Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП) - The Wishbone 7 стр.


Чего я совершенно точно не ожидала, так это телефонного звонка.

Автомобильный гудок родом из двадцатых дырявит напряжение, словно гвоздь стенку. Я отворачиваюсь от Существа и смотрю на куртку — на маленький прямоугольник света, сияющий сквозь ткань. С опаской я перевожу взгляд на диван, но существо не сдвинулось с места. Так и сидит, психованный осьминог-мутант, царственно свесив по сторонам щупальца и глядя на меня холодным расчетливым взглядом.

И хочет, чтобы я взяла трубку.

Я не поворачиваюсь к нему спиной. Пячусь по комнате боком, как краб, и выуживаю из кармана телефон. Номер не определен.

Осторожно, но все же жму «Ответить», дергано подношу трубку к уху.

— НЕРАЗУМНО БЫЛО ПРИНОСИТЬ МЕНЯ СЮДА.

Это заявляет голос из моих детских кошмаров. Потому что голос, звучащий в телефоне, голос существа, сидящего на моем диване, этот скрежещущий, механический отрывистый лай — это голос далека.

Два чудовища за одну ночь. Эта штука — не просто машина. И не была ею. Только скрывала тягучий, оплывший кусок плоти. Каким-то образом оно может подключиться к моему телефону и поговорить. Оно может менять форму. Но последнее я пойму только позже, сейчас я только пытаюсь переварить информацию.

Медленно, чрезвычайно медленно опускаю телефон на стол, экраном вверх.

— Это ты говоришь? — удостоверяюсь я. Оно моргает. Подтверждающий знак.

— ТАК... ТОЧНО, — скрежещет голос. Медленно, словно не хватает энергии или слабая связь.

— Далек. Тот черный танк... штука в Мидтаун Уэст?

— ВЕРНО.

Очередная волна понимания захлестывает меня. Волна паники. Машина-убийца, так говорил Льюис. Я не сомневалась в этом, когда была маленькой. И не очень умно сомневаться в этом сейчас.

В моей комнате убийца.

— Из-звини, — бормочу я, растеряв всю храбрость. Трусиха года, не иначе. Слайзер, ага, со слайзером я могла справиться. Но не с этим. Не с ним. Не с кем-то умным, говорящим, мыслящим и отравляющим мой слух ненавистью.

— Я не знала. Я не думала... со всеми этими, э... превращениями и... о, Господи.

Я вижу, какой он внезапно огромный, заполняющий все поле зрения, зеленый, презрительный и чудовищный. И вижу, как он закатывает глаз.

— ЕСЛИ БЫ Я ХОТЕЛ ТВОЕЙ СМЕРТИ, — трещит механический голос, — Я БЫ ДАЛ СЛАЙЗЕРУ УБИТЬ ТЕБЯ.

Я долго и упорно смотрю на него. В его взгляде есть что-то стальное. Его лицо, каким бы ужасным ни казалось, выглядит древним, старым. Оно повидало гораздо худшую дрянь. Он не станет возиться со мной. И не лжет. Я с трудом сажусь. Он дело говорит.

Тишина. Далек, потому что да, это именно он, протягивает пару щупалец и обхватывает стакан. На стекле остаются густые полосы слизи. Я ошалело наблюдаю, как он играючи поднимает его и тянет к себе. Неожиданно становится виден его рот, прячущийся между двух щупалец. Далек делает глоток, и его тело раздувается. И снова, победив страх, меня охватывает благоговение, совсем как в детстве. Он делает это с такой легкостью! Это как следить за улиткой, которая ест салат — немного противно, но ужасно интересно. И мой страх чуть-чуть отступает. Я сижу напротив кошмара из моего детства, и миллиард вопросов квантовыми частицами бомбардирует мой мозг. И что самое удивительное — облегчение, потому что я жива.

Сквозняк колышет шторы. Все еще холодно. Отопление в этой квартире включат в лучшем случае в конце ноября. Достаточно сказать, что хозяйку квартиры я не слишком-то люблю. Дождь за окном барабанит все громче. Я принесла в дом пришельца. Я не бросила его на улице, чтобы он подхватил воспаление легких. И, боже милый, там полно тех, кто все-таки его подхватит. Я жива, здесь и сейчас. Снаружи мир живет своей жизнью. А мой внеземной гость сидит и молчит.

Телефон снова вибрирует.

— ЗАЧЕМ ТЫ ПРИНЕСЛА МЕНЯ СЮДА? — спрашивает далек. Неожиданно я теряюсь.

