— Дин… — сказал Сэм тихо, глядя на него с другой стороны кровати.
— Каждый долбаный месяц был по-своему ужасен, Сэм, — продолжал Дин. Он пролистал тетрадь — она раскрылась в середине, на разделе про ноябрь. Дин посмотрел на записи. — Вот, например, День благодарения. Оказывается, Кас провел День благодарения, ночуя на полу в паршивой тесной подсобке, в паршивом магазине на заправке, и все, что у него было на ужин, — это буррито за 99 центов! И это был его праздничный ужин, Сэм…
— Дин…
— …это буррито он позволил себе по особому случаю! Паршивое буррито за 99 центов — это был его праздничный ужин на День благодарения, это он себя побаловал! Буррито за 99 центов, разогретое в микроволновке, на паршивой заправке, в полном одиночестве. Он работал на этой заправке, это я знал, но — он спал в подсобке, и об этом я не знал — я навещал его там однажды, но он скрыл это от меня! Он скрыл, что ему негде ночевать, чтобы я не подумал о нем хуже. Он был бездомным, Сэм, и скрыл это, чтобы я не подумал о нем хуже! И в День благодарения ему некуда было пойти, а я ему даже не позвонил, и, пока он разогревал себе это паршивое буррито, ему стало так тошно, что он даже съесть его не смог, а закинулся снотворным и отключился на бетонном полу в подсобке, в тринадцать градусов, не имея даже подушки! Это, блин, его первый День благодарения на Земле, Сэмми! И — знаешь, что он пишет в конце?
Сэм оставил попытки его прервать. Теперь он только пристально смотрел на Дина.
— Он пишет, он пишет… — Дин отыскал нужную страницу и зачитал: — Он пишет: «Надеюсь, Сэм и Дин хорошо ужинают где-то». — Дин поднял глаза на Сэма, встретив его прямой серьезный взгляд.
— А ПОТОМ… А потом, господи, в Вайоминге… — продолжал Дин, пролистывая дневник вперед. — Он последние деньги скопил на то, чтобы купить нам пива — он планировал это заранее, как жест дружбы, и вот ему наконец выпадает этот шанс, в том баре — помнишь, — и он покупает нам пиво — и я тотчас же попросил его уйти! Я вообще даже не заметил это пиво! Ни ты, ни я не выпили пиво… — голос Дина стал срываться. — Сэм, он решил, что мы таким образом отвергли его дружбу! И… и… Сэмми, я облажался настолько, что… об этом ты должен знать: Кас думал, что и ты на него злишься.
При этих словах Сэм непонимающе моргнул, и Дину пришлось заставить себя продолжать:
— Потому что я говорил ему, что ты не хочешь с ним разговаривать. Из-за Гадриила… И я просто… я не подумал… Мне не пришло в голову, как он это воспримет, что, конечно, он решит, будто ты на него зол и не хочешь с ним общаться… я даже не подумал об этом! И из-за того, что я его прогнал, его поймали и пытали, и он снова потерял работу и все, что у него было! И потом он заболел…
Дин умолк.
Последовала длинная, тяжелая пауза. Лицо Сэма теперь было мрачным.
Клик-пшшш.
Дин с трудом заговорил снова:
— И он все думал, что я позвоню. Составлял эти списки, о чем меня спросить…
Его горло сжал спазм, и ему пришлось замолчать и сделать пару глубоких прерывистых вдохов. Дин почувствовал, что больше не в силах смотреть на Сэма и не в силах смотреть даже на Каса — теперь он мог смотреть только на синюю тетрадь. Он разглаживал рукой ее потрепанную обложку на протяжении нескольких неровных вздохов.
Наконец взяв себя в руки, Дин продолжил:
— Это было последнее, что я сказал ему, когда выставил его за дверь. Я сказал, что позвоню. Я даже не знал, услышал ли он меня. Я должен был позвонить, но с Гадриилом и всеми этими событиями я просто… не сделал этого. Просто, сука, не сделал. Ему нужна была моя помощь, Сэм, ему нужна была моя помощь, и я мог ему помочь, и не помог… У меня все это время был его номер телефона, и я ни разу не позвонил. Я так его подставил… Я и тебя подставил ужасно, Сэмми, и Кевина подставил, и Каса… Ты оказался таком в ужасном положении, а Кевин вообще умер, и Кас теперь…
Дин замолчал.
Сэм по-прежнему молча смотрел на него. Дин отважился взглянуть на изувеченное лицо Каса.
Клик-пшшш.
За ночь Дин узнал, что между каждыми двумя «клик-пшшш» проходило три длинных секунды. Ровно три.
Клик-пшшш.
Клик-пшшш.
Сэм протянул руку над изножьем постели Каса и осторожно вынул тетрадь у Дина из рук. Закрыв глаза, Дин позволил ему забрать ее.
Когда он открыл глаза, тетрадь была раскрыта в руках у Сэма, и он просматривал первую страницу. Глядя, как глаза Сэма медленно скользят по странице, Дин затаил дыхание. Лицо Сэма слегка напряглось, но он ничего не сказал.
