— Ты ничего не мог сделать, — Караи чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.
Лео и без этого знал, что ей больно от его слов, больно от него такого вот, от того, что он стал исчезать ночами и бродить по городу один.
Он любил ее. Очень.
Но Караи могла стать лишь частью его семьи, где был брат — она не могла заменить его и заполнить пустоту, оставленную Доном.
И не могла выбить из головы понимание того, что это именно он, Лео, виноват в том, что дождь молотит в черное окно каждую вот такую ночь с 26-го на 27-е октября, словно оплакивая Донни.
Каждый божий год…
Каждый…
— Донни, — Лео распахивает дверь в логово и ощупью ищет выключатель на стене. — Ди, хватит отсиживаться по углам, собирайся. Хочешь или нет, но сегодня ты переезжаешь. Хорош тут прозябать. Я нашел тебе отличную квартиру, там и интернет твой драгоценный есть, и вид из окна прекрасный…
Звенящая тишина отвечает на эти слова, расталкивая их отзвуками эха по закуткам канализации.
— Дон? — Лео недоуменно щурится от вспыхнувшего света и идет к лаборатории. — Ну что еще приключилось?
Оплот знаний его гениального брата пуст. Кресло у компьютера, тщательно вытертая с монитора пыль и свернутые провода.
Донни нет, и Лео становится не по себе от этого идеального порядка — слишком все чисто.
Ди же никогда не любил такое вот «все по полочкам».
У него всегда ворох бумаг рассыпан по столу и под креслом, на пальцах вечно пятна каких-то химикатов, а клавиатура завалена карандашами и маркерами…
Была завалена.
— Ди?
И снова тишина ответом.
Дом словно пуст.
— Лео?.. — хриплый голос окликает каким-то сорванным шепотом-всхлипом, заставляя крутнуться на месте.
Из тени дверного проема на него смотрит Эйприл.
Дрожащая, плачущая Эйприл, прижимающая к груди странный сверток.
— Где Дон? — Лео становится жутко от ее взгляда и дрожащих впившихся в обертку рук.
— Лео… он в ванной… я хотела в комнату отнести, но не смогла…
Она вдруг роняет на пол сверток и падает следом, вцепляясь в волосы до белых костяшек.
Лео бросается мимо нее в ванную.
В ванную, где горит свет и через край течет вода, где пар застилает взгляд.
Вода красная.
Дон лежит, откинув голову на белый бортик… Глаза открыты, но в них давно погасло все, что было живым.
— Донни?
Лео ощущает, как подламываются колени, и он падает на кафельный пол.
Донни здесь нет.
Звать не имеет смысла.
И все же…
— Донни, зачем?
Дождавшись, когда шаги Караи смолкли за дверью зала, Лео открыл окно и подставил лицо под дождь, не обращая внимания на то, что вода потекла на подоконник и мигом промочила его дорогущий фрак.
Лучше бы она так же промочила его память и вымыла из нее все то, что было потом.
Ведь если бы не это «потом»… если бы… Дон сам так решил, и, не зная причин, можно было угадывать их до бесконечности, пытаясь понять поступок брата.
Можно даже было бы винить его в жестокости и излишнем желании привлечь внимание к себе…
Можно было бы…
Лео выбрался на карниз и сел на корточки, вглядываясь в низкие черные облака.
Лео выпускает кисть Донни из рук, только поняв, что она уже закоченела совсем.
Он выключает воду и долго-долго сидит около ванны, всматриваясь в лицо брата.
Спокойное, строгое. Больное и измученное до горьких морщинок в уголках губ и черных синяков под глазами.
— Донни, зачем?..
Вопрос вырывается раз за разом сам по себе, хотя кроме капающей с крана воды отвечать тут некому.
Лео поднимается и идет в гостиную.
Он хочет отыскать коньяк, который привез брату на Новый Год, и выпить его весь. Желательно залпом и желательно чтобы сразу дало в голову так, чтобы отключиться.
— Лео, — в руку вцепляется Эйприл, сжавшаяся на диване.
А он и забыл о ней напрочь уже…
— А?
— Донни… Донни… я не знала… я же не знала!!!
Она вдруг вскидывает голову с колен, в которые до этого отчаянно билась лбом, и Лео видит большие синие ромашки, сделанные из тонких проводов в стиле стим-панк, в сердцевинке каждой из которых непередаваемо похожие глаза Эйприл…
— Я не знала! — Эйприл виснет на руке Лео, как клещ, и дергает его к себе, пытаясь заставить обнять ее.
— Я тоже… — Лео опускается на колено и смотрит на эти ромашки, не имея сил отвести взгляд. — Я тоже не знал…
В ту ночь он впервые напился до того, что свалился в канаву и пролежал там до рассвета.
Его никто не рискнул поднимать или трогать.
