Ханаби было неуютно от постоянного молчания, поэтому она заполняла тишину сама. Чтобы не будить, шёпотом рассказывала о своих делах, о новостях, об эмоциях, испытанных ею от того или иного события. А может быть, наоборот, в его компании было очень комфортно, поэтому она чувствовала такую возможность. Не исключено, что это как раз из-за его молчаливости.
Перевязки были самым большим испытанием и для неё, и для него. Она каждой клеточкой ощущала боль, которую ему причиняет каждым своим действием. Но ей не хотелось, чтобы её прикосновения ассоциировались у него исключительно с болью. Кроме того, несмотря ни на что, его тело нельзя было назвать непривлекательным. В благодарность за его терпение во время очередной мужественно перенесённой пытки Ханаби позволяла себе осторожно, ласково гладить его плечи, или, пока он на боку, слегка размять неповреждённую часть спины (она ведь, несомненно, очень устаёт от постоянного пребывания в горизонтальном положении).
Странное чувство возникало у неё в такие моменты. Будто жалость плавно перетекает в нежность…
====== Фрагмент XIII ======
Однажды она совершенно опешила, войдя и обнаружив его бродящим по комнате. Конечно, это сильно сказано. Скорее он несмело хромал, контролируя ладонью шершавую вертикаль стены. Вторая рука была прижата к груди.
Ханаби подбежала и осторожно помогла. Оказалось, её голова едва доходит ему до подбородка. На вопрос, нужно ли что-то, она неожиданно получила ответ с просьбой провести его в душ. Удивившись и судорожно перебирая в голове мысли о том, как же это он собирается мыться, она даже не догадалась спросить что-то ещё и из интересовавшего её ранее.
Однако оказавшись в ванной комнате, он ловко нащупал кран. Ханаби была убеждена, что долго ему вот так не простоять, поэтому боялась выйти и закрыть дверь. Однако по тому, как его рука остановилась, так и не пытаясь открутить рукоятку, по нерешительному повороту головы в её сторону, Ханаби догадалась, что он вовсе не предполагал, что она уйдёт. Ему была нужна её помощь.
Густо покраснев и уговаривая себя, что она медик, что ничего неприличного в этом нет, и что ему действительно сложно наклоняться, Ханаби помогла раздеться. Сверху брызнула вода, смачивая бинты. Она старалась смотреть только на них, только туда, где имела место её непосредственная компетенция. Чтобы не намокнуть самой, пришлось снять душ и взять его в руку.
И только тут Ханаби обнаружила, что он развязывает повязку на голове. Если бы не цвет и чуть более низкое расположение, она напоминала бы протектор. Затаив дыхание и не замечая, что направляет струи мимо, Ханаби ждала, что же будет. Развязав узел, он взял у неё душ и окончательно стянул повязку, только когда слегка отвернулся. Вода упала на макушку, мокрые пряди волос заструились по лицу, делая неразличимой почти половину. Воспользовавшись тем, что обе руки пока свободны, Ханаби стала осторожно снимать бинты с торса. Она теперь завязывала бантик, чтобы обходиться без ножниц. С каждым освобождённым витком волнение нарастало. Ниндзя морщился — не до конца зажившие раны, наверное, щипало. И совсем уж смело было с его стороны взять мыло. Ханаби теперь направляла душ и старалась смывать пену как можно быстрее. Вниз она по-прежнему не смотрела.
Ханаби заметила на полочке рядом с мылом простенькую бритву. Чтобы чем-то себя занять и получить наконец-то возможность подобраться поближе и разглядеть его глаза, она решила, раз уж он купается, попытаться убрать дурацкую щетину, которая становилась уже полноценной бородой.
Она потянулась к нему ладошками, чтобы намылить щёки, и попросила стоять как можно неподвижнее. Трогательно послушный, он не без труда закрепил душ вверху и замер. Ханаби бережно отвела его волосы назад и тут же пожалела об этом. Вне сомнения, его слепота была необратима.
Смутившись, Ханаби провела станком по левой, уже намыленной щеке, но, похоже, рука дрогнула. Показалась маленькая красная капелька.
Она никогда этого раньше не делала. Может, не стоило и браться?
Неуклюже завершив начатое, Ханаби присмотрелась повнимательнее. Капельки воды скользили по лицу и мешались с капельками крови из нанесённой ей царапины. Не в силах оторваться, она проследила вниз путь одной из них. Вздрогнув, снова подняла взгляд. Ко всем прочим бедам, вся левая половина его лица была расчерчена шрамами. Однако они вовсе не были страшными и казались нарисованными карандашом.