«Спросить у Дина, когда он позвонит».
Спустя несколько долгих секунд Сэм закрыл тетрадь, повернулся к столу на колесах и спрятал тетрадь обратно в сумку Каса. После этого он взял со стола кекс, задумчиво взвешивая его в руке. И снова повернулся к Дину.
— Ты поешь что-нибудь, правда, — сказал Сэм, протягивая кекс.
Дин посмотрел на кекс: это был приятный на вид свежий черничный кекс, но от мысли его съесть у Дина подступила к горлу желчь.
— Если я его съем, мне будет плохо, — сказал Дин честно.
— Да, — ответил Сэм, вглядываясь в его лицо. — Да, по твоему виду похоже. Ладно.
Он засунул кекс обратно в бумажный пакет, завернул пакет сверху и отдал Дину.
— Оставь на потом. Слушай. Иди-ка в отель и поспи немного. Ты вчера весь день был за рулем, а потом всю ночь не спал и переживал. Оставь тетрадь здесь и иди поспи — ты ведь понадобишься Касу сегодня, так? Чтобы все объяснить и загладить вину? Вот и иди отдохни.
Клик-пшшш.
— Я никогда не смогу этого загладить, — медленно произнес Дин.
Клик-пшшш.
Сэм спокойно ответил ему:
— Не теряй веры.
— Я и перед тобой этого не смогу загладить, — сказал Дин.
Клик-пшшш.
Сэм тихо вздохнул и повторил почти задумчиво:
— Не теряй веры.
Дин пристально посмотрел на него, ища в его лице сарказм. Но на лице Сэма не было сарказма. На нем не было даже злости. Как ни странно, Сэм вообще не выглядел раздраженным — впервые за долгое время. Вместо этого он выглядел лишь печальным.
Дин кивнул. Прочистив горло, он сказал:
— Позвони, если что…
— Позвоню.
Дин сделал шаг к выходу, потом еще один, наблюдая, как Сэм сел у постели Каса. Сэм больше не поднимал глаз на Дина, и в конце концов Дин повернулся, снял пальто с крючка и вышел за белые шторы.
Он задержался снаружи, сжимая в руках пальто, и услышал, как Сэм заговорил с Касом:
— Привет, Кас. Ты уж просыпайся сегодня… А то ты порядком напугал Дина. Ты и меня напугал, по правде сказать. — Послышался вздох. Сэм продолжил: — Дин говорит, что День благодарения у тебя вышел не очень. Было бы здорово устроить тебе более приятное Рождество. Так что ты просыпайся! И, Кас… — Пауза. — Я вообще не был на тебя рассержен. Больше того, я за тебя волновался. Я только знал, что ты все время уходишь, и не мог понять почему. Я бы очень хотел тебе об этом сказать, когда ты проснешься, так что… проснись, ладно?
Клик-пшшш.
Дин заставил себя уйти.
***
Дин вышел по длинному коридору, через фойе и раздвижные входные двери госпиталя на пронизывающий утренний холод. У выхода он остановился, прищурившись от порыва ветра в лицо, огляделся и попытался сориентироваться. Было около восьми утра, но на улице еще сумрачно — солнце только начало всходить.
«22 декабря, — вспомнил Дин. — Второй день зимы».
Рассвет означал лишь, что плотный слой облаков над головой посветлел с черного до угольно-серого. Падал легкий снег, и снежинки небрежно кружились на пронзительном ветру.
Дин наконец заметил отель в паре кварталов справа и направился туда. Вскоре он сообразил, что забыл застегнуть пальто. Порывы зимнего ветра пробирались под полы, и Дин постарался запахнуть пальто рукой покрепче. Однако он забыл надеть и перчатки, и скоро его голая рука тоже заныла от холода. Но одна мысль о том, чтобы остановиться и начать уделять себе внимание — надевать перчатки и застегивать молнию, — казалось невыносимой. Поэтому Дин пошел сквозь снегопад, сжимая полы пальто рукой, сгорбившись, втянув голову в плечи и чувствуя, как царапает кожу ледяной ветер. По пути он думал: «Вот так, должно быть, чувствовал себя Кас. Когда позапрошлой ночью шел на морозе, с пневмонией. Пытаясь добраться до больницы».
«Нет, не пытаясь добраться до больницы, — вспомнил Дин. — Он искал не больницу. Он пытался найти, где зарядить телефон. Чтобы позвонить мне».
Дин поспешил через улицу и быстрым шагом прошел два квартала до отеля. Внутри тепло накрыло его ощутимой волной. Фойе отеля с мягкими диванами на ворсистых коврах казалось настоящим оазисом роскоши. Все пестрело рождественскими украшениями: на стенах были развешены мерцающие лампочки в форме сосулек, на всех поверхностях разложены хвойные ветки и на столиках у диванов расставлены ярко-красные рождественские цветы. В углу стояла высокая красивая елка в красных бантах и блестящих золотых украшениях. На верхушке елки был закреплен ангел. У него были пушистые белые крылья, выгнутые над плечами, и задорный золотистый нимб над головой.
