И — о! — насколько более инопланетным и ошеломляюще знакомым он кажется по сравнению с чудовищем, которое стоит передо мной! Не из металла, но из кожи, и крови, и костей.
Просто небо и земля. И все же я знаю, насколько Сек опасен. Но чувство, которое захватывает меня, граничит с облегчением.
Зато реакция далека совершенно противоположная. Расслабляюще долгий миг он просто смотрит, и я задаюсь вопросом, не сломался ли он, не прекратил ли работать. Затем, словно по какой-то процедуре безопасности, далек начинает пятиться назад.
Теперь между нами достаточное расстояние, чтобы я могла проскользнуть мимо, но не сейчас. Реакция далека слишком любопытная. В ней нет никакого смысла. Она совершенно необъяснимая. Тогда до меня доходит.
Он боится Сека!
Источник тревоги далека делает шаг вперед и выходит на свет. Выглядит он более пугающим, чем я помню: бурый, как сырое мясо, с которого сняли кожу — и это странно, потому что в мутантной форме его кожа зеленая. Но это Сек. Или гормоны, или изменения в генотипе вызывают такое искажение внешности.
— Оставь ее в покое, — торопливо говорит Сек. — Человек не причинит тебе вреда. Она не тал и не хочет навредить тебе. Я тоже.
Перевожу взгляд на далека.
Последний, несмотря на то, что больше походил на робота, выглядел более громоздким и плотным, проявлет эмоции куда сильнее. Его светящийся белым глаз, отмеченный черной, похожей на зрачок точкой, выражает почти комический ужас. Я не отвожу от далека взгляда.
И неожиданно замечаю кое-что еще.
На его корпусе разрастается что-то белое.
Оно цепляется к нему сзади: раньше я бы и не заметила этого, — и оно чешуйчатое, похожее на лишайник. Слишком сухое для плесени, но слишком органическое для того, что находилось там изначально.
Чем-то напоминает ржавчину, ржу.
Белую ржу.
Может, именно из-за нее он так странно действует?
Смотрю на Сек: он тоже ее заметил. Щурится, но я бы не сказала, что в его мимике есть нервозность. Не отводя взгляда от машины, он зовет меня.
— Ты… Элиза? Отойди от него. Иди сюда.
Второй просьбы не требуется. Я проношусь мимо далека, громко топая, и мчусь к гибриду — паранойя толкает меня в спину, раз уж далек оказывается позади. Понимаю, что не могу справиться с дыханием.
Далек разглядывает нас в леденящей тишине. Два не-далека. Глаз на стебельке мечется, переводя взгляд с меня на Сека.
— КТО ВЫ ТАКИЕ! НАЗОВИТЕСЬ! — рявкает далек, и в его голосе звучит ядовитое высокомерие.
Мы с Секом глядим друг на друга, и я понимаю, что он слегка напрягся.
— Он собирается атаковать. Готовься бежать, — говорит мне Сек.
— Почему он тут? — спрашиваю я, борясь с желанием убежать прямо сейчас.
— Ему положено быть здесь, — отвечает он, косясь на меня. — Он все время находился в этом месте. Как раз мы здесь лишние. По крайней мере, ты.
Сек снова переключает внимание на далека, оставляя меня осмысливать сказанное. Щупальца по сторонам его головы не шевелятся. Он заговаривает, обращаясь к машине:
— Я один из вас. Ты не сочтешь меня таким, как сам, больше нет. Мой ранг выше твоего. Ты отпустишь нас.
— ДАЛЕКИ… НЕ ПОДЧИНЯЮТСЯ ПРИКАЗАМ… НЕ-ДАЛЕКОВ! — скрежещет древний механизм. — ТЫ ЛЖЕШЬ! ТВОЯ ПЛОТЬ ОСКВЕРНЕНА! ТЫ НЕ ДАЛЕК!
— Может, и нет.
Неожиданно Сек улыбается. Зачем он так улыбается? Он же не сошел с ума? Это было бы нечестно по отношению ко мне. Единственный спутник — и тот смертный и безумный.
Но далек дергается. Издает звенящий звук — собирает энергию. Поднимает оружие.
— УНИЧТОЖИТЬ!
Тогда меня охватывает паника.
— Беги! — говорит гибрид.
И, резко развернувшись, бросается прочь по коридору. Бегу следом, но спотыкаюсь, когда прямо за спиной все взрывается жаром и белыми искрами.