— Мне... мне показалось, что ты ранен, — начинаю я. Он с грохотом ставит стакан на стол: стекло покрыто прозрачной слизью. — А ты помог мне выбраться, так что не бросать же тебя умирать. И... — Да какого черта? — Думаю, мне просто стало любопытно.

— ТЫ ГЛУПАЯ, — говорит мне Пришелец.

— Ага. Думаю, так и есть.

Я это признаю. Смотрю, как он движется. Как поднимает извивающиеся щупальца. Пластик трещит. Далек выглядит усталым. Если бы он был человеком — самым обычным парнем, — я бы смогла выяснить две главных вещи. Он очень старый. И очень устал.

Я обдумываю это, пытаясь расслабиться. А это вдруг оказывается совсем нетрудно. Что он мне сделает? Я набираюсь смелости и говорю:

— Я видела тебя раньше. — Это комментарий, и он требует подтверждения. Далек закрывает глаз. Спит. А может, умер.

— ВЕРОЯТНО, — гудит телефон. Этот медленный голос подходит его динамику.

— Ты изменил форму.

— ВЕРНО.

— Ты всегда можешь ее менять?

— НЕТ.

Это поднимает намного больше вопросов. По одному за раз.

— Ясно. Это... — «Ты насильник? Нет, забудь». — Кажется, когда ты это делаешь, тебе очень больно?

Сам далек что-то бормочет. Телефон говорит:

— ЭТО НЕСУЩЕСТВЕННО. ДАЛЕКИ ДОПУСКАЮТ БОЛЬ.

— Окей.

Может, я задаю не те вопросы, но разговор обостряется.

— А ты...

Но Существо сдвигается в сторону и приоткрывает глаз.

— БУДУ БЛАГОДАРЕН ЗА ВОЗМОЖНОСТЬ ПОСПАТЬ.

Он укладывается. И снова, кажется, немного растекся в стороны. Думаю, с ним все будет нормально. Прикусив губу, киваю. Встаю, скрипнув паркетом.

— Ага. Конечно.

Я осторожно тянусь и нащупываю телефон, все еще со включенным экраном, но молчащий.

— У тебя есть право. Я не против, если ты... э... захочешь остаться, когда я уйду. Оставлю запасные ключи. Если можешь, отложи свои превращения на потом, пока я здесь.

Добравшись до спальни, я придвигаю к двери стол; очень тяжелый, ага. Осторожность не помешает.

Тут до меня наконец доходит, что, наверное, я вела себя невежливо. Неземная жизнь — все дозволено, решите вы. Гляжу обратно в комнату — он валяется там, бледный, занимая весь диван, и мерно дышит. Полагаю, эта картина надолго запечатлится в моей памяти.

— Могу я спросить еще одну вещь? — осведомляюсь я в пространство.

— ...МОЖЕШЬ.

— Как мне тебя называть? У тебя есть имя, или ты просто... далек?

Свет мигает.

— У ДАЛЕКОВ НЕТ ИМЕН, — говорит Существо после короткой паузы. Телефон в моей руке рявкает. — НО У МЕНЯ ЕСТЬ.

Странно. Так он не считает себя далеком?

— МЕНЯ ЗОВУТ СЕК.

Сек. Без сомнения инопланетно, коротко и мило. Веско. Стоит принять к сведению.

— Тогда спокойной ночи, Сек.

Нет ответа.

Решив, что разговор окончен, я нажимаю отбой.

Выключаю свет.

Закрываю дверь.

====== Глава 11. Время; как оно течет ======

«Трудно понять структуру Времени. Оно эластично. Оно может изменять форму. Степень его пластичности выходит далеко за пределы человеческого понимания и, если уж на то пошло, за пределы понимания многих других разумных форм жизни. Мы не ошибались. Мы никогда не сомневались в наших силах. Мы осознавали риск.

Так что мое решение преследовать далека Каана оказалось катастрофически неверным.

Можно было ожидать гораздо худших последствий. Мне удивительно повезло. Я сохранил рассудок. Но не форму.

Зима 1933 года выдалась чрезвычайно холодной. Жить на Земле было трудно. Прошло три года с тех пор, как он сбежал. С тех пор, как мы потерпели неудачу в наших замыслах. И прежде чем я собрал достаточно энергии, чтобы попытаться последовать за ним.

Я всегда превосходил своего противника, или считал, что превосходил. Против его упорства я мог поставить свой интеллект. Я считал его мертвым. Он потерпел неудачу. Должен был потерпеть. Я почти погиб, следуя за ним. Невозможно, чтобы он выжил.

