«Я — хороший человек. Несмотря на то, что мы здесь делаем, позволяя этому убийце жить. Потрясая основы мирозданья. В конце все будет хорошо. Это для высшей пользы человечества».
Возможно, думает Тайер, ему не стоило напрашиваться на то, чтобы они использовали электрощупы.
====== Глава 14. Воображаемые друзья ======
Не спится. За шторами шелестит дождь, тарабанит по пожарной лестнице. И все равно слишком жарко. Я со старших классов так не уставала. Ладно, это я покривлю против правды. Со всеми этими ночными дежурствами и сбитым из-за этого ритмом сна я уставала очень сильно.
И, вдобавок ко всему, я еще и с Мелани поцапалась. Мелани! Даже она оказалась не тем, кем я считала. Вполне буквально. И мне правда не хочется обо всем этом думать. Все, что я знала, медленно переворачивалось с ног на голову.
И мне страшно. Так страшно.
Как это должно быть — быть совершенно одинокой? Думаю, я как раз собираюсь это выяснить. Друзья текут сквозь пальцы, как кровь из раны. Шатаюсь повсюду, поехавшая, одержимая. Верн не звонил мне с тех пор, как ушел — с прошлой недели. Елки, это и правда было всего неделю назад?
Кажется, Сек тоже должен чувствовать себя одиноко. Болтаться все эти годы по Манхэттену, как горошина в сапоге. Уверена, что другого далека я точно не встречала. Конечно, были еще те в Лондоне, но вряд ли они еще здесь обретаются, так? То нападение длилось не больше часа.
Неожиданно для себя (и зная, что эта бессонница не собирается уступать моим попыткам уснуть) я сажусь и беру ноут.
В серебристом свете монитора я включаю поиск. По картинкам. Как вообще пишется слово «далек»?
Вместо этого я набираю «Робот, Нью-Йорк». И закатываю глаза: выпадает 1 253 652 картинки, в основном граффити и Терминатор. Приходится довольно долго прокручивать. Но неожиданно я нахожу то, что искала.
Фотка любительская, размытая, сделана вроде бы у Центра Рокфеллера. Но вот он — знакомый черный конус. Ссылка ведет в чей-то блог и, конечно, там какая-то хрень про то, как правительство за нами шпионит. Я проглядываю текст, но скоро там начинает идти речь о бионических голубях, и это становится унылым.
И я безостановочно размышляю, как мне все-таки собрать доказательства по этому делу. Действительно, это надо сделать официально. Немедленно вернуться в участок. Оповестить население об опасности.
Но так только поднимется паника. Я нисколько не сомневаюсь, на сегодня далек — угроза, так что паниковать они будут.
Вдруг мне в голову приходит мысль.
А что, если кто-то уже сидит у него на хвосте? Что если он, типа, на условно-досрочном? Ему разрешают бродить там и сям, пока он не доставляет неприятностей? Потому что в последнее время, как мне представляется, для властей полным-полно причин отслеживать аномалии.
Но... ведь я и есть власти.
Почему они не обратились к нам? В полицию?
Бесит до чертиков.
Я ввожу «человек-кальмар». Мне предлагают Г.П. Лавкрафта. Какие-то нерды в косплее. Какие-то... напрягающие кадры из компьютерной игры. Ой, да ладно.
Кажется, даже если Сек одинок, это его не волнует. С каких это пор машинам и моллюскам нужна компания? Но все же мне любопытно. Не стоит любопытничать, и потом, я начинаю разводить сантименты. Сосредоточься.
А потом я вспоминаю. Он ведь был не один! Тот пацан в кожанке. Я о нем забыла: кажется, Льюис Коулман. Я тут же включаю фейсбук.
Набираю имя в строке для поиска. Смотрю фотки. Вот позирует темнокожий парень с лишним весом. Мужское лицо, отфотошопленное до мультяшки.
А вот и тот, кто мне нужен.
Он наклоняется вперед, к камере, широко открыв рот. В темной комнате. Свет у него за спиной. Это бар, или банкетный зал, или что-то вроде. Те же жирные волосы. Психованное выражение лица. Ага, и тощая брюнетка с бутылкой слева от него. Я жму на его фото.
Видимо, он играет в группе. Ну надо же! Неужели?
Она называется типа «Вестсайдский блошиный цирк». Готова спорить, дела у них идут отлично. Никогда о таких не слышала.
И — о! У них есть адрес и телефон! У этого парня очевидно нет никакого понятия о приватности.
