Новость о визите мистера Спенсера отвлекла меня, но ненадолго. Я потёр уставшие глаза и обратился к остальным.
– Ребята, у меня нет ни одной чёртовой идеи. Пожалуйста, скажите, что у вас она есть! – но все лишь обречённо развели руками. Кроме Тома. Он смотрел куда-то в одну точку на стене напротив, а потом вдруг щёлкнул пальцами, обращая на себя внимание.
– Почему бы нам просто не определить первичную структуру белков, кодируемых этими генами, и не переписать её на последовательность нуклеотидов? – спустя пару секунд на обдумывание тишину нарушила Джейн.
– Сделаю вид, что я не предлагала этого до тебя, – она сложила руки на груди и нахмурила брови, но её милое личико не смогло приобрести угрожающий вид.
– Нет-нет-нет, подожди. Мы это отвергли, потому что не знаем сами белки. И я придумал, как их определить. В этом нам помогут медузы! – теперь нахмурился я, хотя понимал, что Томми наводит интригу не ради забавы. – Вы что-нибудь слышали о флуоресцирующих медузах? Ну, это не страшно. Они продуцируют флуоресцентный белок, светящийся зелёным цветом, если посветить на них синим или фиолетовым. Так вот, я предлагаю соединить его ген с нарезанными нами кусочками генома вируса, чтобы искомый белок соединился с «подсветкой», и его можно было рассмотреть под микроскопом.
Его слова были спасательным кругом нам, тонущим в глубоком океане безысходности. Я тут же принялся прокручивать эту мысль в голове, чувствуя, как вдруг быстрее забилось сердце и пропала усталость.
– Томми, ты гений! – вдруг вырвалось у приобрётшего радостный вид Хэма, – Но только надо всё обдумать. Мне кажется, всё не настолько просто.
– Ты хочешь прицепить ген флуоресценции просто к случайному участку ДНК? Но это же стрельба вслепую! – первой вмешалась Джейн. Не знаю, хотела ли она просто доработать идею, но тон её был презрительно-недовольным.
– Всяко лучше, чем вообще ничего не делать, – парировал я, – Мы уже сделали кучу всевозможных нарезок. Отсеиваем отсюда уже известные последовательности, и получится уже не такое страшное число пар оснований.
– Ну что ж, возможно, – согласилась девушка, – Только есть ещё одна важная проблема. Пытаться смотреть на флуоресценцию в электронный микроскоп нет смысла – он не видит цвет. А в оптический ты даже через иммерсионное масло ничего не разглядишь у бактерии.
А вот это действительно было проблемой. Бактерии – настолько маленькие создания, что их самих не очень-то хорошо видно при максимальном увеличении в световом микроскопе, не говоря уже о возможности различить их отдельные внутренние структуры.
– Да и кстати. Какой вообще смысл изучать вирус в бактериях? Мы же ищем код к таинственным превращениям человека? – ход мыслей Томаса меня насторожил.
– Ты хочешь сказать, что нам нужно…
– Нам нужно инфицировать хотя бы эукариота. Вот я до сих пор не понял, почему Маркус всё ещё не испытывал животных? – он был искренне удивлён. Ну а ответ был вообще-то очевидным.
– Потому что вирус убивает больше девяноста процентов заражённых, Том! – я не смог сдержать негодования. Разве можно так цинично относиться к подопытным, пусть и животным? У этого лохматого гения совсем нет представления об этике, иначе откуда такое откровенное недоумение? – Подумай хотя бы о том, где взять столько подопытных и что делать с погибшими!
– Ну, мне кажется, что для Амбреллы это не проблема, – всё в той же искренности пожал он плечами.
