— Стань другом и Хранителем Аширы, — сзади кто-то закашлялся, наверняка сам названный. А Тсуна смотрел испытывающее, требовательно, выжидающе — Мукуро понял, что отказаться у него права нет.
— Ку-фу-фу, — привычно усмехается Туман, протягивая ладонь для рукопожатия; мальчик резко встал и потянул за протянутую руку Мукуро вверх, ставя на ноги.
— Я рад, — честно произнёс Тсуна, прикрывая ясные горящие глаза, и боль отчего-то притупилась, а сделка закрепилась на пламени. Вот же сукин сын! Видимо, что-то такое было написано у него на лице, потому что Тсуна только гаденько хихикнул. — Ну-ну, лучше тебе не знать гнева Вендиче, если со мной что-то случится, — это не угроза, лишь константа, и улыбка… очередная ребяческая солнечная улыбка, которая неуловимо отличалась от всех предыдущих.
Кажется, Мукуро столкнулся с профессионалом.
Ашира, очень мягко говоря, был в шоке. Кто такие Вендиче ему объяснили ещё по пути в этот заброшенный театр, когда Реборн почувствовал их леденящую ауру и жажду убийства. Находясь с ними в одной комнате Ашира понял это, как никогда, отчётливо. Эти существа возможно, когда-то, были людьми, но то что он ощутил рядом с ними не шло ни в какое сравнение ни с чем, что он успел до этого увидеть. Это были монстры, порождённые ненавистью; это были мертвецы, которые отказались умирать и гнили изнутри; это были беспристрасные Стражи омерты, чей закон нельзя нарушать, что лучше успеть умереть, чем попасться Вендиче. Если ты попал к ним, то обратной дороги нет.
Ашира чувствовал это всем своим существом; Ашира захотел помочь Мукуро и его подручным, лишь бы те не оказались в тяжёлых давящих цепях восставших из могил чудовищ; Ашира готов рвать на себе волосы, когда видит рядом Тсуну, своего младшего слабого брата, который спокоен настолько, что не вписывается в общую атмосферу. Слова Тсуны разносятся по помещению раскатами грома, настолько было тихо, настолько чётко и непринуждённо говорил брат. Тсуна, казалось, не чувствовал той удушающей ауры смерти, того непроглядного отчаяния, что несут вместе с собой Вендиче — он улыбался им, как членам семьи и просил отпустить преступников, словно выпрашивал шоколадную конфету у мамы до ужина. Интуиция Аширы успокоилась с приходом Тсуны, проникновенный голос брата цеплял даже его, а странное ощущения безразмерного непонятно откуда пришедшего умиротворения помогло расслабиться. Савада скосил взгляд на Реборна, тот стоял задумчивый и хмурый, замечая явно больше своего глупого ученика.
Когда Тсуна обнял одного из Вендиче, то у Аширы натурально отпала челюсть и даже репетитор не торопился вставлять её на место, поражённо хмыкнув. Если бы Ашира знал, что такой реакции от Реборна не смог добиться ни один другой Аркобалено, то непременно бы запечатлел этот момент в своей памяти. А Тсуне хоть бы хны, он радушно помахал на прощание этим существам и развернулся к Мукуро, о чём-то тихо с ним переговариваясь. Услышать удалось лишь, что младший брат предложил ему стать Хранителем старшего. Ашира не уверен, но кажется после сегодняшнего дня, его ничего не удивит ближайшие лет десять.
И вот, Тсуна смотрит на эти воистину смешные лица и жалеет, что в его телефон не встроена камера.
— Мама просила купить молока по дороге домой, — непринуждённо говорит, разворачивается он к выходу, — не опоздайте на ужин, — оставляя последнее слово за собой, Тсуна сворачивает за угол, пропуская внутрь медиков Вонголы.
========== Часть 5 ==========
У Реборна было дикое желание позвонить Девятому с Емицу на пару и наорать на них благим пожеланием всего хорошего их здоровью и будущего в целом. На экспрессивном итальянском, чтобы посыл точно дошёл до адресатов. Потому что Аркобалено не понимал всей своей чёрствой душой: как? Просто объяснить ему, как можно было не заметить такое Небо?
