- Мне принадлежит здесь все, - слова эти вырвались почти что рыком из его сдавленного судорогой сухой и внезапной ярости горла.
- Да чем же смерть тебе так люба? - воскликнула Дис. - Неужто думаешь, те, кто мертвы, этого и хотели? Ты можешь для них жить, сохранить их живыми в себе! Женись и дай сыну имя брата, храни и взращивай королевство, которое Торин мечтал возродить! Что им толку оттого, что и над тобой гробовые камни лягут?
- Они ни при чем здесь, - через силу вымолвил Кили и, не став ждать новых слов в ответ, бросился вон из хрустальной галереи с ее светотенью памяти и горя.
Для того, о чем Дис говорила, нужна была любовь, а любви он в себе не находил, ее не было больше, и смутно, но понимал он, что рад тому, рад свободе от желаний, от нужды в других, рад этой очищенной пустоте внутри себя. "Тебе нужно было хоть немного любви", вновь вспомнил он слова Нали и яростно поклялся отправить ее восвояси, если ей взбредет в голову и правда явиться сюда, чтобы идти в Морию.
Весь день разговор с матерью не оставлял его мыслей, и, остыв, Кили вспомнил то, как вел себя с ним Даин, да и все, кто был старше, кто знал его с детства, детства этого с ним не прожив. Да, они должны были ему подчиняться, но по-настоящему ему принадлежал только он сам, и вопреки тому, что сказал матери, он это понимал. Но корона не дает власть, так же как украшения не дают красоту - они лишь привлекают к той, что есть, внимание. И если есть у него какая-то власть, то он справится и без короны. Должен справиться.
Тем же вечером Кили позвал всех, умеющих держать в руках оружие, собраться в тронном зале. Слов, которые станет говорить им, он не готовил - попытался, но сразу же сдался, потерявшись в неопытном сумбуре своих мыслей - и когда нырнул в безбрежную выжидающую тишину полного зала, разум его вдруг прояснился, и сквозь сомнения, неуверенность и страх его слова пришли вдруг сами.
- Я не приказываю никому, потому что ничем не заслужил на это права, - встав на первой ступени пустого своего трона, начал он. - Но я могу просить, и я прошу вас. Да, кровь последней нашей битвы едва успела высохнуть, у нас нет бессчетной дружины и враг не стоит у наших ворот, но если ничего теперь не сделать, не добить это уже ведь раненное отродье — однажды они снова придут, вынудят нас биться, так же, как было тогда! Я заплатил за Эребор самым дорогим, что имел, потому своей крови мне не жаль, но я не потребую ни от кого от вас такой же жертвы, и я пойду в Морию один, если никто не захочет пойти со мной.
Голос его смолк, и тишина наполнила зал. Она длилась, казалось, столетие, а потом...
- Я пойду, - услышал Кили голос Ори, и от облегчения у него едва не подогнулись ноги - все-таки не один, не в молчании!.. - Я прошел уже однажды с тобой вместе полмира, и я в тебя верю.
Его негромкий голос будто эхо пробудил, и со всех сторон зазвучали новые и новые согласные возгласы.
- Я тоже пойду! - Кили различил среди прочих голос Гимли, и тот шагнул вперед, сбросив с плеча удержавшую его было руку отца. - Ты был как я теперь годами, когда пошел с Торином сюда! В этот раз я дома не останусь!
- Я бывал у Мглистых гор, по обе стороны, - заговорил Флои, щуря свои по-птичьему желтые пронзительные глаза. - Видел, что творят орки в окрестностях. Надо бить сейчас, пока еще мразь эта не воспрянула, а для этого придется лезть в их логово, иначе никак. Я пойду с тобой.
К удивлению Кили вызвался идти и Ойн, сказавши горько, что там ему работы будет побольше, чем здесь, а потому где ж ему быть. А за ним заговорил Балин.
- Нам всем хотелось бы пожить в мире, так задорого купленном, но ты прав: однажды пришлось бы пойти в Казад Дум. Может быть, в другой день, со свежими силами, разведав и узнав больше, но быстрота и решительность тоже могут принести нам успех. На то будет воля Создателя. Я пойду с тобой и сделаю все, что смогу, чтобы мы вернулись назад.