А наутро толпа ненавистных репортеров уже строила теории о том, что случилось с Героем Города…
Лео ненавидел их в тот миг до помутнения сознания.
Пока газетчики бурлили, выискивая причины и строя догадки, а бедная Караи носилась по крышам и подвалам, разыскивая своего жениха, Лео увез тело Донни далеко за город и похоронил там в глуши. Подальше от суеты, которую брат так ненавидел и которая ничего не смогла ему дать хорошего.
Лео никому не сказал, где покоится его брат, и не приходил на могилу, поняв в полной мере свою перед Донни вину…
Лео провел руками по лицу, стараясь содрать те воспоминания и хоть как-то смыть под дождем.
Он смог. Смог все-все-все.
Он только одного не смог — удержать брата и понять, что надо было для него сделать.
— Едешь? Брать билет или нет?
Лео вскидывает голову и в ужасе смотрит на Судьбу.
И на поезд за ее спиной, что подошел к платформе.
Люди встают со скамеек и идут к вагонам.
Кто-то действительно готов ехать в такое «с начала»?! Они что, больные?!
— Нет, — он мотает головой. — Нет. Да как же Донни-то? Как так?! Нет-нет-нет.
— Ну, нет, так нет, — Судьба садится обратно на скамейку и едва улыбается ему. — Мне почему-то сразу казалось, что даже билет бронировать не стоит. Следующий тогда ждем.
Лео вытирает дрожащими руками лицо и смотрит себе под ноги.
— А ты знаешь, что будет с Караи потом … в этом вот «с начала»?
Судьба едва заметно кивает и отбрасывает с головы капюшон.
— Да, знаю. Будет управлять твоим бизнесом, соберет опять клан Фут. Никому больше не поверит никогда и будет винить твоего брата в том, что случится этой ночью.
— Что? — Лео вскидывает голову, дергаясь встать. — Что случится?
— Ну, ты же не поехал. Сам как думаешь?
Нога соскальзывает с карниза, и Лео неожиданно падает вниз, успев ухватиться за выступ одной рукой.
Он странно отстраненно смотрит на свои пальцы, скользящие по мокрому ребру крыши, и вдруг улыбается сам себе.
«Я смогу все исправить. Дождись меня, бро. Мы вместе начнем с начала…»
— Пульс один раз участился, — Раф поднял измученные красные от недосыпа глаза. — А потом опять как было…
— Иди поешь, — Донни положил ему руку на плечо и сжал. — Эйприл салат приготовила. С яблоками и виноградом, как ты любишь.
Раф косо усмехнулся и поднялся, громко хрустнув шейными позвонками.
— Бестолковая. Это он всегда любил с яблоками. Но мне тоже сойдет. Я быстро.
Донни кивнул и сел на освободившийся стул.
— Он любит, бро, а не любил… он любит этот салат.
====== С начала 3 ======
Зима в этом году выдалась на удивление мягкая и снежная, подарив Нью-Йорку незабываемые улицы, сверкающие снежной кровлей в погожие дни, и легкий морозец, который не пробирал до костей, но задорно румянил лица прохожих.
А уж к Рождеству природа совсем расщедрилась, послав безветренный снегопад с огромными белыми хлопьями, что волшебно-медленно кружились в воздухе, словно давая рассмотреть свое тонкое кружево.
— Бежим! Бежим скорее, Надин!
Две девочки лет семи наперегонки скатились с горки, извалявшись в снегу, и со смехом бросились в сторону низкого домика, стоявшего чуть в стороне от высотных зданий, нарядившихся в гирлянды и огни.
— Не отставай, а то подарки от Санта-Клауса пропустим! Или все самые хорошие разберут!
В густых синих сумерках девочки подбежали к заснеженному крыльцу, освещенному одним лишь большим фонарем, и резко затормозили.
— Смотри, — прошептала Надин, — Санта…
— Тш-ш, — подруга торопливо запечатала ей рот заснеженной варежкой. — Исчезнет. Все чудеса всегда исчезают, если за ними подсматривать.
Они притаились в сугробах, с трепетом наблюдая, как странная горбатая фигура крадется к крыльцу.
Замирая и совершенно бесшумно скользя по снегу, эта загадочная тень приблизилась к лестнице, повертела головой, отчего длинный хвост колпака мотнулся туда-сюда, и что-то сгрузила со своей спины.
— Подарки, — одними губами прошептала Надин, восторженно хлопая глазами. — Как и в том году — целый мешок…
Тень встрепенулась, словно услышав ее, и одним длинным, невозможным прыжком взлетела на навес крылечка, оттуда кувырком перекатилась по широкому карнизу и заскочила на крышу — только и мелькнул красный колпак с большим белым помпоном.
— Ну вот, спугнули все-таки, — подруга Надин выбралась из сугроба и заторопилась к крыльцу. — Но в этот раз мы почти увидели его.