Дин остановился и некоторое время смотрел на ангела. Потом развернулся и прошел мимо лифтов в поисках лестницы. Обычно Дин пользовался лифтом, но сегодня он поднялся на третий этаж пешком.
Наконец он нашел номер 301, открыл дверь, зажег свет и огляделся.
На каждой из двух кроватей в номере оказалось по шесть подушек. Шесть. Четыре обычных и две пухлых маленьких, декоративных. На каждой кровати. Всего двенадцать на номер. Дин откинул покрывало и увидел, что на каждой кровати имелось также по два одеяла. И еще два сложенных одеяла лежали в шкафу. В ванной комнате была полка с горкой сложенных белых полотенец. Дин посчитал: четыре белых банных полотенца, четыре опрятно свернутых полотенца для рук и два белоснежных мини-полотенца для мытья. Плюс подстилка под ноги. На маленьком подносе стоял набор из жидкого мыла, шампуня, кондиционера и лосьона для рук в четырех пузырьках, выставленных крестиком. Кофеварка ждала наготове вместе с ассортиментом сортов кофе и чая, двумя завернутыми в целлофан стаканчиками и двумя прочными кофейными кружками. В номере имелся и мини-холодильник с десятками миниатюрных бутылочек спиртного, банками газировки и бутылками с водой, а на столе у стены лежало меню доставки еды в номер. В номере было тепло и уютно — на окнах висели занавески, на тумбе стоял большой телевизор, рядом — стол со стулом и мягкий диван.
Дин стоял посреди комнаты, оглядываясь по сторонам и гадая, как это он раньше не замечал, насколько роскошным может быть обыкновенный номер в отеле.
Сэм уже занял одну кровать, и рядом на стуле стояла его открытая сумка. Оказалось, он поднял в номер и сумку Дина — она лежала на второй кровати. Эта кровать была нетронута — шесть ее подушек лежали прилежно взбитые в ожидании своего постояльца.
Дин сбросил ботинки, стряхнул с плеч пальто и сел на кровати. «Как же хочется под горячий душ, — подумал он. — И выпить».
Он не пошел в душ и не выпил. Вместо этого он поставил будильник на четыре часа вечера, выключил обогреватель и снял со своей постели все шесть подушек, благоговейно сложив их на диване одну за другой. После этого он забрался под покрывало прямо в одежде, в темноте, в остывающем номере. Без подушек.
Улегшись в кровать, он снова начал молиться. Он знал, что это бесполезно. Но что еще оставалось делать? Поэтому он лежал, молясь Кастиэлю снова и снова. Он чувствовал, что это безрезультатно, но все равно продолжал.
Он молился так долго и был так утомлен, что случилось нечто, чего никогда раньше с ним не происходило: Дин заснул прямо посреди молитвы Кастиэлю. Молитва струилась и изменялась, мысли о Кастиэле кружили в сознании Дина, распадаясь на фрагменты и улетучиваясь в дремоту, и молитва перетекла в сон.
***
— Кастиэль… Кастиэль, ты меня слушаешь? — все еще повторял Дин, когда вдруг понял, что он больше не в своей постели. Теперь он лежал на каменной земле.
В удивлении открыв глаза, он обнаружил, что лежит на спине на каком-то открытом пространстве, глядя в небо. Высоко над ним сквозь темные облака прорывались впечатляющие языки алого пламени. Там, наверху, метались крылатые существа. У некоторых были крылья с белым оперением, мерцавшие золотом или серебром, у других крылья казались черными или красными и по форме напоминали крылья летучих мышей. Сверху доносились звуки отдаленной битвы.
Недалеко от того места, где лежал Дин, в небо возвышались гигантские каменные врата. Они казались высотой как минимум в милю.
Однако все выглядело каким-то туманным. Фигурки в небе были слегка размытыми, громадные каменные врата — поблекшими и нечеткими. Как кадры из старого кино, в котором выцвели краски.
Внимание Дина привлек звук ударов и всплесков. Дин сел, огляделся и обнаружил, что находится на каменном берегу огромного грязного болота. Что-то билось там, в мутной воде, ярдах в десяти от берега. Из-за брызг грязной воды сначала трудно было разглядеть что там, но это было какое-то существо с крыльями — с дымящимися, покрытыми грязью крыльями. На мгновение существо замерло.
Это был Кастиэль.
Это был Кас, и у него были крылья. Огромные крылья. Они были распластаны по обеим сторонам от него и представляли собой месиво обгоревших перьев, пепла и крови. Местами крылья даже дымились. Дин не мог различить исходный цвет оперения — все казалось вымазанным грязью, кровью и золой.
— Кас? Кас! — позвал Дин, поднялся на ноги и бросился к нему. Но, сделав два шага в болото, Дин сам начал быстро погружаться в грязь — трясина, казалось, цепляла его за ноги и тянула вниз, как какой-то зловещий ледяной зыбучий песок. Через несколько секунд Дин увяз уже по бедра и все продолжал погружаться, поэтому он вынужден был в спешке выбраться обратно на берег, цепляясь за твердь руками и ногами. Шатаясь, он встал на ноги и снова позвал: — КАС!