***
«Зиму решено было переждать и по весне отправиться в дорогу. Полсотни, все больше молодые, кого король выбрал среди многих десятков откликнувшихся на его призыв, не понимая тогда еще и не видя в этом страшной своей ошибки, были готовы, когда земля за вратами Эребора пробудилась и отуманилась первой весенней зеленью. Среди тех, кто прошел вместе с Торином Дубощитом его славный путь из Синих гор навстречу драконьему пламени, на призыв его наследника откликнулись немногие: лишь Балин, Оин и я, да Глоин с тяжелым сердцем отпустил неукротимо рвавшегося в дорогу сына. Едва пришедший в Эребор желтоглазый Флои и вечный спутник его Фрар, носивший несвое имя, тоже пошли, и воительница Нали из Железных Холмов, из народа владыки Даина.
Накануне ухода мастера преподнесли королю, отправляющемуся в опасный поход, роскошные дары».
- Ни одна стрела не пройдет через такое плетение, - улыбаясь, бронник любовно тронул почти шелками струящееся кольчужное полотно. - Говорят, доспешные кольца должны такими узкими быть, чтобы только тонкие пальцы женщины могли пройти в них, а мое плетение и того уже - ни любовь, ни смерть не пропустит.
Кили осмотрел кольчугу, узорчатые латы, шлем, в острых, чернью и серебром украшенных контурах которого виделись ему хищные птичьи очертания под стать его короне. Оружейники ждали его с луком и россыпью стрел со всеми мыслимыми наконечниками, и, отдавая дань его новому, упорно перенимаемому у Двалина мастерству, с двумя клинками-близнецами. Творения изумительно умелых рук, по весу своему стоящие золота, достойные самого умелого воина, самого славного короля. Ненужные.
Негаданно сердечное, теплое нежелание обидеть удержало Кили от слов сухо безразличного отказа.
- Благодарю вас, - прижав к груди руку, вымолвил он, коротким поклоном отдав должное их умению и щедрому духу. Распорядился взять дары эти с собой, но, покидая Эребор, старые клинки Фили накрест нес на спине и не надел даже кольчугу. Если он понял верно все, что было — его не сразит разбойничья стрела и орочий ятаган. А если нет, то значит и жить ему не для чего.
Часть 7
"Здесь лежит Фили, сын Бьярта, от крови Трора, Короля под Горой".
Холодная плита, исчерченная рунами, жгла морозом ее руки, к вырезанным в камне словам было больно прикасаться. Это была будто битва, столкновение силы - ее и смерти - здесь, на самом памятнике могущества последней, и Дис стискивала пальцы на краю гробницы, покуда холод не отступил, покуда камень не согрелся теплом ее прикосновения. За спиной ее раздались шаги, и она обернулась навстречу Нори.
- Я слышала о деве из эльфов, что спасла Кили жизнь, - без предисловий заговорила Дис, удержав его, склонившегося было перед нею в глубоком поклоне.
- Ты слышала далеко не все, госпожа, но самое важное. И то, что она вовсе не из нашего народа, не отвращает тебя от нее?
Дис захотелось засмеяться. В самом деле... И она еще негодовала, услыхав от старшего сына, с кем тот надумал жизнь свою связать!.. Та, кого она когда-то считала пустоголовой вертихвосткой, не успела надеть траур - потеряв рассудок, ее жизнь оборвал один из тех, кому она равнодушно давала надежду, в тот самый день, когда Двалин вернулся в Синие горы со страшными своими вестями. Дис помнила улыбку на ее красивом мертвом лице, и полюбила ее за одно это, за то, что она счастлива была уйти вслед за тем, кого любили они обе. Когда-то ей в глупой материнской ревности казалось, что Фили прельстили стекляшки вместо истинно драгоценного камня. Кили же и вовсе предпочел отражение звезд в ночном пруду. Но это было не важно.
- Мне все равно, кто она, если она может сохранить моего сына в живых, - вымолвила Дис с невнятной Нори трудной улыбкой, отблеском ее мыслей мелькнувшей на губах. - Разыщи ее. Я знаю, ты можешь.
- Уже отыскал, - последовал спокойный ответ.
Это показалось Дис знаком, ответом не от Нори - от Силы куда выше, и отчаянная надежда горячим восторженным выдохом опалила ей сердце.
- Зачем? - спросила она удивленно.
- У меня в том своя корысть, госпожа, но недалече от твоей. Мне мой брат живым нужен.
Дис кивнула. Ори, конечно. Ори, Гимли, все другие, молодые и еще слишком мало верящие в то, что не бессмертны, но зато поверившие в Кили как в того, кто однажды и впрямь показался бессмертным…
- Я отправлюсь сегодня же, - решила она. - Где мне найти ее?
- Она очень далеко, госпожа. Но я послал ей весть. Она вернется.
- Ты так в этом уверен?
Нори улыбнулся и поклонился ей, прощаясь, и поклон этот был будто дружеским подмигиванием:
- Я знаю, что сказать женщине, чтобы вернуть ей надежду.
