— А как именно ты готовилась?
— Думаешь, есть какие-то особые секреты? Мне придется тебя разочаровать, но я, как и все остальные, просто училась владеть кое-каким оружием и другими полезными навыками…
— Судя по твоей восьмерке за аттестацию, у тебя вышло недурно. Но ведь ты не расскажешь нам, что показывала распорядителям? Вы, трибуты, отчего-то такие скрытные…
— Ну, а как иначе? Все, что я сейчас скажу, услышат мои соперники, и тогда я не буду иметь козыря в рукаве.
— К слову о рукавах… Они у тебя такие широкие, там точно ничего не припрятано?
— Нет, — сдержанно смеется Иштар. Неискренне — снова из вежливости, чтобы произвести приятное впечатление. — Однако мой стилист всерьез предлагала спрятать туда змею.
— Змею?! Настоящую?
— Самую что ни на есть. Но потом она решила, что это чересчур — образ получится перегруженным. Мы приберегли змею до лучших времен.
— Значит ли это, что ты обещаешь нам вернуться с арены и на финальном интервью предстать перед зрителями с живой змеей в руках?
— Возможно, — уклончиво отвечает девушка. Грация пытается поспрашивать ее о жизни в Дистрикте-3, но эти вопросы Иштар ловко обходит стороной, а потом звенит спасительный звонок, и она возвращается на место.
— Ром Гаррисон! — объявляет Грация имя следующего трибута, и Ром, одетый в рубашку из золотистого шелка, широко улыбаясь, садится напротив нее.
— Добрый вечер, дамы и господа! Грация, мое почтение, — кивает он, вальяжно расположившись на диване.
— Я вижу, ты в прекрасном расположении духа?
— А ты предлагаешь мне плакать и утирать слезки кружевным платочком, который я нашел у себя в гардеробе? — хохочет он. Скажи, капитолийцы и правда такими пользуются?
— Ну да…
— Вот ужас. Неудобно же! Мой вам совет, попробуйте перейти на что-то попроще. Обычный носовой платок, знаете, без всяких этих ваших изяществ. Если мне удастся вернуться, я покажу, что имею в виду.
— То есть, ты сейчас предлагаешь нам носовые платки? В прямом эфире?
— Верно, — расплывшись в широкой улыбке, соглашается Ром. — Но это все лирика. Что там у вас?
— У нас? А может, у тебя? Скажи, есть какой-то план, как победить?
— Плана пока нет, — чуть спокойнее отвечает Гаррисон. — Но есть кое-какие наработки. В основном я собираюсь полагаться на свой ум, конечно, но и без физической подготовки никуда.
— Ну, думаю, с этим у тебя все в порядке.
— Надеюсь. Не хотелось бы в бою с кем-то из профи прослыть доходягой.
Грация смеряет его оценивающим взглядом:
— А ну, напряги бицепс!
— Ну вот еще, я, может, не хочу, чтобы вы все на мои бицепсы смотрели! Может, у меня их и нет вовсе! — И все же напрягает руку, и хотя под рубашкой мало что понятно, публика принимается одобрительно улюлюкать. — Ну все, все, ребят, потише! — усмиряет их Ром. — Так что ты там еще собиралась спросить, Грация?..
Ром хозяйничает на сцене, словно это он ведущий, и Грацию это явно утомляет, поэтому когда время Гаррисона подходит к концу, она счастлива выпроводить его и пригласить к себе Талассу Ричардсон.
— Здравствуй, милая, — улыбается она. — Ты к нам словно с пляжа пришла. Не принесла с собой кусочек моря?
— Увы, моря не принесла, но могу рассказать о нем, — предлагает Таласса, и Грация с радостью соглашается: в Капитолии моря нет, и трибутов из Дистрикта-4 здесь особенно любят за какую-то особую солнечность. В этом году стилистам Четвертого особенно нравится обыгрывать ее в нарядах своих трибутов: так, Таласса одета не в шелка и органзу, а в свободный бирюзовый топ и длинную юбку из простой голубовато-серой материи, разрезанную почти от самого бедра и украшенную множеством поясков из деревянных бусин и причудливо переплетенных кожаных шнурков. На ногах — сандалии, на руках — бесконечное множество колец и браслетов — тонких и широких, кожаных, металлических, собранных из мелких ракушек… На шее — деревянные бусы, а светлые волосы небрежно разбросаны по плечам и сбрызнуты средством, благодаря которому кажется, будто Таласса только что выбралась из воды. И о море она рассказывает так вдохновенно, что Лисса невольно заслушивается, но Грация вовремя останавливает поток ее речи — иначе просто не хватит времени.