Снова. Снова эта мысль о том, что я свернул не туда. И ведь никто, кроме меня, не возмутился по этому поводу. Что за собрание бессердечных, в конце концов? Нет, я вовсе не неженка и не против опытов над животными, всё же уже приходилось с этим иметь дело. Но… Но не в том случае, когда я знаю, что инфицирование Прародителем почти что гарантирует летальный исход! Это же как-то совсем ни в какие ворота…
– Я согласен. Денег и связей компании не занимать, так что нам ничего помешает, – и Хэм туда же. Хотя я отчётливо услышал в его голосе нотку сомнения.
Мои коллеги ещё несколько минут обсуждали план действий, дорабатывая его подробнее. Я же мог только наблюдать, с каким пренебрежением к факту смерти при заражении они относятся, и не спешил вновь сказать своё слово. Похоже, что это было бы бесполезно. Подумать только! С виду такие же, как я, парни и девушки оказались абсолютно беспринципными в вопросах даже научной этики.
«Что, опять совесть гложет? А может ты просто хочешь, как они, вылезти за рамки каких-то там неформальных правил и завидуешь?».
Всему есть предел! Этика существует, чтобы мы не забывали, кто мы есть: мы люди. Жемчужины эволюции, живущие в этом мире и с бережностью относящиеся к нему.
«Опять причитаешь, как старая бабка. Ещё скажи, что тебя постигнет кара небесная за твои грехи».
Да что же это я… Не хочу спорить с самим собой! Всего неделя прошла, а я уже достиг моральной дилеммы.
Тем временем остальные закончили обсуждение, приняв мой молчаливый ответ об отсутствии дополнений. А что я мог поделать? Они думают только о деле, и мои жалобы были бы просто пропущены мимо ушей. Коллеги решили отправиться к доктору Маркусу с предложением, и её автор, Томас Уотерс, прямо-таки рванул впереди всех. Я же не торопился и вышел из кабинета последним, окликнув в последний момент Хэма. Я должен был убедиться, что мне не показалось, будто он тоже не очень приветствует всю эту затею.
– Слушай, Саймон, – его полное имя на самом деле было Саймон Хэмптон, но, по его словам, к нему редко кто обращался по первому имени, – По-моему, я услышал от тебя, что ты не то чтобы реально согласен с этим экспериментом. Или я не прав? – я старался подобрать слова и нейтральный тон, чтобы это не звучало, как наезд. Он, судя по всему, не ожидал, что я прицеплюсь с этим вопросом к нему, но увиливать не стал.
– Вообще-то да. Не нравится мне эта перспектива, – ох, ну неужели один нормальный человек нашёлся. – Но в то же время я тут подумал… – эта пауза не предвещала для меня приятное продолжение разговора. – Понимаешь, Томми итак бы рассказал о своей идее доктору Маркусу, с нами или без нас. И я уверен, что тот согласится. А если не согласимся мы – согласится кто-нибудь другой, может даже в приказном порядке. В любом случае, экспериментам быть, и уж лучше ими займусь я. Качественно, в минимальные сроки и с минимальными затратами.
Я замедлился на пару шагов и немного отстал от Хэма. Его слова звучали обезоруживающе истинно, ведь на нашем месте мог бы просто быть кто-то другой. Тем более, как можно отказаться сейчас, когда мы так близки к получению ответа, как никто и никогда до нас?
«Ты же знал, куда идёшь, дружище, хватит обвинять всех вокруг в оправдании твоих опасений».
Чёртов внутренний голос был прав. Я сам добровольно подписался на это, и глупо сейчас снимать с себя ответственность. К тому же я снова чувствую, что накручиваю себя, вешая на других ярлыки каких-то злодеев и мерзавцев, хотя они ничего ещё не сделали и вообще едва ли преследуют такие цели. Что поделать, если с детства меня научили, что самое бесценное в мире – это жизнь и отнимать её – самое страшное преступление.
* - разделение цепочки ДНК на мелкие фрагменты с помощью специальных ферментов.
========== Часть 2. ==========
Доктор Маркус очень обрадовался, когда услышал новое предложение. Совсем как маленький ребёнок, которому сказали, что он поедет в Диснейлэнд. Мне даже показалось, что он готов кинуться обнимать Томми, но всё-таки показалось. Хотя я бы не удивился.