Почему же ему так не везёт?
Но с другой стороны — разве легко быть героем?
Отвернувшись, Ханаби позволила ему домыться до конца. Только потом ей пришло в голову, что он всё равно не может видеть, смотрит она или нет. Украдкой обернувшись, она обнаружила, что он уже вытерся и повязал на бёдра полотенце. Ну и хорошо, можно выдохнуть.
И собраться с духом. Предстояла очередная перевязка.
====== Фрагмент XIV ======
Ханаби прикрыла за собой дверь.
В палате было тихо и оранжево. Едва уловимый сквознячок дразнил свежестью. В окно осторожно пробиралось утро.
Оно скользило по его подушке слева, в попытке лизнуть тонкие полоски шрамов на щеке.
Ханаби обратила внимание, что царапина от неумелого вчерашнего бритья за ночь исчезла.
Она стояла у двери, не решаясь подойти близко, и с каким-то новым, несмело копошащимся внутри чувством нежности смотрела на него. Она уже научилась определять, когда он спит. Без бьякугана. По дыханию и выражению лица.
Такой спокойный… В нём ощущалась сила. Не та, что бликует грубостью и жестокостью. А та, что дарит ощущение безопасности и притягивает этим к себе, пленит.
Словно загипнотизированная, Ханаби приблизилась к кровати.
На бинтах уже несколько дней не было крови, поэтому она решила, что к вечеру можно будет от них избавиться. При этой мысли глубоко внутри Ханаби что-то тоненько зазвенело, как натянутая пружина. Это казалось таким щекотным и неестественным, что Ханаби поспешила сделать что-то обыденное, чтобы развеять это ощущение, смазать его, как смазывается собственное отражение в реке, когда проводишь по воде ладонью. На глаза как раз попался его лоб, и на помощь пришла привычная уже проверка температуры. Как ладонью по воде…
Сегодня ей не спалось. Поэтому сначала она тренировалась в роще недалеко от дома, а затем на удачу кинулась в госпиталь пораньше. В полпятого утра. Самый сонный час — предрассветный. Ханаби была уверена, что если сейчас дежурный и не клюёт носом, то договориться с ним за бутерброды точно удастся.
Она привязалась к этому месту, особенно к пациенту со второго этажа, чьего имени даже не знала. Ханаби тянуло постоянно проверять его, как тамагочи. Когда она видела, что с ним всё в порядке, её внутренняя гармония восстанавливалась и она снова могла носиться по госпиталю, как маленький моторчик. Пару раз ей даже пришла в голову мысль, что она понимает Хинату, которая вечно торчит у Наруто.
Сонный. Заразительно сонный. Ханаби почувствовала, как её смаривает. От недосыпа, от ранней тренировки, от исходящего от него спокойствия… До рабочего дня оставался час. Стараясь не потревожить, она осторожно прилегла рядом.
И тут же вскочила. Что будет, если она сейчас тут заснёт?
Нет, этого делать нельзя. Тем более что у неё в голове уже созрел план.
В последний раз убедившись, что своими порывистыми движениями не разбудила, Ханаби покинула уютную атмосферу комнаты и спустя два этажа по лестнице окунулась в прохладу конохского утра. Путь домой занял в два раза меньше времени, чем обычно. Ничего страшного, если один день она пропустит. Нужно было выспаться. Сегодняшним вечером предстояло много дел.
Засыпая, она представляла, какого цвета могли быть его глаза.
— Ханаби-сама, вы проснулись? Спускайтесь к столу. Хиаши-сама хочет вас видеть. Нужна моя помощь?
Нацу?! Что ещё за новости? Она что, снова под надзором?
Первой мыслью было нырнуть под одеяло с головой и наотрез отказаться и просыпаться, и куда-то перемещаться. Но раз отец прямо послал за ней… Ничего хорошего не случится, если она станет медлить.
— Нацу… Пожалуйста, скажи, что я через пять минут буду.
Оставаясь в постели, Ханаби взглянула в окно. Яркий слепящий свет. День в разгаре.
Удары сердца срезонировали с воспоминаниями об утренней мягкости красок. Это промелькнуло всего на мгновение, не оставив впечатления правдоподобности. Тяжесть нависшего над ней плохого предчувствия прогнала все посторонние мысли. Нужно собираться.