— Давай поговорим о тебе, — предлагает она. — Я, например, уж очень хочу узнать, что символизируют эти золотые рисунки на твоей коже — это так… необычно!
«Осторожнее, — «включается» Урсула в наушнике Лиссы и, соответственно, самой Грации. — Часть из рисунков — символы мятежников. Не дай ей говорить о них».
Грация, быстро сориентировавшись, указывает на одну из татуировок:
— Что, например, значит этот глаз на твоем запястье?
— О, это нечто вроде моего внутреннего ока, — охотно поясняет Таласса. — Помогает оставаться в гармонии с собой. Еще тут есть рисунки-талисманы, которые многое значат для меня, а есть просто узоры, не несущие в себе особой нагрузки. И еще есть символы справедливости, равенства… Я могла бы рассказать о них, будь у нас больше времени.
— Что ж, если ты победишь, мы непременно встретимся еще раз, и ты все расскажешь. А пока давай поговорим о твоей жизни в Четвертом. Чем ты занимаешься?
— Ну… Если честно, я очень люблю ходить в море за рыбой. У меня есть свое судно, «Морская ведьма», и отличная команда.
— А я слышала, будто женщина на корабле — плохая примета. Разве моряки — не суеверные люди?
— Не в этом случае. У нас в семье это уже традиция — моя бабушка вот была в свое время капитаном большого корабля. Я бы хотела быть на нее похожей, она боролась за…
— Так значит, твои земляки тебе доверяют? — обрывает ее Грация.
— Думаю, да, — сердито отвечает Таласса, явно прекрасно понимая, почему ей не дали договорить, а потому не предпринимая новой попытки. — Именно поэтому я здесь — чтобы оправдать их доверие. — Она замолкает и с шумом втягивает воздух сквозь зажатые зубы.
— В чем дело? Волнуешься?
— Безумно.
— Что ж, я могу лишь пожелать тебе удачи… Давайте поддержим Талассу аплодисментами!
Лисса едва заметно улыбается, лениво обмахиваясь веером. Таласса — одна из ее фаворитов на эти Игры, и будет очень интересно посмотреть, как покажет себя девушка. У главного распорядителя сложилось впечатление, будто Таласса чем-то рассержена и недовольна. У нее остается еще несколько мгновений, и она использует их на то, чтобы все же высказаться напоследок.
— Знаете, — говорит она, — я выросла у самого берега моря, и я хочу сказать, что море — свободно. Оно не подчиняется даже самым опытным морякам, и если ему вздумается — оно штормит. И в этом кроется его самая большая опасность. — И Таласса с гордо поднятой головой возвращается на свое место, прижимая тонкие жилистые руки к раскрасневшимся щекам. Грация спешит назвать имя Сандала Шортли, и тот занимает место рядом с ведущей. Он держит себя слегка зажато — скорее всего, волнуется, да еще вечно теребит пуговицу на распахнутом белом пиджаке. Сандала стилист тоже одел в морской тематике: под пиджаком у юноши — футболка в широкую сине-белую полоску, а на ногах — темно-синие брюки. Из нагрудного кармана пиджака небрежно выглядывает того же цвета платок.
— Привет, Сандал! Как твое настроение?
— Ну, если быть честным, то я должен сказать, что оно как бы двоякое такое. — Грация на какую-то долю секунды закатывает глаза, ожидая долгую тягомотную речь, пересыпанную кучей лишних междометий и уточнений. Сопровождающая так и не научила Сандала говорить легко и непринужденно. — С одной стороны, конечно, перед Играми страшно. Вот представьте, да: многие из нас умрут уже завтра. Но если судить с другой стороны, то я, пожалуй, очень жду, когда все начнется. Потому что ожидание очень сильно выматывает. — Голос течет вязко, как густой сироп. И Грация спешит его разбавить:
— Могу представить, как нервничаете вы, трибуты, если уж мы извелись в ожидании! А ты к кому относишь себя: к тем, кто умрет завтра, или к счастливчикам, которые поборются за победу?
