Детектив ничего не сказал; он по-прежнему был напряжен, и немного поежился от налетевшего бриза. Джон вздохнул и теперь уже полностью сел, собирая в пакет недоеденное печенье и удостоверяясь, что термосы были плотно закрыты и крышки завинчены. Он не хотел выяснять отношения. Это был первый день их поездки, и меньше всего он нуждался в нарастающей холодности и прогулке домой, к одинокому домику, с грузом сожалений, вдобавок ко всем прочим проблемам.
— Давай, — инструктировал Джон, легонько подергав за одеяло. — Мы должны всё убрать и вернуться домой, чтоб поесть, как следует, прежде чем отправляться на дальние прогулки.
Шерлок подчинился, откатившись прочь с одеяла, потом встал, отряхнув частички травы, что прилипла к голеням, а тем временем Джон сворачивал ткань.
— Если бы я не поехал, — начал Шерлок. — Если бы отказался, попросив, чтоб меня отвезли домой, ты приехал бы навестить меня, или так бы и проводил всё время между работой и домом, как обычно ты делаешь?
Джон сделал паузу на мгновение, глядя вниз, поскольку складывал за углы одеяло.
— Ты говоришь, что поехал, потому что это был единственный способ убедиться, что я выкрою время и для тебя?
— Мой ответ – да. Каков твой?
Джон убирал одеяло в свой ранец, кладя туда остальные вещи, одну за другой, всё еще не встречаясь с ним взглядом, пока не встал на ноги; губы его были плотно сжаты.
— Возможно, и нет. Но ты должен был встретить меня по дороге. Или, очевидно, в Корнуолле.
Шерлок не спускал с него глаз, холодный, спокойный, но сильный как море.
— Мы не всегда будем здесь.
— Я знаю. Но это не что-то, над чем должен работать только я. Ты тоже мог бы приехать как-нибудь. Позвонить. Мы могли бы только… говорить. Как нормальные люди.
— Едва ли. — Шерлок закатил глаза и пустился в обратный путь, в этот раз шагая не так широко, чтоб позволить Джону идти с ним в ногу.
Джон покачал головой.
— Ты мог бы начать, сделать что-то, будь у тебя хоть отдаленный интерес к моей жизни.
— Ты – доктор. Доктора скучные.
— Не всё, что я делаю, связано с насморками. Кроме того, друзья не просто сидят без дела, всё время говоря о работе. Есть и другие вещи.
— Прекрасно, тогда. Секс, Джон. Как у тебя с ним дела? Весьма хорошо или так себе?
Джон ощетинился и сжал кулаки, подавляя холодную дрожь, лицо его сморщилось; и он инстинктивно боролся с прельстительным голосом Шерлока.
— Знаешь что? Не имеет значения. Я должен был знать, что ты всё испортишь.
— Разве это не «мужской разговор»?
— Да, ну, в общем, остановись. Ты ужасен в этом.
— О чем же тогда, по-твоему, я должен спросить? — Негативные эмоции Шерлока проявились самую малость, но этого было достаточно, чтобы Джон уловил их. Он взглянул, но лицо детектива затенялось поднятым воротником. — Я думаю, что твоя работа скучна, — продолжал тот. — И не хочу тратить время, обсуждая фильмы и спортивные матчи, твоя личная жизнь для меня прозрачна и неинтересна, и я твердо уверен, что тот факт, что ты больше не проводишь часы в моей компании, является самой большой трагедией, что случилась с тобой. Честно, Джон, ведь единственным, что когда-либо объединяло нас, было то, что и ты, и я полагали, что я совершенно блестящий.
Джон коротко посмотрел на него, успев увидеть нахмуренные, сведенные брови, когда ветер подхватил и отбросил назад шелковистые завитки.
— Никогда не был скромен, — сказал он.
— Скромность переоценивают, — ответил Шерлок.
Джон слегка улыбнулся тому, что в этих словах была правда.
— Хорошо… у нас есть остальная часть недели, чтоб выяснить, что нас всё еще может объединять.
— Мне нравилось, когда это был я.
— Знаю. Мне тоже.
Они продолжали спускаться по давно забытой дороге вниз, к Обзорному Дому, практически в тишине. Оставалось еще несколько миль, когда ветер усилился и стал дуть им навстречу. С утра ясное над заливом небо стало серым, гребни волн вскипали, разбиваясь о черные скалы; рокот моря был громче шума деревьев. Последние несколько ярдов пришлось бежать, скользя по холодной траве, потому что надо было скорее добраться домой, под крышу, спасаясь от налетавшего ливня. Это было делом обычным для весеннего отпуска на побережье. Джон увидел, как Шерлок исчез в доме, а сам задержался на полминуты, чтоб взять на ночь дров из покрытой брезентом поленницы. По крайней мере, им не грозило остаться без света: с такими ветрами крылья мельницы весело и беспрерывно вращались. Шерлок подержал ему дверь, Джон промчался мимо него с охапкой поленьев, и деревянная дверь хлопнула, закрываясь, от ударившего в нее ветра.