— Сек!
Заметив, что я упала, он мчится назад и поднимает меня на ноги. На запястьях остается слизь, но это ерунда.
— Следуй за мной, — приказывает он, и в тон его словам за спиной раздается леденящий стон двигателя далека.
Я бегу следом. Туннель тянется и тянется, неизменный, но все более ветхий. Вскоре мы мчимся бок о бок, слишком большая рубашка чернеет в углу зрения. Я опасаюсь далека. Он прямо за нами, серый силуэт. Я его слышу, но он движется все тише. Далек гораздо медленней нас. Слава Богу! Я сглатываю пересохшим горлом, и тут наш путь резко сворачивает. Сек скользит, чтобы вписаться в поворот.
— Сюда!
Мы мчимся по запутанному лабиринту. Каждая новая балка-ребро выглядит все более ржавой, словно возраст отгородил ее от мира, а время все продолжало сочиться из стен. А конструкция? Зачем? Зачем эти изгибы?
Мы проносимся через участок, залитый светом, и мое любопытство нарастает, я задерживаю дыхание. Свет золотистый — сияющий предзакатно-желтый, проникающий сквозь ячейки стеклянных сот. Или мне кажется, что стеклянных. Они такие плотные, что, возможно, это хрусталь. Поначалу мне кажется, что свет льется снаружи, и это означает, что мы на поверхности, но в нем есть уродливая искусственность. Даже на мой взгляд видно, как часть ячеек помаргивает. Снова электрический свет.
Я отмечаю все это мимолетно, скрывая под тонким слоем страха, но случайно гляжу на гибрида и вижу, что он тоже очарован. Да, он снова обгоняет меня, может, метров на сто, но я вижу, как он поворачивает голову, окидывая взглядом изгиб туннеля.
И все же, невзирая на умирающую красоту, все кругом нервирует и вызывает клаустрофобию. Плевать на далека: шестое чувство все громче подсказывает мне, что что-то не так.
Далек все еще за нами, его скрежещущие вопли катятся по коридору. Но мы снова сворачиваем, и я больше не ощущаю спиной этот слабый белый свет.
Задыхаясь, я обращаюсь к гибриду. Мне нужны ответы.
— Окей, может, сейчас совсем не время, — начинаю я, — раз уж мы бежим из последних сил от киборга-убийцы. Но, может, ты все-таки скажешь, где мы?
— Я объясню, когда мы будем в безопасности, — отвечают мне.
— С этой штукой за спиной?
— Не стоит его переоценивать, он поврежден. Огневая мощь существенно снижена. Он нас не убьет.
— Отлично…
— Но попадание вызовет серьезное повреждение нервной системы и судороги.
— О. Еще лучше. Здесь еще много далеков?
Вдруг мы напоремся на другого?
Сек качает головой.
— Понятия не имею.
Я вот-вот собираюсь продолжить дознание, но внезапно туннель заканчивается, и я скольжу, чтобы остановиться. На мгновение мозг отказывается верить тому, что видят глаза. Клаустрофобия тает, как снег, сменяясь прямо противоположным.
Мы выбежали на балкон, окружающий по периметру огромное пространство. Высокие медного цвета колонны по обеим сторонам от нас тянутся вверх, к сводчатому потолку, слабо и издали сияющему тем же золотистым светом, что и хрустальные ячейки в туннеле. Наш балкон довольно высоко: я рискую заглянуть на нижние ярусы и отшатываюсь — резко кружится голова. Глубина — как у шахтного ствола, пол — крохотный шестигранник внизу, повторяющий очертания потолка. И никакого ограждения: ничего, что не дало бы нам свалиться за край.
Сек поворачивает голову влево и вправо, поднимает руку и трет обнаженный мозг, словно в замешательстве. Но я больше не вижу его. Потому что совершенно неожиданно тошнота, которую я ощущаю с тех пор, как попала сюда, достигает пика. Нет, дело не в высоте. Я из Нью-Йорка, это мне привычно. Но очертания, конструкция самого этого места и его нарастающая неправильность — все заставляет правду всплыть. Мне это не нравится. Не хочу об этом думать!
«Ты больше не на Манхэттене, Элиза», — говорит оно.
«На самом деле, сомневаюсь, что ты даже где-то рядом».
«Это не Земля».
Глядя под ноги, стараюсь стряхнуть это ощущение. Нет. Это смешно! Невозможно! И тогда, могу поклясться, что-то далеко внизу зашевелилось.