Он также послал за своей старшей лаборанткой Мелиной Уилкинсон, которая была главной по всей имеющейся аппаратуре и обучала нас всем тонкостям работы с ней. Простодушная на первый взгляд женщина лет тридцати-тридцати пяти с большими глазами любила с нами поболтать, узнать кто откуда и как сюда попал, при этом ловко управлялась с настройками таких габаритных и сложных устройств, как электронный микроскоп и центрифуга. Выслушав план работы, она сказала своё слово.
– Боюсь, что такая лабораторная техника стала появляться совсем недавно, поэтому я даже не знаю, где бы можно было её достать, – Мелина сложила ладони в замок и ждала реакции от доктора Маркуса.
– О, об этом не беспокойся, – махнул он рукой, из которой не выпускал свои записи ещё с момента нашего появления, – Я уверен, что Спенсер решит эту проблему. Этот мешок с деньгами что угодно сделает, лишь бы мы удовлетворили его любопытство.
Похоже, что мистер Спенсер заинтересован в нашей работе не меньше нашего руководителя. Я его прекрасно понимаю: стоит только представить, какой фурор произведут наши открытия для сферы фармации и биологии в целом. И я приложу к этому событию руку.
Мы долго обсуждали идею Томаса с доктором Маркусом, раздумывали над наиболее эффективным методом внедрения флуоресцентного гена, строили предположения о составах и конфигурации искомых белков. Насчёт последнего не нашлось ни одного наиболее вероятного варианта. У меня вообще была одна мысль по этому поводу.
– Думаю, что в организмах разного уровня организации вирус экспрессирует разные гены. Или же где-то активирует малую часть, где-то – большую. Иначе как объяснить, что бактерии со встроенным вирусным геномом продолжали размножаться, а люди, согласно данным наблюдений, погибали почти все? – коллеги согласились со мной, и доктор Маркус нашёл простой способ изучить это.
– Тогда пройдёмся по эволюционному древу снизу-вверх.
Я пообещал себе, что отброшу все угрызения совести, поскольку нам предстояла чрезвычайно важная по значению для науки работа. Я – часть этого дела, и не могу отказаться. Тем более, что чем больше я размышляю о возможных открытиях, тем сильнее мне хочется их приблизить, увидеть своими глазами, записать в отчётный журнал и начать разбираться в них часами напролёт. Должно быть, то же самое чувствует доктор Маркус уже столько лет.
***
За последующие несколько дней Учебный Центр оживился, словно он был не учебный, а торговый. Через кратчайшие сроки в подземную лабораторию привезли и установили спектрофлуориметр. Доставили огромное множество ящиков с подопытными червями, рыбами, насекомыми, паукообразными и прочими существами, а также всё для их содержания. В персонале тоже заметно прибавилось. Из соседнего исследовательского центра, про существование которого я узнал только сейчас, к нам перевели несколько лаборантов и двух полноценных зоологов. Из разговора с последними я узнал, что в их центре им особо нечего было делать, так как в нём в основном работают ботаники и химики.
И я был бы удивлён наличием у Амбреллы ещё одной скрытой станции, если бы не был погружён во всю кипящую гущу событий с головой. Жажда узнать загадочные секреты коварного вируса поглотила меня, особенно теперь, когда создавались абсолютно все условия для утоления этой жажды. Я без раздумий бросался помогать каждому, чтобы поскорее ускорить процесс. Каждый день проделывал все стадии эксперимента, которые мы поставили на конвейер.