Реборн рисковал, когда после ужина решил в едином резком порыве дотронуться до Тсуны, кожа к коже, влить немного пламени… и получить такую отдачу чего-то непередаваемо укутывающего тёплого и мягкого, как любимое одеяло, что сразу клонило в нёгу и сон, чтобы насладиться этим чувством мгновенно. В себя его привёл, как ни странно, сам Тсуна, с небывалой наглостью потянув его за щёки, как ребёнка! Тсуна улыбался извиняюще и просил его больше так не делать, на Аркобалено это плохо влияет. Реборн был слишком расслаблен, чтобы обратить на это внимание, да его на второй этаж даже пришлось на руках нести подростку, потому что такого сильного желания спать он не испытывал… да никогда! А на утро мальчишка делал вид, что ничего такого не знает про Аркобалено и вообще слышал только слухи, которые то тут, то там проскальзывают в мире мафии.
Не говорить же ему, что слухи эти из первоисточников бывших Аркобалено, которые с удовольствием делятся историями о своём времени и своём поколении. Ровно до того момента, когда в их воспоминаниях не всплывает Шахматноголовый и тогда приходится отдавать в два раза больше пламени, чтобы перебить ненависть, что пропитала само существование Вендиче. Тсуна только вздыхал на это, работы у него ещё много.
На каком-то подсознательном уровне, подтверждаемое интуицией, Тсуна знал, что у него есть цель: Небо дарует Стражам шанс на новую жизнь, когда искоренит в них весь Мрак; вернёт пламени изначальный атрибут. И эта цель кажется всё дальше и дальше, пока Вендиче не избавятся от объекта своей ненависти. Так что первый подпункт Тсуны: найти этого Шахматноголового, что немного сложно будучи тринадцатилетним подростком, которого из города бы никто не выпустил в одиночку.
Тяжела жизнь Неба Вендикаре, — усмехнулся сам себе мальчик, лениво петляя по улицам и избегая очередного ужина с братом и Реборном, которые в нём разве что дырки не просверлили. Прошёл почти месяц, а они никак не успокоятся, даже если Тсуна объяснил одному, что у него с Вендиче деловые отношения (Ашира на это только поджал губы) и что он их Небо (а потому не советую об этом распространяться, иначе одним киллером станет меньше; нет, это не угроза, посмотри в окно и примерно за третьем домом слева; ага-ага, бдят мои дорогие Стражи; нет, не звал, и вообще, дай мне поспать, жаворонок, всего пять утра!)
Как Тсуна разъяснялся с Бермудой, наверное, слышали все заключённые Вендикаре, единогласно решившие, что у них галлюцинации, потому что оба голоса принадлежали подросткам. Бермуда был убедительным, говоря о том, что за Рокудо идёт не остывшая дорожка из трупов, на которой даже подскользнёшься несколько раз, пока его догонишь — Тсуна с решительностью своего предка (фон Вихтенштайн действительно на мгновение увидел Примо Вонголу) уверенно доказывал, что такой сильный Туман грех запирать в четырёх стенах — и в цилиндрических колбах, дядя! — и вообще это бесполезно. Вот тут Глава Вендикаре поперхнулся от наглости данного заявления, ведь эта тюрьма неприступна и непреодолима, на что юное Небо снисходительно напомнило о побеге именно этого заключённого. У Бермуды несвойственно для мертвецов дёрнулся глаз.
Спустя ещё два с половиной часа жарких споров, подросток с чёрными волосами и красными глазами опустился в кресло; Джаггер перестал изображать из себя часть интерьера и изящно отплыл от стены, когда его позвал усталый голос и попросил достать ему специальную бумагу для приказов с самой верхней полки такого далёкого отсюда шкафа. Ворча что-то вроде: «Воспитали на свою голову юриста», — Глава Вендикаре написал четыре строчки с тремя именами о том, что эти люди освобождены от заключения («если господа решат нарушить закон вновь, то будут немедленно ликвидированы без суда и следствия») и, закрепив это собственным пламенем, отдал свёрток своему довольному вымогателю и наглецу.
Небо благодарно рассмеялось, в новом порыве обнимая дядю, рассмеявшись куда-то в макушку. Небо не пугает запах гнили, что всё ещё источают все Вендиче и даже чмокает замешкавшегося Бермуду в висок. Небо выскальзывает из кабинета, словно у него открылось второе дыхание, пока оставшиеся Стражи омерты задумчиво сверлили массивную дверь.