Явившись в гостиную, Ханаби наткнулась на стол, сервированный на трёх человек. За ним никого не было.
Она села и принялась старательно крутить головой по сторонам, чтобы не смотреть на еду. Со вчерашнего вечера поесть ей так в голову и не пришло. Приступать же сейчас к обеду одной было дурным тоном.
Отец вошёл быстрым шагом — даже его волосы за ним не поспевали — и занял место во главе стола. Не здороваясь с Ханаби, а лишь одарив её серьёзным взглядом, приступил к еде.
— Разве с нами больше никого не будет? — решилась спросить она.
— Твой дедушка хотел присутствовать, но ему всё ещё нездоровится, — в голосе холод, сталь. — Почему наследница клана позволяет себе спать вместо тренировок? — суровый взгляд в упор на Ханаби.
Как всегда, когда отец на неё так смотрел, ей казалось, что она нематериальна. Что её кожа, мышцы, кости пропускают его взгляд через себя и демонстрируют ему самое сокровенное — все мысли, все чувства. От этого хотелось убежать и спрятаться, но невозможно было двинуться с места. Она с детства твёрдо решила, что когда-нибудь её глаза тоже будут обладать таким взглядом, под которым все цепенеют.
— Я уже тренировалась сегодня! Рано утром.
— К этому мы ещё вернёмся. К тому, с чего ты взяла, что тебе можно покидать территорию квартала, когда вздумается. А сейчас я спрашиваю, почему ты перестала регулярно тренироваться! Ты — будущая глава клана! Ты должна оттачивать техники Хьюга. Пока же я вижу, что твоя сестра стала сильнее тебя. Не исключено, что я изменю своё решение. Ты разочаровываешь меня, Ханаби. Такое отношение к тренировкам недостойно не просто главы клана Хьюга, но и вообще шиноби.
Ханаби подавленно молчала. Но всё же не смогла не попытаться постоять за себя:
— Отец, я регулярно тренируюсь! Я изучаю медицинские техники!
— Цунаде-сама тоже мне это говорила неделю назад. Что ты будешь помогать в больнице и тренировать концентрацию чакры во время изучения медицинских техник, а также укреплять силу духа. Просила разрешить тебе делать это в свободное от основных тренировок время, потому что им необходим бьякуган для спасения жизней шиноби Конохи, а твоя сестра одна, разумеется, не справляется. Я согласился, исходя из того, что это будет неплохая практика для твоих глаз. Твоя сестра обещала мне за тобой присматривать в стенах госпиталя. Но ты нарушила главное условие, под которым я на это пошёл. Ты стала пропускать тренировки в клане.
Ханаби сглотнула. Её изумлению и ужасу не было предела. Оказывается, отец знал всё, и знал давно… Но почему он не поговорил с ней раньше? Или вообще с самого начала? Может быть, это была проверка её самостоятельности?
— Это всё показывает, что ты ещё ребёнок и не способна распоряжаться своим временем. Поэтому мой прямой приказ: ты не пропустишь больше ни одной тренировки. Иначе мне придётся отменить нашу договорённость с Цунаде-самой. Тебе запрещено покидать квартал больше, чем на три часа в день в светлое время суток. Если бы я не был в долгу перед Цунаде-самой в связи с тем, что её работа спасла жизни множества членов нашего клана, я бы прямо сейчас прекратил эти твои занятия.
Всё могло быть гораздо хуже. Ханаби изо всех сил постаралась скрыть, что выдохнула с облегчением.
— Только бы Токума, только бы Токума, только бы Токума!
Ханаби сидела на кровати, скрестив ноги под собой, обхватив руками подушку, крепко зажмурившись и раскачиваясь взад-вперёд. На улице уже стемнело.
— Бьякуган!
Она тревожно обвела взглядом территорию. И едва сдержалась, чтобы не завизжать от восторга. Человеком, сидящим с включенным бьякуганом и производившим аналогичный осмотр — дежурным по кварталу — в эту ночь действительно был Токума!
Токума с детства больше всех оберегал Ханаби и испытывал к ней нежные чувства. Ханаби даже казалось, что он надеется когда-нибудь стать её мужем, благо у её отца он всегда был на хорошем счету. Ей было немножко стыдно за то, что она не отвечает ему взаимностью, и за то, что сейчас собирается с ним сделать.