Однако благодаря этим событиям я в состоянии изложить природу времени. Понимаете, в то время как оно считается непрерывным, как я уже говорил, в действительности его стоит рассматривать с другой точки зрения. Похоже, что у времени есть совесть. Иначе говоря, оно живое. Оно способно принимать или отвергать, его воздействие меняется, и его можно обмануть. Мы бы сочли подобные особенности несущественными. Не в нашей природе обращать внимание на такие вещи.

Чтобы предпринять путешествие во времени, как правило необходимо судно. Когда в 1933 году я его предпринял, в моем распоряжении была моя первоначальная броня. По вполне очевидным анатомическим причинам путешествовать внутри этого приспособления было невозможно более. Так что я применил темпоральный сдвиг, полностью подвергаясь воздействию временной воронки.

Попытка провалилась. К тому моменту, когда я осознал, что именно пытался осуществить мой бывший соратник, было слишком поздно. Меня отбросило от барьера и швырнуло обратно на Землю. Через пятьдесят один год после того, как я отправился.

Стало ясно, что путешествие оставило свой след.

Отправляясь, я находился в своей эволюционной форме.

Но Время запомнило ослабланное, маленькое, моллюскоподобное существо внутри металлической раковины. Мою исходную форму.

Когда в 1984 году я достиг реальности, то находился на полпути между двух форм.

Мой случай не единственный. Таймлорды переживали подобные изменения. Они становились отчасти детьми, отчасти взрослыми — наиболее нестабильная из виденных форма.

Я предвижу, однако, что с открытым доступом в Пустоту это влияние можно обернуть вспять. Но я не не стал бы пытаться. Последствия будут слишком серьезными».

(Далек Сек, в разговоре с доктором Дениз Алсуотер, 18 января 2008 года. Записано и расшифровано Фредриком Хайнкелем)

Проснувшись, первым делом я слышу бубнеж какого-то тупого диктора, звучащий из часов-приемника. Затем раздается наигранный голос Уинтерс, которая говорит что-то об англо-американских отношениях. Терпеть не могу новости — скучно до зевоты. Но все же мне кажется, самое мудрое сейчас — знать о том, что творится в мире. И, кроме того, слушать о «Вэллианте» — это нечто!

Неясный, белесый свет струится из окна. Свет розовеющего рассвета над шумными улицами и дымящими трубами, рассвета над влажными улицами, по которым вот-вот польется поток машин, где перекрикиваются мусорщики, где просыпаются у порогов пьяницы и так много людей бредут с бодуна по этим мокрым туманным улицам, между кирпичом, и бетоном, и сливными решетками, и проводами, торчащими из ниоткуда, где горячий воздух гонит по асфальту мусор, и тот шелестит на ветру.

Рассвета, когда мне пора вставать. Черт. Я проспала всего два часа. Шея раскалывается. Прямо горит, больно до чертиков. Поднимаю руку: она перевязана. Потом замечаю, что стол придвинут к двери, что нет лампы, старого кассетника и ноута, и думаю: «Странное место для стола».

Потом вспоминаю.

На моем диване спит, свернувшись, зеленый пришелец с щупальцами. Вздрагиваю от страха, сдерживаю тревожную тошноту, и тут в моих ушах звенит радостное возбуждение.

Сек, так его звали, верно?

Я соскакиваю с кровати — так и спала, не расстилая постель, поверх покрывала, — и иду к двери. Даже не помню, как двигала стол — так я устала. Но сейчас уже нет. Нетушки.

Вопросы, все вопросы двухчасовой давности проносятся в моей голове. Вот мой шанс. Ностальгия, мои давние споры с Малькольмом о космосе и пришельцах. Об этом пришельце.

О Боже, это все так по-настоящему теперь.

С какой ты планеты? Давно живешь в Нью-Йорке? Есть еще такие, как ты? Как ты подключаешься к своему роботу? Ты и правда мужик или просто похож на него?

И другие, более практичные.

Что ты делал в доках? Что к чертям такое этот слайзер, правда? Он твой? Откуда он? Он там жил всегда (потому что, боже милый, до прошлой ночи я никогда не видела раньше так сильно изорванного тела)? Слайзер следил за тобой? У тебя есть разрешение на твое оружие? Ты кого-нибудь на самом деле убивал?

Честно говоря, последний вопрос беспокоил меня сильнее всего.

Двигать стол еще более неудобно, чем я ожидала. Если моя квартира крошечная, то спальню в основном занимают шкаф и кровать. Когда я пытаюсь вернуть стол на место — по стороне за раз, — мои мышцы и синяки ноют, жалуясь. Стол бьется в мои колени. Я ударяюсь пальцем ноги и громко матерюсь. Он скребет по ковролину, но у меня получается.