— Мне бы, конечно, хотелось видеть себя во второй категории, что ты назвала. Потому что в целом я уверен в своих силах, и настроение у меня поэтому такое… в общем-то, приподнятое.
— Если этот парень в приподнятом настроении такой заторможенный, боюсь представить, какой он, когда ему грустно, — шепчет Артемида на ухо Лиссе. Та согласно кивает.
— Сандал, я знаю, что ты очень-очень хотел попасть на эту Квартальную Бойню! — восклицает тем временем Грация. — Не расскажешь нам, почему?
— Я… Вообще говоря, это все так сложно, и у медали две стороны, но… — расплывчато начинает юноша.
— Ты хочешь добиться славы? Признания? Любви какой-то девушки? — перечисляет Грация, вглядываясь в лицо трибута. — По глазам вижу, все дело в девушке! Ну, признавайся!
— Возможно, ты в чем-то и права… — неохотно говорит Сандал и замыкается в себе. Дальнейшие расспросы — даже когда Грация сменяет тему — особых плодов не приносят, и ей приходится отпустить его и позвать к себе Айвори Ферфакс из Дистрикта-5.
Кареокая Айвори с ажурными косами до самой талии выходит на середину сцены, застенчиво улыбаясь, и робко присаживается на самый краешек дивана, выпрямив спину.
— Здравствуй, — дрожащим от волнения голосом говорит она в ответ на приветствие Грации, и зрители принимаются аплодировать, стараясь ее поддержать.
— Айвори, детка, ты так волнуешься, что у тебя даже коленки трясутся! Неужели мы такие страшные?
Айвори смущенно смотрит на свои ноги в белых кружевных колготках и аккуратных черных туфельках с бантом: они и правда дрожат оттого, что девушка опирается на пол лишь носочками. Опустив на паркет всю стопу, она робко поясняет:
— Прости, Грация, я просто очень нервничаю, когда надо говорить что-то перед публикой.
— Ничего страшного, с кем не бывает, — понимающе кивает ведущая. Лисса напряженно следит за ней: не спугнет ли Пятую?.. Но нет, пока Грация продолжает отпускать девушке комплименты: — Ты, главное, не бойся: в Капитолии ты многим полюбилась, правду же я говорю? — и, когда аплодисменты стихают, замечает: — Мне очень нравится образ, который выбрал для тебя стилист. Ничего кричащего, так мило и скромно…
— Да, мне тоже нравится это платье, — застенчиво улыбнувшись, соглашается Айвори. — Я бы хотела носить что-то похожее и в жизни…
Темно-синее, почти черное бархатное платье длиной чуть выше колена и правда очень идет ей. Подол оторочен широкой полоской белого кружева, такое же кружево идет по канту рукава чуть пониже локтя, а отложной белоснежный воротничок и вырез-капелька на спине придают образу некой нежной завершенности.
— Если ты победишь в Играх, как думаешь, твой стилист сошьет тебе что-то подобное?
— Сошьет, конечно. Но для этого надо победить, а… Я не самый везучий человек на свете, увы. Я, конечно, не стану опускать руки, но все вы видели Диаманда, у которого десять баллов за выступление, и почти половину трибутов с девятками… А у меня один из худших баллов, так что я даже не уверена, что понравлюсь кому-то из спонсоров. Давайте будем объективны, мой шанс вернуться — всего один к двадцати четырем.
— Но есть ведь что-то, что заставляет тебя бороться?
— Конечно. Это мои родные и близкие. Они очень любят меня, я знаю, и сейчас, наверное, с ума сходят… И я бы хотела сказать им, что у меня все хорошо. И что даже если я не вернусь, я все равно буду… с ними рядом. — На глазах Айвори выступают слезы, но она, упрямо мотнув головой и закусив губу, смотрит на ведущую: — Прошу прощения. Я очень часто плачу, иногда даже без повода, так что не стоит…
— Ну что ты, все в порядке. Давай поговорим о тебе? Уверена, многим бы хотелось узнать, кто такая Айвори Ферфакс!
— На самом деле, она обычная девчонка из Дистрикта-5. Ничего сверхъестественного.
— А как она проводит свободное время?
— Ну… Меня увлекает музыка, художественная литература… В общем-то, искусство в любых его проявлениях. А еще я люблю танцевать.
— Танцевать? А нам не исполнишь что-нибудь? Ну же, я вижу, ты хочешь!..