Попался!
Ляг. Сверни удобнее конечности. Осознавай их наличие: рук, пальцев ног. Теперь это важно. Тебе необходимо это делать. Соберись с мыслями. Попробуй ощутить себя... кем? Далеком? Человеком? Я уже не знаю. И это больше не волнует меня.
Итак, люди твердо намерены разрушить свой мир, чтобы добраться до моего. Это их решение. Каледы точно так же были готовы все пустить насмарку. В конце концов, у них много общего.
Разрушь их мир — со всеми его странными мгновениями тишины. Со всеми многоцветными оттенками неба. Не только оттенками красного. Кровавое небо Скаро. На Земле небо красное только после пожара, только перед дождем. Город, который бьется огромным сердцем, желтая кровь автомобилей течет по его артериям. Мир, который все еще такой живой.
Я живу в клетке, не в той, в которой родился. Люди удерживают меня здесь. Я мог бы сбежать. Если бы хотел, я бы всех их уничтожил. Управлял бы их драгоценным Разломом. В Торчвуде мы использовали людей. И в Эмпайр Стейт. Почему бы и здесь их не использовать?
Я знаю, почему нет. Убивай, и будешь убит. У людей талант свергать угнетателей.
Я был рожден угнетателем, но ведь я родился дважды, так? То время, когда я был пуст, кажется недостижимым. Помню, как Доктор говорил о клетках. Так... он описывал далеков. Мы все заперты в клетках. И кричим.
Но теперь Доктор далеко. Я часто думаю о нем. Глядя на него раньше, я считал его равным себе. Но теперь...
Понимаю, что все-таки никогда не был настолько невероятным.
А! Спина болит. Порезы саднят. По крайней мере они стерильны. Но даже если я заболею, что это изменит? Я умру и обо мне забудут. Но я в любом случае существовал в строгой секретности. Далек Сек, лидер Культа Скаро. Всего лишь миф.
Нет. Я прибыл на Землю. Я больше не легенда. Я помню Льюиса. Рад, что познакомился с ним.
Я размышляю об этом.
Хотел бы я, чтобы он был здесь. Но его нет.
В камере темно. Это привычно.
Люди боятся темноты. Помню, Каан считал это слабостью. Он ошибался. У них есть причины бояться темноты. Так они эволюционировали.
Но мне все еще нравится темнота. В темноте тебя не видно.
Люди верят в такое количество странных вещей. Тот человек прошлой ночью. Бирчвуд. Она отнесла меня в убежище. Защищала меня. Мы помогали друг другу. Она понятия не имела, с чем связалась.
Но все же помогла мне.
И увела слайзера прочь. Продемонстрировала храбрость. Храбрость — это хорошо.
Она немного напомнила мне Льюиса.
Интересно, увижу ли я ее вновь? Или этого идиота Льюиса. А может, когда-нибудь я встречу Каана. Нет, Каан мертв. Должен быть. Его путешествие невозможно.
Глаз печет. Нужно закрыть его. Нужно найти другой мир. Тот, который возникает, пока я сплю.
Чаще всего это Скаро. Я вижу его так, как и хотел бы — пустым. Заброшенная крепость. Знаю, что жизнь всегда торжествует. Иначе как бы слайзер смог бы выжить без добычи? Или же голод провел его сквозь Разлом? А теперь еще и магнетоны шатаются по Манхэттену. Они изменились. В моих файлах сказано, что они были неуклюжими, безобидными и двигались только, чтобы схватить добычу. А теперь они бегают, снуют, как грызуны с этой планеты.
Возможно, изменилось многое.
Я — арестант. Я в ловушке на Земле.
Настоящий мир живет в моем разуме. И теперь я предпочитаю его.
Его студию найти нетрудно. Я стою у заднего входа, держа в руках бумажку с адресом и телефоном, лицом к черной, без стекол, двери. Красный кирпич, шесть этажей. Свежий ремонт. Судя по царапинам на кирпичах, расшатанные, ветхие рамы часто поднимают, открывая окна. Стену покрывает сеть труб, гудит кондиционер.
Серьезно, место классное, если вам нравится грандж. Судя по тому, что я слышала, у группы все неплохо — дают интервью, есть поклонники.
Уверяя себя, что не ошиблась зданием, тянусь к звонку. Нет смысла. Раздается скрежещущий звук, и я с удивлением отскакиваю: дверь дрожит, словно кто-то ее толкает. Потом она резко распахивается.