— Теперь Вы меня понимаете, Господин? — поинтересовался Джаггер тяжёлым голосом с небывалыми нотками насмешки.
— Ты был прав, — кивнул Бермуда, постукивая пальцем по поверхности стола, — он из нас веревки вьёт.
Небо у них набралось немного хитрости.
========== Часть 6 ==========
Глаза Мукуро и Гокудеры нужно было видеть, когда Тсуна заявился на школьную крышу по время обеда и продемонстрировал Туману его заверение на свободу в письменном виде. Рокудо даже проверил его на подлинность, прогнав через иллюзии.
— Оно настоящее! — воскликнул он, словно бумага ожила у него в руках и поползла от него в противоположную сторону.
— Как, черти тебя подери, ты это сделал? — выдавил из себя Хаято, посмотрев на брата Джудайме, будто впервые увидел.
Тсуна усмехнулся и неясно ответил:
— Надо уметь пользоваться связями…
И только Реборн посмотрел на него скептически, так как единственный понимал, что ради своего Неба любой Атрибут горы свернёт. Тсуна бы поспорил, ибо пять часов споров с упрямым дядей были тяжкими. Но немой диалог с недо-чтением-мыслей пришлось прервать, ибо пора было на уроки. Рутинная жизнь вновь потекла своим чередом, раз в два дня Тсуна навещал Вендиче, старательно огибая кабинет Главы десятой дорогой, незачем провоцировать излишне нервного и злого Бермуду. Джаггер приостановил их просвещающие уроки, которые одновременно и опережали, и отставали от школьной программы: некоторые знания были устаревше-неверные, а некоторые исторически-достоверными и правильным в отличии от учебников мировой истории.
Историю пишут победители, юное Небо, — любил повторять Джонатан, позапрошлый Дождь Аркобалено, профессор Кембриджа по дисциплине археологии и бывший контрабандист редких экспонатов. Тсуна видел, что профессор был не столь склонен к жизни, потому что за полтора века сумел сделать то, что не дано ни одному из Вендиче — почти простил шамана. Из-за чего ему не хватает сил ненавидеть этого не-человека, из-за чего он держится теперь лишь за счёт пламени Тсуны, из-за чего смог снять бинты, являя миру болезненно-серое, но не разложившееся, лицо. Джонатан был ближе всех, чтобы вновь стать человеком, и Тсуна старался проводить с ним больше времени.
Тсуну многие Стражи звали «юное Небо», но только у профессора это получалось произносить со всеми доступными интонациями: от укора, до похвалы. Джонатан был хорошим учителем и с удовольствием учил их своевольное Небо.
Небо улыбалось и обещало, что скоро всё будет хорошо, но на все вопросы улыбалось лишь шире.
Тсуна почти вернулся домой, это была продуктивная неделя, что он провёл «у друзей», на его скромный взгляд. И вдруг он почувствовал чужую ярость. Нет, не так, Ярость. Разрушающую необъятную сжигающую всё на своём пути Ярость. Интуиция вопила об опасности, когда он развернулся и побежал туда, откуда шла эта аура. Мысленно Тсуна сокрушался, что ушёл всего на неделю, а у Ашира очередное приключение намечается. В том, что здесь замешан брат сомнений не было никаких.
Остановившись у самого начала перекрёстка Тсуна лишь увидел брата с его Хранителям, на одном возвышение, ближе к себе, отца, а на другом неизвестную компанию людей, во главе которых стоял парень с той самой Яростью. Тсуна смотрел на него, чувствовал эту непрекращающаяся злость и будто прочувствовал всю боль, что за ней скрывалась. Все шрамы, всю обиду, весь спектр предательства, поглощающее желание мести и так глубоко скрытое чувство ненужности — этот человек в маленьком полушаге от того, чтобы достигнуть Пламя Мрака. Тсуна знал это, чувствовал как Небо Вендиче, хотелось окликнуть этого человека.
Наверное, он сумасшедший, раз в который раз отрицает общую обстановку и атмосферу, напрочь прослушав информацию про Конфликт Колец.
— Не делай этого, — говорит Тсуна без привычной улыбки, привлекая всеобщее внимание, и — нет, он точно смертник! — смотрит на Главу Варии с сожалением. — Пламя Мрака выжжет тебя, — продолжает говорить Тсуна несуразицу, по мнению остальных, а Занзас и вовсе готов взорваться от одного только жалеющего его взгляда.
