что ж, надеюсь после Игр тело вернут отцу. Не знаю, как происходит захоронение трибутов в Двенадцатом дистрикте, но у нас это целая церемония. Хоронят на специальном кладбище, ставят памятную плиту и посмертно дают младшее офицерское звание. Родственникам павших выплачивается разовая компенсация от властей дистрикта, как по потери военнослужащего члена семьи. Если же победителем становится представитель Второго дистрикта, то он обязан сказать несколько прощальных слов своему погибшему земляку. Лицемерней этой традиции я еще не встречала. На моей памяти никто не произносил эти слова с искренним сожалением или благодарностью. Разве что та самая Эбигейл Джексон, про которую упоминал Анхель.
Тогда в Играх остались только представители нашего дистрикта. Помню, что они сошлись в честной дуэли. Сражались они долго, но, в конце концов, Джексон одержала верх. На похоронах напарника она говорила много, долго и ее речам действительно хотелось верить.
Я убираю фотографию обратно в карман куртки Мадж. Порыскав еще раз по лагерю и, не найдя ничего нового, я поднимаюсь на балкон и осторожно выглядываю за дверь, за которой скрылась Мэг. За ней оказывается узкая лестница, ведущая куда-то наверх. Я поднимаюсь по ржавым железным ступеням, стараясь издавать как можно меньше шума. Лестница никуда не сворачивает, никаких проходов тоже нет. Один путь — наверх. Подъем затягивается, но что-то мне подсказывает, что мне не стоит останавливаться. Я ускоряю шаг. У меня начинает немного кружиться голова. Почувствовав это, останавливаюсь: не хватает снова провалиться в беспамятство и погрязнуть в иллюзиях. Осторожно втягиваю носом воздух. Пахнет… свежестью. Сердце начинает биться быстрее, я кое-как сдерживаю себя, чтобы не побежать со всех ног наверх. Лестница заканчивается не запертой дверью. Я толкаю ее носком. Свежий воздух бьет в нос, а глаза ослепляет яркий закат.
Первые пять минут я тупо стою, не в силах оторваться от этого зрелища. Я оказалась на втором этаже невысоко здания, во внутреннем дворе, заполненным всякой рухлядью и обломками. Балкон, на котором я стою сквозной и проходит по всему периметру. В некоторых местах он пробит насквозь так, что если спрыгнуть можно оказаться внизу. А там, насколько мне хватает обзора, есть три входа в здание. Каждая дверь освещена тусклой лампой.
Вдруг дверь, что напротив меня со скрипом открывается. Я резко пригибаюсь и ныряю за груду обломков, что так удобно оказались на балконе. Идиотка! Встала во весь рост на счастье противникам. Осторожно выглядываю из-за укрытия. На площадке появляются две вооруженные женщины. Выглядят они сильно потрепанными: одежда порвана, на руках глубокие порезы, одна из них прихрамывает. Я полностью обращаюсь в слух.
— Уверена, что стоило уходить? — спрашивает хромая. — Мы же даже не знаем, что там впереди…
— Я в эти проклятые катакомбы больше не вернусь, — безапелляционно заявляет напарница. — Уж лучше умереть от голода, чем от лап переродков. Второго боя мы не перенесем и так досталось.
Женщины останавливаются, достают из рюкзаков по бутылке воды и жадно пьют. Остатками они обливаются, вытирают лица от крови и грязи. Одну из них — хромую — я узнаю. Дистрикт-8.
— И где мы достанем еду? Все там осталось.
— Найдем в Роге, а если повезет, наткнемся на кого-нибудь и присвоим себе, — с кровожадной улыбкой говорит здоровый трибут.
— Главное, не на Ювелира. Видела, что он сделал со Стивеном? Лучше покончить с собой, чем попасть в руки этого психа, — в голосе представительницы Дистрикта-8 звучит страх. Однако ее напарница настроена более оптимистично.
— Он нашел нас в катакомбах, значит и ищет там же. Вряд ли он успел уйти к Рогу. Все, пошли. Нужно залечь где-нибудь, пока не стемнело.
И они скрываются под моим балконом: я слышу скрежет двери. Значит, там есть еще один проход. Я выжидаю несколько минут и спешу вернуться к своим.
Добравшись, подаю условный знак и огонек сигнализации, который не разглядишь, если не знаешь где, тухнет.
— Как Джерри? — спрашиваю я, оказавшись в комнате.
— Спит, — коротко отвечает Лесли. Она широко зевает. — Завидую ему, сейчас бы поспать…
— Успеешь, слушайте… — и я рассказываю об увиденном.
— Значит, там есть нормальная еда? — оживившись от этой новости, спрашивает Лесли.
— Судя по их словам, да.
— Но там переродки, — говорит Анхель. — Мне кажется, не стоит туда идти. Еще и Вильямс…
— Но нам нужна нормальная еда, — протестует Лесли. — А вдруг там еще и лекарства есть, да и вообще обстановка получше? Джерри нужно тепло.
— Если допустить, что Арена — это копия Дистрикта-13, то описанное тобой, детка, очень походит на проход в столовую. Действительно, те еще катакомбы, — говорит Дед.
— Я готова рискнуть и пойти туда одна, — говорю я. — Хоть сейчас.
— Нет, я пойду с тобой, — Анхель встает. — Лесли и Дед останутся с Джерри.
— Вы только не задерживайтесь, — с тревогой говорит Лесли.
— Мы вас не бросим, если ты об этом, — Анхель подмигивает женщине. Мы решаем сделать вылазку ночью.
В девять вечера гаснет свет. Пушка так и не прозвучала: день без погибших. Лесли выпускает нас. Я иду впереди, Анхель чуть дальше, подсвечивая путь фонарем. На сей раз распорядители не подготовили сюрпризов и мы быстро добираемся до места. На небе луна ярко освещает двор. Мы обходим весь балкон, прикидывая, как нам лучше спуститься вниз. Не хотелось бы покалечиться и наделать шуму. Но едва мы успеваем перекинуть ноги через перила, как со стороны прохода, откуда вышли женщины, раздаются крики и чей-то смех. Переглянувшись, мы почти синхронно прячемся.
Смех и ругань усиливаются. Дверь с грохотом отпирается и оттуда выскакивает Лилит Хэлл. Он размахивает своим мечом, ее длинные волнистые волосы в свете луны кажутся серебряными. Она безумно скалится и выглядит невероятно счастливой. За ней выходит Лестер Вильямс, волоча за собой двоих: женщину из Дистрикта-11 в бессознании и Гейла. Парень связан по рукам и ногами, рот его закрыт кляпом, но он все норовит вырваться.
— Гейл! — громко шепчет Анхель.
— Тихо!
— Мы должны его спасти, — мой напарник опасно выглядывает из-за укрытия и я силой дергаю его обратно.
— Не смей, — вкрадчиво говорю я. — Рассекретишь нас и я тебя убью.
Парень не успевает ничего ответить: внизу Гейл предпринимает очередную попытку освободиться. Я была настолько поглощена наблюдением за его стараниями, что не сразу заметила, что с Лестером что-то не то… Мои глаза округлились: его лицо целое! Нет этих страшных шрамов и ободранной кожи. Вот какой подарок он получил за свое лучшее убийство. Представляю, насколько это дорогая вещь. Моя карта-лезвие рядом не стояла.