С самого утра я бежал в часть подземного комплекса, где проводилась ПЦР*. Вооружившись плотными перчатками и защитными очками, я помещал растворы с ДНК в термостат, затем аккуратно охлаждал их, добавлял праймеры, потом снова нагревал и добавлял нуклеотиды и полимеразу. Получив так тысячи генов флуоресценции, я направлялся в сектор, где создавались векторы генной модификации. Для работы в нём защитная одежда была посерьёзнее – одноразовый комбинезон, респиратор и плотные очки. Так надо было, потому что там выделенные гены, соединённые с предполагаемо искомым участком ДНК, мы вводили в геном модифицированных аденовирусов, которые обычно вызывали противные болячки, вроде вирусной простуды, а больные сотрудники никому не нужны. Соорудив таким образом нужный «снаряд», я запечатывал его в плотный металлический ящик и направлялся в главную часть лаборатории – испытательную комнату, где полученный вирус вводился в подопытный организм.
Испытания на одноклеточных дали первые, в буквальном смысле видимые результаты. Одна из комбинаций, номер которой перевалил за вторую сотню, удачно соединилась с ДНК и начала продуцировать подсвеченный белок.
Впервые увидев свечение внутри живого организма, я по-настоящему заворожился. Настолько маленький организм, одна единственная клетка, а жизнь кипит в ней похлеще, чем в нашем комплексе. Подобное чувство не раз посещало меня на протяжении всей жизни, когда я читал детские энциклопедии, школьные учебники и научные труды в университете. И с каждым разом оно становилось всё сильнее и ярче, ведь я постепенно углублял свои знания и понимание законов жизни. Чем больше знаешь о том, как работает всё живое на свете, тем больше поражаешься мощи природы и гармоничности её уклада. А потом приходит осознание: человек, будучи дитём этой самой природы, дорос до того, что уже сам может создавать чудеса по законам, созданным его матерью.
Эти мысли носились у меня в голове, пока я созерцал в микроскопе движущиеся светящиеся точки внутри клетки. Проанализировав данные эксперимента, мы предположили, что это транспортный белок, а проведённые дополнительно опыты доказали гипотезу.
Не только я, но и вся наша команда была, как на иголках. Со стороны мы, наверное, были похожи на пчёл, усердно трудящихся над общим делом, максимально выкладывающихся ради него и готовых ужалить любого, кто помешает. Бешеный, по сравнению с течением всей моей предыдущей жизни, темп выдерживался мною на ура, чего я не замечал, потому что он меня и не беспокоил. Но всему есть предел.
***
– Марти, ау, ты чего разлёгся? – сквозь приятную пелену дрёмы я услышал знакомый женский голос и затем почувствовал прикосновение к руке.
Оказывается, я уснул за рабочим столом во время написания отчёта, даже ручку до сих пор держал между пальцев.
– Ох, да просто утомился немного, – быстро потерев сонные глаза, я обернулся к Джейн. Когда её руки не были заняты, она всегда либо держала их скрещёнными на груди, либо прятала в карманы халата. Сейчас было второе.
– Немного? Ты себя в зеркало-то видел? – она усмехнулась и забрала лежавший передо мной недописанный журнал. – Полагаю, ты уже давно толком не спишь, если путаешь буквы «б» и «д», – в этот раз Джейн натурально засмеялась.
Что? Неужели я в самом деле такой трудоголик? Резко отобрав обратно записи у неё, я сначала попытался сфокусировать всё ещё сонный взгляд, а потом обнаружил, что в нескольких последних словах действительно перепутал написание букв.
– Всё. Дожил, – грустно отметил я и подошёл к зеркалу в углу кабинета. Глаза в самом деле были совсем красными, да и не брился я уже три-четыре дня точно.
– Съезди домой, отдохни. Не хватало ещё, чтобы ты где-нибудь с пробиркой в руке отключился, – быть может, эта рыжеволосая саркастичная особа и права, но домой мне совершенно не хотелось.
– Спасибо за заботу, конечно, но я лучше просто посплю в своей комнате.
– Скоро ведь Рождество. Неужели не приедешь к семье, не подаришь подарок любимой девушке? – я прямо застыл, как вкопанный.