Оно скользит по центру шестигранного пола, такое же серое, как и наш преследователь, но крохотное и очень далеко. Другой далек. Он не видит нас.
Когда гибрид замечает его, то принимает решение.
Он мотает головой и бежит влево. В стенах — устья коридоров, некоторые закрыты тяжелыми металлическими дверями. Не округлыми, но высокими и трапециевидными. Неожиданно нам попадается открытая, и Сек врывается внутрь.
— Давай, — шипит он.
Я забегаю следом, грудь разрывается — слишком много всего. Чувствую себя незваным гостем, но с облегчением замечаю, что в комнате пусто. Тотчас же Сек бросается к дверному проему, к небольшому круглому куполу, встроенному в металл. Он бьет его кулаком, и, к счастью, дверь, скользнув, закрывается. Но теперь за нами тупик. Бежать некуда.
Сердце тяжело болтается в груди, все болит. Опускаюсь на пол — тот весь покрыт металлической сетью, скрывающей яму, полную проводов. Плевать! Свет мигает, и это бы меня напрягло, если бы я так не устала. Едва не убили. И мы все еще в опасности. Раны на шее мучительно ноют. Но так же мучительно ноет моя голова от тучи вопросов, плавающих в ней.
Сек, задыхаясь, как и я, бредет в середину комнаты и сползает на пол, ложится, опираясь на локти. Может, из-за внезапного приступа одиночества, а может, потому, что далек — настоящий далек, — теперь далеко, меня накрывает волной неожиданного отвращения. Почему я оказалась заперта именно с ним? С таким изуродованным. Злобным. И то, что он хотя бы наполовину похож на человека, совершенно не помогает.
Он — то существо, которое я оставила спать на диване дождливой летней ночью. Я это знаю. Тот же глаз, багровые пятна на лице на тех же местах, и на руках тоже, повторяя те, что были на щупальцах.
На него тяжело смотреть, особенно теперь, когда он так обессилен. Как рыба, выброшенная из воды, хватающая ртом воздух. Может, ему уже тысяча лет.
Далек не видел в нем далека, так ведь? Но и я не вижу в нем человека. Не могу. Не совсем. Чем больше пытаюсь, тем сильнее он меня пугает. Особенно учитывая убийства. И прочее, что я читала. Тогда как он может вести себя с другими — в ловушке, в плену двух своих состояний?
Но сейчас не время для жалости. Нужно решать насущные проблемы.
Я поворачиваюсь к Секу.
— Эти штуки не смогут сюда забраться, верно?
Он сглатывает пересохшим ртом. В прошлый раз, в гибридной форме, я видела его всего мельком, но уверена, что он не был настолько тощим.
— Нет, не могут. — Он неуверенно машет рукой в сторону двери. — Они не смогут пробиться сквозь нее, она из поликарбида. Тот же материал. Один из немногих, которые не в силах разрушить далек. По крайней мере, не без труда.
Совсем небольшое облегчение. Собираюсь с силами и задаю главный вопрос.
— Что это, блин, на место? Где мы вообще? И что с другими далеками? Он тоже здесь заперты?
Словно от усталости, он закрывает глаз. Или от беспокойства. Черт, а с чего бы ему не беспокоиться?
— Нет, они не заперты. Хотя сбежать не могут. Зато можем мы.
— Но где мы? — повторяю я вопрос. Хотя и не уверена, что хочу это знать.
Когда гибрид отвечает, то произносит слова медленно и тихо, словно говорит сам с собой. Словно признавая, что победа — Пиррова, что мечта, к которой он стремился, которую превозносил, грязная и недостойная. Но когда Сек произносит эти слова, тонкая пленка, защищающая мой рассудок от этой ужасающей, непостижимой мысли, лопается и исчезает.
— Там, в Нью-Йорке, когда мы вошли в контакт с Разломом, должно быть, мы прорвались. Это сработало. Это наконец сработало!
— Что сработало? — Меня начинает трясти. — О чем ты говоришь вообще? Там и здесь — небо и земля…
Гибрид глядит на меня. Взгляд его огромного, единственного голубого глаза пронзает насквозь.
— Не Земля. Скаро, — говорит он. — Это Скаро, мертвая планета. И я вернулся.
====== Глава 20. Босиком на Скаро ======
Комментарий к Глава 20. Босиком на Скаро Кажется, самая крупная глава в фике. Молчу, молчу про физику.