Занзас стреляет молниеносно, обжигая пламенем своих офицеров, о чём ему немедленно сообщает громкий голос капитана, а остальные большими от шока и страха глазами смотрят на выжженную землю и к дьяволу уничтоженный асфальт на пару десятков метров впереди. От такого удара от Тсуны при всём желании не могло остаться даже кусочка одежды. Занзас на это лишь раздражённо хмыкает и разворачивается, чтобы вновь наткнуться на этого мелкого мальчишку.
— Пламя Мрака не любит живых, оно сожрёт тебя и не подавится, — предельно серьёзно сообщает Тсуна и офицеры Варии схватились за оружие, почему они не заметили его появления? У мальчишки совсем не юный взгляд и глаза далеки от человеческих с бушующим внутри пламенем. В них отражается бескрайняя ночь, которая окутывает все самые тёмные и грязные грехи человечества; ночь, что скрывает следы и прячет паршивые секреты; ночь, что не выдаст тебя и даст нужный для всех покой.
Небо Вендиче существует лишь единственный раз в истории и сравнить его можно разве что с первыми потомками шаманов, которые ещё обладали немалой долей сил утерянной расы. Но ни Занзас, ни кто-либо из присутствующих никогда не встречал тех людей, а потому неизвестный непонятный — вгрызающийся в сознание — взгляд бесил лишь сильнее.
Тсуна это заметил; Тсуна бессильно выдохнул облачко пара, несмотря на пылающего рядом Занзаса и плюсовую температуру на улице; Тсуна лишь отошёл на шаг назад, ускользая из-под атаки меча другого варийца.
— Ты обречён, — и снова не угроза, лишь факт. — Моё дело предупредить, — Тсуна почти отмахнулся от злющего Босса Варии и спрыгнул вниз, вставая между выступом и братом с его друзьями.
— Куда пошёл, мусор?! — последнее слово прозвучал настолько зло, что им можно ковать железо. Тсуна даже не обернулся, махнув ему рукой на прощание.
— Я домой, спать хочу, — если бы он ещё и зевнул, то одной улочкой в Намимори стало бы меньше.
Одному Скуало известно сколько пламени Дождя ему пришлось использовать, чтобы босс вернулся к своему обычному уровню ярости и не уничтожил дома гражданских вместе с их владельцами. Реборн вновь провожал спину Тсунаёши внимательным взглядом, Ашира выглядел так, словно его в четырнадцать лет сейчас инфаркт хватит, а лицо Емицу надо было видеть. Такого Внешний Советник не то, что не ожидал, даже в самых смело-безумных предположениях и помыслить не мог, что его младший сын, у которого пламени даже в десять лет не наблюдалось, сможет увернуться от удара Занзаса, да ещё и как-то подкрасться к нему со спины! Жаль только, что вторую часть диалога он совершенно не слышал, но чтобы Тсуна не сказал — Занзаса это вывело из себя на уровне ненависти с собственном отцом.
========== Часть 7 ==========
Когда Ашира с криком ворвался в комнату к брату, то… он спал. Тсуна действительно спал и сейчас сонно потирал глаза, приподнимаясь на локтях. Ни капли страха, ни капли переживаниях, в то время как Ашира чуть не поседел из-за его выходки.
— Ты на часы смотрел? — поинтересовался младший, укоризненно посмотрев на старшего. У Аширы нервно дёрнулась бровь. Несколько раз. А ещё сжался кулак. В следующее мгновение Тсуна возмущённо ойкнул и сел на кровати. — За что! — на голове зрела шишка от мощного удара по макушке, а над ним стоял злой, до светящихся в темноте глаз, Ашира.
— Ты…
В следующие четыре минуты Тсуна узнал о себе много нового: и кто он, и куда ему стоит пойти, и каким способом, и кого с собой прихватить, и вот уже та-а-а-ам, в месте не столь отдалённом из-за своей популярности, он может говорить кому угодно и что угодно, а от Варии пусть держится на расстоянии вытянутого города. О том, что это физически невозможно, раз их поединки будут проходить где-то внутри города, Тсуна благоразумно решил промолчать. Только после этого Ашира смог покинуть его комнату, закрыв дверь, но не хлопнув. А ещё он пообещал на пороге перехватить отца и попытаться ему что-то по-новому наврать.