— А, блядь.
Из-за двери выскакивает фигуристая блондинка. По моему экспертному мнению, она сильно не в духе.
— Божечки, ты в порядке? — интересуюсь я. Она глядит на меня, поджав губы, сильно и четко обведенные красной помадой. На фото в профиле ее не было.
— Ага, но я терпеть не могу эту сраную дверь. Постоянно заедает, и дерево смердит, когда дождь. Тебе-то что здесь надо?
— Э-э-э... — Я поднимаю клочок бумаги и улыбаюсь, надеясь, что выгляжу общительно. — Я ищу Льюиса Коулмана. Он здесь?
Женщина не улыбается в ответ, ее взгляд задерживается на повязке у меня на шее. Вместо слов она разворачивается к дверям и ревет во всю мощь своих легких:
— Льюис!
Повисает молчание.
— В чем дело, Кейт? — доносится приглушенный ответ.
— Тут какая-то цыпочка тебя ищет.
— ...Кто?
— Не знаю, черная какая-то.
Она копается в пакете с табаком, мелко нарезанным, легким, как серединка спринг-ролла. У меня внутри все сжимается. Вряд ли мне здесь будут рады.
— Э... скажи, пусть заходит.
— Ладно! — рявкает Кейт и оборачивается ко мне.
— Ты слышала? Иди в двойную дверь, потом направо.
Я протискиваюсь мимо нее, мозг, как обычно, гудит от оценивающих мыслей. Не уверена, что хочу заходить, но она явно не из тех людей, которые уступают в споре.
— Пасиб, — бормочу я.
— Да без проблем. Как ты говорила, тебя зовут?
— Элиза Бирчвуд.
— Очень приятно. Кейт О`Фаррел.
Киваю и прохожу внутрь. Там темно, пахнет в основном свежей краской и моющими средствами. Пол устелен старым паркетом, который от старости начинает липнуть. И его явно недавно покрыли лаком. Думаю, кому-то выпала удача.
Я сворачиваю направо и замираю, когда разражается какофония смеха — несколько мужских голосов.
Помещение просторное, приятно прохладное, но толщина стен и то, как глухо звучат голоса, заставляет предположить, что оно звуконепроницаемое. Рассеянный свет льется сквозь два окошка, маленьких, словно чердачные. Я топчусь у входа, боясь войти, и то, насколько без церемоний я сюда попала, немного бесит.
В комнате трое: крепкий, по-медвежьи сложенный мужчина с выдающейся челюстью, одетый в спортивную байковую рубашку, который сидит у компа, худощавый парень с залысинами и в очках, и вот — на диване, закинув руки на спинку, развалившись сидит Льюис. Он поднимает взгляд, и они замолкают.
О боже. Нежелательное внимание. На его лице сияет улыбка узнавания. Остальные выглядят невозмутимо.
За спиной стучат каблуки, и снова появляется Кейт.
Льюис наклоняет голову, глядя в мою сторону.
— Ты хотела со мной поговорить.
— Да, привет, э... — пытаюсь ответить я.
— Элиза Бирчвуд, — орет прямо у меня над ухом Кейт. Боже, ну и легкие у нее! — Мы ее знаем?
Льюис поджимает губы, дергает плечами.
— Чем могу помочь, мисс Бирчвуд?
— Полиция, — говорю я, так деликатно, как могу. — Мистер Коулман, на пару слов.
Повисает неудобная тишина. Лицо у парня заметно грустнеет. Он медленно поднимается на ноги. Интересно, его друзья не слишком удивлены. Вспоминаю, какие тогда были «дорожки» у него на руках. К подобному он готов.
— Погодите, — говорит парень, похожий на медведя. Он окидывает меня подозрительным взглядом, обвиняющим: я к таким привыкла. — Может, скажете, за что?
— Мэтт, брось.
— Ага. Где ваш значок? — Это Кейт. Просто знаю: я произвела на них хорошее впечатление. Нет. Я прокололась на ней с самого начала. Льюис теперь стоит у меня за спиной, растерянно моргая.
— Если честно, я здесь не для ареста, — уточняю. — Это не совсем официально. Просто хочу задать пару вопросов.
— Мы догадались, — бормочет Кейт, не сводя с меня глаз. Какая-то часть моего разума отвлекается на ее внешность. Медово-золотистые волосы, завитые, уложенные на плечи в манере как будто из другого времени. Алые губы, джинсовый комбинезон до колен, то, как поблескивает ее подводка для глаз. Рокабилли, так это называется.