— Ну, я… Я привыкла танцевать в паре.
— Скажу тебе по секрету, наш Бахус превосходно танцует! Эй, Бахус, ну где ты там? Составь девушке компанию, у нас осталось мало времени! Включите музыку!
И Бахус Дисчерт тут же выходит из-за кулис, чтобы закружить Айвори из Дистрикта-5 в вальсе, а затем галантно проводить девушку на ее место.
— Это была очаровательная и ранимая Айвори Ферфакс, дамы и господа! Пожелаем ей удачи и поприветствуем ее земляка! Тимис Кардью! Тимис, здравствуй!
— Добрый вечер. — Голос у Тимиса звучный, но взволнованный. Юноша поправляет ворот небесно-голубой рубашки, строго застегнутой на все пуговицы, и склоняет голову набок.
— Тимис, скажи, ты всегда такой серьезный?
— Это тебя очки на такие мысли наводят? — усмехается он. — Я могу их снять, но тогда вы все превратитесь для меня в расплывчатые пятна. — Тимис старается говорить раскованно, но от волнения его речь звучит излишне громко и быстро: иногда юноша не проговаривает окончания длинных слов. А его сопровождающая из зрительного зала активно жестикулирует и пытается что-то сказать — очевидно, она весь вчерашний день боролась с этим. Но за день такое не искоренить, как бы она ни старалась — человек, который нервничает, всегда будет говорить сбивчиво. Однако это не мешает Тимису выглядеть обаятельно и легко отвечать на вопросы ведущей.
— У тебя девятка за выступление перед распорядителями, — замечает Грация, закинув ногу на ногу. — Это серьезная заявка на победу! Планируешь безжалостно рвать глотки соперникам?
— Ну, не то чтобы рвать глотки, но умирать я не собираюсь точно.
— У тебя уже есть план, как вернуться домой?
— Конечно!
— Но ты, как и все, кто сидел в этом кресле до тебя, нам его не расскажешь?
— Я могу сказать, что на арене всегда происходит примерно одно и то же. Резня у Рога изобилия, переродки, стихийные бедствия, потом профи выходят на охоту, трибуты начинают терять контроль над собой, всеми движет инстинкт самосохранения… Система всегда одна, и я считаю, что ее можно обойти, — пожимает плечами Тимис. Лисса Голдман скрипит зубами: что о себе возомнил этот выскочка?! Из года в год она старается сделать Голодные Игры захватывающим и незабываемым зрелищем, а потом появляется какой-то умник из Пятого и говорит, что на арене всегда происходит одно и то же? Ну что ж, она найдет способ сделать так, чтобы Тимис Кардью поплатился за свои слова. Хочет обойти систему? Что ж, пусть попробует. От злости у Лиссы даже мутнеет в глазах, и оставшееся интервью с Пятым проходит для нее словно в тумане. В себя госпожа Голдман приходит лишь тогда, когда со сцены звучит имя Шейди Уильямс. И ее стилист, очевидно, решил продолжить начатую во время Церемонии открытия военную тематику. И если тогда трибуты Шестого были одеты в камуфляжные костюмы, то теперь на Шейди черный пиджак, выполненный в стиле военного обмундирования. Приталенный, с золотыми пуговицами и золотыми же эполетами. Необычно смотрится в сочетании с ним пышная юбка из множества слоев черной органзы, едва открывающая колени, и того же цвета туфли на высокой шпильке.
— Привет, Грация, — кивает Шейди, усаживаясь напротив нее. Она держится уверенно, отмечает про себя Лисса, но чувствует ли себя так же? Грация задает ей пару дежурных вопросов о семье и доме, а затем осторожно затрагивает тему, которая интересует, наверное, всех присутствующих:
— Должно быть, момент, когда ты узнала, что твой молодой человек Дэш стал трибутом, был просто ужасным… Расскажи, как это было.
— Мы стояли рядом, когда озвучивали результаты голосования, и после того, как назвали мое имя, он просто подорвался с места и в один миг куда-то исчез. Я не знаю, что происходило дальше, но церемонию приостановили на какое-то время, а затем мэр снова огласил мое имя и имя Дэша, вот и все.
— Думаешь, Дэш вызвался добровольцем?
— Возможно, он хотел, но всем известны правила Квартальной Бойни: трибута должны выбрать жители дистрикта. Так что Дэш и был тем, за кого проголосовало большинство.