Джон сложил дрова у камина, стряхнул с плеч пальто и устроился на полу у огня. Было сумрачно, словно вечер уже наступил: за окном потемнело, и небо теперь было мрачным и темно-синим. Он потер ладони, чтобы согреться; дрова в очаге почти прогорели с утра, став пепельно-серыми. Нужно было подкинуть новых. И поставить чайник. Разогреть бобы и разделать рыбу, что ждала в холодильнике. Дождь едва ли добавил сырости, день и так был сырым, он скорее добавил собственную хаотичность к возрастающей неуверенности. Что ж, по крайней мере, можно было бы побеседовать о погоде, хотя ни один из них не сказал ни слова.
Джон был рад, но, так или иначе, не удивлен, когда прозвучали шаги – из ванной в гостиную, – и полотенце покрыло его голову и плечи. Он вытер свои влажные волосы, наблюдая, как Шерлок выходит на кухню, наливает воды и ставит чайник. После прожитых вместе лет они выработали привычки и образ действий. Шерлок черной спичкой разжег горелку, затем отдал Джону коробку, чтобы тот растопил камин, и всё это молча – в разговорах не было надобности.
Потом был чай, и горевший в камине огонь, и два джентльмена устроились на полу с полотенцами на голове и с кружками чая в руках. От мерцавшего пламени танцевали тени, даже в свете лампы. Джон дышал глубоко, вдыхая запах горящих поленьев и английского завтрака.
— Наверное, что-то очень неправильно, если два человека заботятся друг о друге больше, чем о ком-либо еще, и при этом не знают, как быть друзьями, — сказал Джон, наконец, припадая губами к краю горячей кружки.
Шерлок, сидя рядом, тихо кивнул; и пламя камина осветило его сумрачное лицо тенью прежней улыбки.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Дженга (англ. Jenga) – настольная игра, придуманная в 70-х английским геймдизайнером танзанийского происхождения Лесли Скотт и распространяемая компанией Parker Brothers (подразделение Hasbro). Игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх, делая башню всё более высокой и все менее устойчивой (нельзя перекладывать верхние три ряда).
Слово jenga — повелительное наклонение от глагола kujenga, на языке суахили означающего «строить».
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B0
[2] Дух Прошлых Святок (Дух Минувшего Рождества) – один из образов хрестоматийной «Рождественской Песни в прозе» Чарльза Диккенса: призрак, «в воспитательных целях» явившийся к черствому эгоисту мистеру Эбенезиру Скруджу, дабы пробудить в нем человечность и доброту.
Комментарий к Глава 3
__ФОТО__
Место действия: на побережье Корнуолла
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=55a1e51b40df1126df4aafd440580f5f
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=157a8e4ba0a47a3c249ad44e9f7b1329
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=9d68370e43f6ce93a4288357884588b6
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=2c6f838a336720528d8c2f2e8272f83f
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=b6b1d219fd3ef866f335f6ca22c09396
========== Глава 4 ==========
ГЛАВА 4
То, что вновь они оказались под общей крышей, кажется, наилучшим образом подтверждало навыки их совместной жизни. Без каких-либо объяснений они точно знали, как делить гостиную, кухню и ванную, где правая и левая сторона в минувшие годы вели сражение, заключив прочный мир на основе уступок и компромиссов, ставших просто второй природой. Мыло – справа, зубные щетки – слева, рядом с зубной пастой, закрытой, но не закрученной. Полотенце, висящее через край ванны, чтоб использовать на полу, как коврик. Одежда в груде в углу и салфетки на полке, чтобы вытереть руки и, что более важно, зеркало, затуманенное после душа. Они переставили мебель в гостиной, так что кушетка теперь была отодвинута, а два стула были возле камина. Кухонный стол после нескольких их прогулок перешел во владение Шерлока, став лабораторным столом для изучения образцов, что ему попадались. Джон полгода пытался изучить предпочтения Мэри, и теперь невольно был впечатлен той легкостью и эффективностью, с какой всё вернулось к укладу его холостяцкой жизни. Даже если для кого-то это не было идеальным, для них с Шерлоком это было прекрасно.