***
Тауриэль покинула Дейл той же ночью, ускользнув не прощаясь с долго еще, должно быть, горевшего и сиявшего праздника. Кратчайший путь к Мглистым горам шел через Великий лес, но она никуда не спешила, а вновь возвращаться, ступать по своим собственным следам ей было невыносимо.
Земли окрест были пустынны, но все равно она шла не по открытому простору, а по краю леса, вплетая себя тонкой ниточкой в его тяжелое полотно, прячась за деревьями от глаз любого, кто мог бы оказаться поблизости. Неделями она не произносила ни слова, и когда вдруг поняла это, принялась изредка петь сама себе, едва слышно, чтобы было бодрее шагать.
Она сбилась со счету дней, что пролегли цепочкой ее тихих шагов меж ней и Одинокой горой, когда возле леса начали появляться обжитые места. В зарослях попадались ей охотничьи силки, нехоженый лесной простор прочерчивали тут и там робкие узкие тропы - дурная слава Лихолесья никому не давала ступать по нему по-хозяйски. Издалека слыша шаги, Тауриэль уходила глубже в лес, избегая встреч и никому не позволяя нарушить свое одиночество. Она берегла его и лелеяла, как дитя - ушибленную руку.
В один из последних дней под родной тенью Лихолесья она впервые с самого праздника в Дейле встретилась лицом к лицу с живым существом. В силках, запутавшись простреленной лапой в нитяной ловушке и беспомощно тявкая, попалась ей раненая лисица. Тауриэль освободила ее, но измученный зверь не смог уйти, и, подчинившись, должно быть, жалостливому родству их масти, Тауриэль попыталась тронуть рану. Лиса изгрызла ей руки в кровь, пока она тащила из раны старую обломанную стрелу, и чуть только она разжала руки, шатким бегом утекла в кусты. А Тауриэль смотрела на свои растерзанные пальцы с глупой обидой до детских смешных слез. Она ведь хотела помочь!..
День сменялся днем, она шла и шла дальше, и в конце концов Лихолесье осталось позади. Пришлось выйти под солнце из зеленого сумрака знакомого до каждой тени древесного мира. По-прежнему Тауриэль старалась держаться в стороне от тракта и от людских поселений, и хоть ей редко встречались другие путники, да и те были безобидны, она чувствовала себя опасно беззащитной, все быстрее и быстрее шагала вперед, как будто торопясь исчезнуть с открытого простора, из-под чьего-то внимательно следящего за ней взгляда. А вскоре последить за другими довелось ей самой.
Проходя мимо одной из небольших деревушек неподалеку от речного берега, Тауриэль увидела играющих на окраине детей. Хохоча, бегая меж когтистыми шиповниковыми кустами под прохладным вечерним небом, с боевую сталь воплощавшими деревяшками в руках, они играли в битву. Остановившись в тени приречных деревьев, Тауриэль смотрела на них, на упоенное всемогущество понарошку, с каким они бились деревянными своими клинками с репейной порослью и друг с другом. Однажды она была такой же. Точно так же мнила себя всесильной, непререкаемо в безопасности, раз острый клинок держала в руках и знала, как нужно бить им. Она могла одолеть гоблинов, пауков - но не страх. От него не защищало оружие.
Игра обратилась вдруг внезапно грянувшей ссорой, веселые голоса детей вспыхнули злостью, и, очнувшись от раздумий, Тауриэль обнаружила, что смотрит на уже опустевшее место - дети убежали. Остался только один - одна, девочка. Она сидела на земле и баюкала ушибленную или пораненную руку, и щеки у нее были мокрые. Мальчишки отчего-то рассорились с ней и оставили ее. Одну с ее болью. Внезапная острая жалость, почти страдание, пронзило Тауриэль. Она хотела было выйти из-за деревьев, но побоялась, что девочка испугается — отчего-то она была твердо уверенна, что ее должны пугаться.
Целительный попутный лист рост здесь всюду, он помог бы от ссадин и боли. Оказалось, девочка о том и сама знала - она обернула руку этими листьями, и хоть едва ли так уж больно до сих пор было, слезы ее все не утихали. Тауриэль вновь решилась было выйти, уже шагнула из-за деревьев, но тут остановил ее шум других шагов - вернулись двое мальчиков из тех, что играли здесь совсем недавно. Смущенно неловкие, они заговорили с девочкой, один с горячим старанием осмотрел ее руку, второй помог ей встать. И когда они спустя несколько мгновений прошли мимо прячущейся в зарослях Тауриэль, она увидела, что девочка улыбается. Хотя едва ли ей было уже совсем не больно.