Фатом, он же морская сажень – мера длины, равная 6 футам (1,8 метра).
Я говорю это. Такое знакомое слово! Резкий консонанс первого слога. То, как оставшаяся часть скатывается с языка. Я здесь. Осмелюсь ли поверить в это? Осмелюсь ли, после всех ночных мечтаний под индиговым небом земли или в лишенной воздуха камере, погребенной под городом?
Я вернулся на Скаро.
Но все гораздо, гораздо масштабнее обычного возвращения. За сотни лет я — первый наследник каледов, вдохнувший воздух этой планеты. Я, далек Сек, первый в веках. Почву под ногами я тоже почувствую. Поднимусь на поверхность, не прячась больше в клетке. Я больше не заперт в броне. Вот оно, освобождение! Великолепно! Что я сейчас чувствую, восторг? Чем бы это ни было, невероятное ощущение.
И даже сказанное — лишь половина чуда. Здесь есть далеки. Далеки живы! Они живут тут, на Скаро. Просто представьте, сколько усилий мы приложили, пытаясь возродить наш вид после Войны времени. Чтобы найти подлинных далеков. Мы украли корабль-тюрьму и вскрыли ее в небе Земли. В подземельях мегаполиса, так похожего на наш, я рискнул жизнью и подверг себя боли, только чтобы мы снова смогли ходить. И за все это время стоило всего лишь обратить внимание на родную планету. Нам не хватало энергии, да. Мы были арестантами, задержанными на неопределенное время. Но мы могли выждать и перезарядиться. Как я мог быть настолько слеп? Тай и Джаст остались бы в живых. Каан не предал бы меня и не исчез.
Я не превратился бы в кощунственное убожество, которым стал теперь.
Как эти далеки выжили?
Разве это имеет сейчас значение?
Элиза, темнокожий человек, сидит рядом, прижав колени к груди, и разглядывает меня. На ее лице выражение недоверия или ужаса. Я рад, что не в одиночестве: есть кому разделить со мной триумф возвращения на планету моих предков. Хотя, кажется, в этот момент она не слишком восхищена достигнутым. Таковы уж люди.
Нужно только решить, куда нам следует направиться дальше. Разумеется, к поверхности — это всегда входило в мой план. Но теперь его частью стали другие далеки. Нужно ли мне предпринять попытку войти с ними в контакт? Они меня не примут, зато я смогу помочь им. Возможно, освободить их от брони. Но никаких больше попыток гибридизации с людьми. Не на этих далеках. Здесь есть Элиза, но она — друг. Она храбрая. Будет неверным использовать ее, да и любого другого фигуранта, который этого не желает. В качестве основы, возможно, я использую собственную генетическую структуру.
Мои мысли прерывает человеческий голос. Очень слабый. Ранее он звучал громко и уверенно, но теперь дрожит. Так мог бы говорить ребенок.
— Что такое Скаро? — бормочет Элиза. Я не учел, что она не может этого знать.
— Родная планета далеков, — поясняю я. — Именно отсюда мы начали свой путь к покорению вселенной.
— Родная… планета?
— Да.
Она отводит взгляд. Беззвучно шевелит губами. Я начинаю объяснять:
— Тот сияющий диск, которого ты коснулась в исследовательском центре, был порталом. И перенес тебя сюда.
Говоря, я изучаю окружающее пространство. Мы в наблюдательном пункте — невысоком, тускло освещенном помещении, из которого далеки ранее следили за уровнем радиации на поверхности. Много веков назад на стенах бы горели голографические экраны, в размытом монохроме демонстрируя все внешние части города. Но потом случилась Война времени. Все дееспособные единицы покинули планету. И были стерты из истории, если не считать Культа Скаро и Императора, чей прах теперь только засоряет космос. Продолжая говорить, я не могу не изумляться тем, насколько по-новому это ощущается.
— Видишь ли, люди построили на Манхэттене Разлом, — продолжаю я. — После того, как была открыта другая брешь, в Лондоне, через которую прошли киберлюди. — Я лично в ответе за создание того Разлома, но не сообщаю ей этого. Время — сложная вещь. — Люди нашли способ прорваться сквозь ткань пространства, и, раз уж я находился у них в плену, то привлекли меня. Но я воздействовал на него в своих интересах. Повысил уровень энергии и сменил координаты, чтобы Разлом открылся сюда.