С огнем, потрескивающим у ног, Джон комфортно сидел на одном из их деревянных стульев, с книгой в руках и приятной сытостью после завтрака. Он мог слышать над головой легкие шаги Шерлока, одевавшегося после ванны, и с облегчением улыбался, хоть и не был в своей спальне на втором этаже, как когда-то. Всё равно было хорошо. Устоявшийся, рутинный уклад. Теплее, чем в армейской казарме, но так же следуя распорядку, несмотря на царящий хаос. Дом. Джон глубоко вздохнул, выдохнул, перевернул страницу, после того как герой шагнул за порог по воле «роковой женщины». Ему больше понравилось то, что автор описал ее грудь как «плавучую». Он прекрасно представил это себе: при ходьбе грудь подобных дам колыхалась, как прибрежные бакены.
Он лишь начал другую главу, когда Шерлок вернулся в гостиную, неожиданно – в паре джинсов с ремнем на поясе и простой белой рубашке, заправленной в них, но расстегнутой на груди. «Обмундирование» было упаковано Мэри, Джон лишь убедился, что там было гораздо больше носков, чем потребуется для недельной поездки. Он не видел Шерлока в джинсах с… ну, достаточно долго, чтоб пытаться припомнить. И не мог не усмехнуться тому, сколь тесно те облегали сильные стройные ноги, казавшиеся длиннее, чем это возможно по человеческим меркам.
— Я начинаю думать, что Мэри, возможно, питает слабость к твоей заднице, — заметил он, когда Шерлок повернулся, чтобы взять на кухне свой ноутбук, и вернулся к огню и к Джону.
Детектив закатил глаза, грациозно усаживаясь и кладя ногу на ногу, чтоб пристроить на колене компьютер.
— Подумаешь, новость. Она любовалась ею с тех пор, как вы стали встречаться.
— Я шокирован, ты заставляешь меня покраснеть, — отозвался язвительно Джон, тихонько посмеиваясь, и вернулся к чтению. Он любил такие тихие утра. Так на Бейкер-стрит у них Шерлоком было почти всегда: один занят одним, другой – другим, разделяя пространство, как космические тела, чьи орбиты пересекаются, но никогда не сталкиваются. Мэри нравилось поболтать, пообщаться, пока Джон пытался читать новости. Он привык к прерываниям, но всё так же наслаждался возвратом тихих товарищеских отношений. Одна из многих уступок семейной жизни. Но не прямо сейчас. Сейчас герой с пистолетом шел по темной комнате, дама в поисках безопасности жалась к нему, и они ожидали нападения или засады.
К тому времени как герой нашел третий труп, брошенный в переулке позади гостиницы, в большом мусорном баке, Шерлок потерял интерес к своим собственным развлечениям. Поначалу Джон, поглощенный чтением, не заметил, что находится под наблюдающим взглядом друга, но вскоре интенсивность этого взгляда заставила его поднять голову от книжных страниц, чтоб увидеть, что стал объектом внимательного изучения.
— Что? — спросил он.
Шерлок кивнул на книгу.
— Ты на самом деле наслаждаешься такими вещами.
— Это так удивительно?
— Да. Они ужасны.
Джон нахмурился, сморщив нос и слегка поджав губы.
— Они не ужасны. Многие из них действительно весьма хороши. Это ведь не может быть столь клинически реалистично, как истинные описания преступлений, с которыми ты имеешь дело, но сюжет так закручен, что, я думаю, ты удивился бы. Всё вполне в твоем духе.
— Да там совершенная чепуха, написанная идиотом. — Шерлок закрыл ноутбук, что держал на колене, и подпер рукой щеку, отмахнувшись другой рукой. — После того, как ты в свое время наблюдал за мной, как ты можешь даже думать о таком тошнотворном чтиве? Авторы, сочиняющие подобное, не имеют ни малейшего представления о том, как бывает в реальности. Высасывают из пальца детали, на которые потом ссылаются как на одну из личностных характеристик, и тут же полностью опровергают это, потому что на самом деле даже не представляют, что это детали представляют собой. У человека апноэ во сне* – и сосед, чья собака не унималась всю ночь, а потом вдруг тот оказывается превосходно спящим в шикарной квартире. Это просто слова, набор слов, что красиво звучат, объясняя совершенную ерунду, лишенную всякого смысла. Там не над чем думать, да они для этого и не предназначены, их цель – просто чем-то забить мозги.