Льюис кивает.
— Может, снаружи поговорим? — спрашиваю я, и он снова кивает, обходя меня.
— Конечно.
Мы выходим. Лысоватый тип снова начинает перебирать провода.
Мы выходим на солнечный свет, и, надо сказать, мне становится легче. Поворачиваюсь к Льюису. Он прячет руки в карманах. Кусает нижнюю губу. Дергается в ритме, слышном только ему. Он здорово изменился по сравнению с тем пацаном, которого я видела в девяностые. То же лицо, но длинное, детская припухлость исчезла. Высоко над нами по небу текут белые облака. Я снова окидываю здание взглядом.
— Приятное место, — замечаю я, пытаясь сгладить разговор. Льюис сухо усмехается.
— Ага, только въехали. Мэттьюс, тот парень с футболкой, он платит аренду. Пьян в сиську.
— Круто. Итак, «Вестсайдский блошиный цирк» или как там? Действительно оригинально.
— На самом деле, «Вестсайдский блошиный рынок», — поправляет меня Льюис, видимо, пытаясь понять, в чем дело.
— Никогда раньше о вас не слышала.
— Ну, ты не одна такая, — сообщает он мне, опираясь спиной о простенок. — Сейчас мы, скорее, на андеграундной сцене.
— О, верно. — Никогда не фанатела от инди: прокручиваю в голове шаблоны. — И под кого вы косите? Пинк Флойд? Радиохэд?
Он останавливает на мне тяжелый взгляд.
— Мы — джазовая группа. Просто чтобы ты знала.
— О. — Лицо заливается краской. Значит, пластинка Кэба Кэллоуэя на полу лежала там не просто так. А та штука, которую я приняла за стол, была на самом деле роялем.
Льюис Коулман — человек-паук. Нескладные руки и ноги: наверняка подарок из юности. Теперь, когда уже не так рано, а у меня нет похмелья, я вижу: выглядит Льюис куда здоровее, чем показалось с первого взгляда. Набухшие багровые вены побледнели. Взъерошенные, непослушные волосы, но заметно, что это сделано намеренно, а бачки переходят в рыжеватую щетину. На нем простая толстовка с капюшоном и джинсы.
А глаза теплого орехового цвета.
Я прокашливаюсь.
— Итак, слушай. Хочу спросить тебя кое-что, связанное с недавним убийством.
— Убийством? — Это застает его врасплох. Он таращится на меня.
— Да. Вчера утром, в Бруклинских доках.
— То самое... нет, погоди. Убийство в доках — это же монстр или что-то такое, да? Какого черта ты решила, что это связано со мной?
— Я такого не говорила, — перебиваю его. — Слышишь, я не про это пришла спрашивать. По крайней мере, не совсем.
Льюис трет шею.
— Окей. — Он замолкает. — Я тебя знаю? Кажется, видел где-то.
— На днях в Адской кухне. Ты на гитаре играл.
— А, да, точно.
Узнав меня, Льюис улыбается. Указывает, жестикулирует. И, до меня доходит — в сторону моей повязки.
— Да, помню. Откуда это у тебя?
Поджимаю в ответ губы.
— Я была там, когда нашли убийцу, — сообщаю ему. Он обеспокоенно морщит лоб.
— Господи.
Сую руку в карман, нахожу сложенный лист бумаги и показываю Льюису. Он берет лист и тщательно разглядывает его. Прошлой ночью я распечатала одну из фотографий далека, которые сделали в октябре возле университета.
— Хотела спросить, знаешь ли ты что-нибудь об этом механизме.
Почти минуту Льюис не шевелится. Пялится на фото — реально пялится. Я начинаю задаваться вопросом, что же не так. Он открывает рот, закрывает, сглатывает.
— Это Сек.
— Далек Сек, — подтверждаю я. — Не то, чтобы для меня это означало что-то конкретное.
Льюис поднимает голову.
— Я решила, что он может значить что-то для тебя.
Пару секунд он молчит, избегая моего взгляда. И на фото не смотрит. С удивлением отмечаю, что в его выражении ощущается какая-то горечь. Льюис медленно складывает бумагу и отдает мне.
— Давно это было.
Если точнее, в девяносто втором, кажется. Но я не шорох наводить пришла, пока еще нет. Кажется, у Льюиса кризис. И я понимаю, что он чувствует.