Открываясь, дверь слишком громко скрипит. Надеюсь, оно не разворчится, если его разбудить.

Комнатка залита тем же приглушенным утренним светом, и первое, что я вижу — жалюзи подняты. Потрясенная, я колеблюсь.

Далек сидит, устроившись на подоконнике. Его мозг темными изгибами выделяется на фоне здания за окном. Кажется, он оборачивается на скрип двери, его щупальца стекают с подоконника на пол, сворачиваясь, словно длинные хвосты. Они не похожи на осьминожьи — каждый поделен на части, словно дождевой червяк, и отливает зеленым. Кажется, далек о чем-то думает.

Как он туда забрался? Он не кажется слишком-то ловким. Должно быть, он проснулся давным-давно. И пялится на просыпающийся город. И я не уверена, что хочу знать причину.

В комнате все еще темно, но я не трогаю выключатель.

— Так ты встал, — говорю с улыбкой.

Тогда, не придумав ничего лучше, или менее неудобного, я бочком иду к стойке, высматривая кофейник. Мой гость слышит, как я стучу, и поворачивается, оставляя на подоконнике следы. Я вздрагиваю. Это сморщенное лицо, этот глаз сосредотачивают на мне внимание. Не то чтобы этого нельзя было пережить, но его взгляд острый, словно через прицел. Он прищуривается.

Я бросаю ошарашенный взгляд на кофейник, который держу в руке. И стараюсь делать вид, что передо мной обычный человек.

— Эм... хочешь? В смысле, кофе?

Сека это не впечатляет. Надо бы взять телефон. Но, кажется, я оставила его на зарядке.

— Ты... ты будешь еще проделывать эту... штуку с телефоном? — спрашиваю с надеждой.

Гляжу на ладони и понимаю, что взяла панировку для мяса вместо Нескафе. Ага. Ну и что? Меня отвлекают.

Существо медленно моргает, и я прямо чувствую исходящие от него волны сарказма. Круто, как ему удается изображать сарказм, как он это делает? Таким же взглядом на меня смотрели мой учитель истории, мой брат и иногда Мелани.

Потом он поднимает щупальце, сгибая его, как руку, и трижды стучит по стеклу. Танг-танг-танг. Привлекает внимание. Хочет, чтобы я посмотрела за окно.

Отставляю кофейник в сторону.

— Что там?

Подхожу, и он поворачивается, быстро и упрямо, так, чтобы я проследила за его взглядом.

И вот он где.

Припаркован на тротуаре, словно минивэн. Такси, готовое его подобрать. Такой неуместный среди серых тротуарных плит, геометрически точный и черный, как смоль. Его глаз-камера направлен прямо на нас, поблескивает голубым. Броня приехала за далеком.

Я опускаю взгляд на самого далека, жителя брони, и он смотрит на меня в ответ. Маленький, похожий на кальмара. Моллюск. Который прячется в раковине.

И меня окатывает странным, выматывающим разочарованием.

— О.

Он окидывает меня взглядом с головы до ног, резким взглядом.

— Так ты хочешь наружу? Ну, наверное, я слегка псих, но я не против, если ты останешься.

Он булькает. Как будто даже обижается.

Снова выводы. Поднять свое дряблое тело на метр он может, но скорее всего не справится со ступеньками.

— Хочешь, чтобы я тебя несла? — Я не скрываю отвращения.

Он слегка наклоняется. Крошечный осьминожий кивок.

Я пожимаю плечами. Но мне ведь не хочется этого делать! Это же как помогать старику, страдающему недержанием. Нет, я не хочу, чтобы это звучало жестоко. Хотя и гарантирую, что вам знакомо это чувство.

Я помню его одежду. Да. Наклоняюсь, сгребая ее в руки. Они воняют, но не только им самим. Еще порохом, сыростью из-за дождя. И слайзером. Все не слишком-то вкусное.

Чтобы принести далека сюда, мне пришлось соврать. Один из копов, дежуривших у тела, подвез меня домой. Я сказала, что в свертке моя одежда — правдоподобное объяснение, раз уж я тащила его так далеко.

«Ну и крепкие же у тебя духи, дорогуша», — заметил он, выразительно бурча. К счастью, он смотрел на светофор, когда сверток дернулся. Должно быть, он подумал, что запах оставил покрытый слизью нападавший. Кроме того. Никто не знал, что их было двое.

Назад Дальше