Чем больше Шерлок разглагольствовал о глупости детективного жанра, тем менее это было необходимо. Джон легко мог закончить всё за него. «Напишите то, что вы знаете» всегда было заданием в начальной школе на уроках английского, призванным развивать способности ученика создавать что-либо, дабы продемонстрировать, что тот обладает воображением, что могло соответствовать устоявшимся формальным стандартам. Если сам писатель страдал апноэ, он вполне способен был наделить этим свойством и своего персонажа, не задумываясь, что это указывает на его черту, и совсем не является нормой. Интересно, сколь многое Шерлок мог бы, наверно, сказать о писателе, исходя из тех черт, которыми тот наделил героев. Обширные полки научной литературы Шерлока внезапно стали гораздо понятнее. Беллетристика же для такого ума, как его, представлялась, должно быть, чем-то столь же бессмысленным и неудобным, как обычному человеку чтение вверх ногами.
Джон почесал за ухом, продолжая слушать его, вполне понимая, но всё равно раздражаясь от его сварливого тона.
— Если это тебя настолько нервирует, почему бы тогда тебе самому не попробовать написать что-нибудь?
Шерлок почти закатил глаза при таком предложении, устроив ноутбук на полу, рядом со стулом.
— Пустая трата времени. Как это говорят? Сам не можешь, не критикуй? Ну, я могу. Но какой мне смысл сочинять и выдумывать, если я найду такое и в жизни?
Джон медленно кивнул, поджав губы.
— Ну… а я не найду. Хотя иногда хорошо притвориться, что это всё еще мне доступно. — Он сделал паузу, чтоб взглянуть, как тускнеют горящие огнем спора глаза Шерлока, и откашлялся, ощущая в горле внезапный комок.
Огонь, хотя и поблекнув, все-таки не угас. Помрачневшему Шерлоку недоставало настойчивости.
— Ты всё еще мог бы.
— Мэри будет не слишком рада, если я вернусь к старым привычкам. Если б это были только хорошие, безопасные случаи с пропавшими брошками и украденными сокровищами, это одно. Но и те дела, как правило, превращаются в нечто большее. И мои приоритеты изменились теперь. У меня есть кто-то, кто ждет меня дома, а в прошлом, если б я не пошел, то сидел бы, волнуясь, что следующий телефонный звонок будет от Лестрейда, и тот скажет, чтобы я побыстрей ехал в Бартс, потому что тебя отправили в операционную. — У Джона пересохло во рту, а все мышцы были странно напряжены. — Я боюсь звонков до сих пор, — признался он, его голос звучал несколько хрипло. Казалось, так просто это сказать, но за всем этим была дамба, которую он построил, и теперь по ней пробегали трещины, и просачивались эмоции там, где эта твердыня уже не могла их сдерживать. И всё это должно было выйти прежде, чем они возвратятся в Лондон. Он глубоко вздохнул, на мгновение посмотрел в потолок, а потом сделал то, что делал всегда его друг: сказал именно то, что думает. — Ты… ты действительно понятия не имеешь, что я чувствовал, когда поздно вечером позвонил детективный инспектор, сообщив, что ты арестован. Я никогда не был более счастлив узнать, что тебя задержали за хранение наркоты. Потому что прежде чем я снял трубку и сказал «алло», мне уже представлялось, что тебе снесли голову и распотрошили. И всё, о чем я мог думать, было то, как я стриг ногти и сидел у телика с чипсами… впустую теряя время, когда я вместо этого, мог бы, наверное, защитить тебя…
На мгновение Шерлок казался растерянным, утратив свою безупречно прямую осанку и четкую линию плеч. На лице его промелькнули, сменяясь, эмоции, пока не остались лишь ирония и раздражение.
— И как долго ты думал об этом? — спросил он резко.
— Господи… каждую секунду, как только увидел, что это Лестрейд звонит. — Джон вновь глубоко вдохнул, словно что-то теснило в груди, и требовалось больше воздуха, чем могла обеспечить комната. Он ненавидел, как тяжело было притворяться, что это не затрагивает его. Ему всё еще хотелось ударить Шерлока. Хотелось трясти его, и орать на него, и сидеть с ним в углу, чтобы думать о том, что тот сделал. И он ненавидел всё это, прекрасно зная тщетность подобных действий. — Я чертыхался и бегал по своему кабинету. И несколько дней думал только о том, что мне делать со своей жизнью, и что важнее быть там, где я нужен тебе, в то же самое время, напоминая себе, я не несу за тебя ответственности, и что глупо взваливать всю вину на себя. Но это было уже после звонка, когда я узнал, что всё более или менее было в порядке. В день, когда тебя подстрелят или, не дай боже, убьют, я не знаю, что сделаю. Потому что всегда буду думать, что я мог бы спасти тебя. Хотя ты об этом, конечно, не думаешь, когда делаешь что-нибудь глупое.