— Токума! Привет, — держа в одной руке кружку с чаем, в другой — чайник, Ханаби пришлось открывать дверь попой и просачиваться в помещение тоже ей вперёд. — Скучно тебе тут? Мне что-то не спится. Днём, наверное, выспалась, — изобразив виноватый вид и подкидывая тему для беседы, улыбнулась она.
Токума выглядел усталым, но, увидев Ханаби, сразу просиял. Бьякуган его был уже неактивен. Дежурным полагалось использовать его раз в десять минут.
— Да, твой отец недоволен, Ханаби-чан, — поддержал Токума. Наедине он обращался к ней неофициально. Ей это нравилось. Почти никто в клане её так не называл. — Нам приказано не спускать с тебя глаз.
Ханаби укоризненно посмотрела на него.
— Ты же знаешь, что я не… Мне просто очень нравится заниматься у Хокаге-самы. Это так необычно для меня — тренировки не здесь и совсем другого рода. К тому же неужели ты думаешь, что под её присмотром я могу быть в опасности? — Ханаби врала напропалую. Ни одной тренировки медицинских техник, тем более с Хокаге, у неё не было. — Ой. Печеньки забыла. Я мигом. А ты начинай, а то остынет. И попробуй на сахар.
Ханаби вычисляла, сколько осталось минут до следующего использования Токумой бьякугана, бесшумными прыжками преодолевая двор и ворота. Доза снотворного была рассчитана так, чтобы заснул он быстро, но до конца своей смены точно пришёл в себя. Тонкости расчёта она запомнила на всякий случай из разговоров ирьёнинов.
Как только Ханаби оказалась на свободе, её рот непроизвольно растянулся в счастливой улыбке. Получилось.
Она не знала, что в комнате, которую она только что оставила, Токума отодвинул от себя кружку с чаем, не пригубив, и включил додзюцу. Заметив, что Ханаби повернула на улицу, он без спешки покинул комнату и направился вслед за наследницей клана.
Добравшись до госпиталя, он остался в кустах неподалёку и снова активировал бьякуган.
====== Фрагмент XV ======
В один из дней Обито пришла светлая мысль: по опыту, примерно за три недели полной неподвижности мышцы могут запросто уменьшиться в два раза. А потеря физической формы будет едва ли не хуже потери зрения. Правда тайдзюцу для слепого и так представляет немалую проблему, но лишаться последней силы не хотелось. Можно ещё, если что, кого-нибудь поджарить техниками стихии огня, но — в замкнутом помещении, где сам весь по уши в бинтах — как бы не перестараться.
Полной неподвижности, конечно, не было, Обито даже пару раз вставал (в душ: один раз помогал Какаши, второй раз — Какаши долго отсутствовал — пришлось просить медсестру).
Поэтому было принято решение почаще подниматься самому и, по возможности, превозмогая боль, напрягать все мышцы хоть как-то. В конце концов, не впервой. Хоть это и было целую жизнь назад. И тогда рядом был Спиральный…
«Стоп. А где у нас Зецу?! Какого чёрта он до сих пор ни разу тут не объявился?!»
Конечно, скорее всего, Обито под охраной. А на окнах, стенах, на полу и потолке печати от проникновения. Да и вся Коноха, вероятно, окружена барьером, и появление чужака внутри него, даже если он вылезет из земли, будет немедленно зафиксировано.
Обито приуныл. Скорее всего, причина отсутствия Зецу даже не в охране. Какой-то уголок сознания не покидала мысль, что было бы странно, если бы слуга Мадары остался с ним после воскрешения хозяина.
Ощущать терпкую горечь предательства для Обито было уже не в новинку.
Не без раздражения вспомнилась битва с Конан. Из-за этой девчонки Обито в который раз потерял руку из клеток Хаширамы. Зато попрактиковался в изанаги. В конце концов, он ещё легко отделался, учитывая силу взрыва, поглощённого им при помощи камуи. Обито тогда охватили злость и досада: только недавно восстановив эту руку после передряги с Абураме он старался успеть разработать её и привести её силу и координацию в надлежащую форму. А теперь из-за этой девчонки всё сначала. Было ясно, что до войны он восстановиться так, как хотелось бы, не успеет, хоть Обито и откладывал обещанные уже всем боевые действия столько, сколько смог. Пожалуй, в этом-то и была причина того, что он снова проиграл Какаши. Обито задумчиво сжал и разжал кулак многострадальной руки.