— Да! — Надин подбежала следом и уставилась на большой красный мешок, полный сладостей и игрушек. — Но мы первые в этом году выбираем подарки, потому что мы почти увидели его!
Девочки засмеялись и постучали в дверь, украшенную еловым венком.
Наблюдая с крыши здания за двумя девочками, которые так старательно пытались его выследить, Лео невольно улыбнулся, поправляя на голове красный колпак с мехом.
Он заметил их, еще когда они катились по сугробам, звонко хохоча, но решил не исчезать раньше времени и дать возможность поиграть в их ежегодную игру.
Дети всех приютов Нью-Йорка под Рождество старались увидеть загадочного Санту, который оставлял мешки с подарками на порогах и бесследно исчезал.
О нем сочиняли сказки и строили догадки, что это какой-то миллионер решил вдруг так своеобразно заняться благотворительностью и осчастливить сирот.
Дети верили, что это самый настоящий Санта и именно поэтому увидеть его не получается, но старались изо всех сил. Даже придумали, что тому, кто сумеет увидеть Санту, обязательно в Новом Году улыбнется удача. Ну и, конечно же, именно этот счастливчик первым будет выбирать подарки из большого красного мешка, оставленного у порога.
Взрослые гадали, дети верили, а истина была еще более невероятна, чем любой из них мог бы себе вообразить.
Лео устроился на высоком окне костела и откинулся спиной на серую стену.
Здесь лежали еще два мешка с подарками, которые надо было отнести, и — чуть в стороне — одна коробка, перевязанная лентой. Тоже подарок. И его тоже надо было отнести.
Вздохнув, Лео прикрыл глаза, давая отдых натруженным ногам и стараясь успокоить бешено колотившееся сердце.
В костеле заиграл орган, заставив его зажмурить глаза и несколько раз мотнуть головой, гоня прочь прошлое.
То самое прошлое, что и сделало его легендой города, превратив из обычной канализационной черепахи в щедрого Санта-Клауса, приносившего столько радости обездоленным сиротам Нью-Йорка.
Ведь с тех пор как…
С тех самых пор даже самый распоследний беспризорник находил в своей норе подарок к Рождеству.
Пусть и просто шоколадку, завернутую в яркую упаковку, но все же — подарок.
Все в городе, на кого наплевало общество, родные и целый мир, становились в этот вечер на чуть-чуть счастливее, обнаруживая сюрприз и понимая, что хоть кому-то они не безразличны.
Работая целый год, как проклятый, на одиночной охране складов и ювелирных выставок, берясь из тени оберегать бизнесменов, Лео складывал деньги, чтобы все до копейки потратить к Рождеству и хоть кого-то сделать счастливее.
Хоть на чуть-чуть.
С тех пор как…
Над городом плыл звон колоколов, раздавалось вечное и радостное «merry christmas», когда Лео, успев разнести все подарки, поднялся по лишь чуть-чуть припорошенному снегом галечному холму под мостом через реку.
— С Рождеством, Майки, — он присел на корточки и перебрал пальцами гальку. — В этом году красиво очень. Тебе бы понравилось. Снег мягкий, и легко снежки лепить… снеговика тоже. Помнишь, как большого медведя лепили? Помнишь, бро?
Он зарылся ладонями в рыхлые сугробчики, наметенные сюда слабым ветерком, и, зачерпнув полные пригоршни, сунулся в снег лицом.
— Может, все же вернешься, а? Я больше никогда, бро, правда. Никогда-никогда, только пусть все же будет чудо?
Ответом был только привычный гул машин на мосту и тихий плеск незамерзшей в этом году реки.
Лео посидел еще немного, поднялся и поплелся вдоль берега, зажав под мышкой коробочку, перевязанную лентой.
Логово.
Чистое и убранное в идеал. Почти стерильное, хотя, казалось бы, как этого добиться в канализации.
Лео спустился по лестнице, толкнул дверь и включил свет.
— Я дома, — произнес он в пустоту гостиной, где стоял выключенный телевизор напротив дивана, а на столе лежала игровая приставка.
Пройдя на кухню, Лео открыл холодильник, извлек баночку с пюре и сунул ее в микроволновку, уперся лбом в стену и бездумно набрал на панели программу подогрева.
Можно было уже не смотреть — день за днем нажимая одни и те же кнопки, уже вслепую можешь сделать это правильно.
А смотреть не хотелось. Хотя раньше он бы все на свете отдал за этот чистый, уютный и спокойный дом, где не орет музыка, не валяются на каждом шагу обертки от конфет и коробки от пиццы, где не надо спотыкаться об скейт и сердито морщиться, слушая очередные вопли героев компьютерных игр.
С тех пор как…
С тех пор тут чисто и спокойно.
И холодно до воя в душе.
Микроволновка пискнула, сообщая о готовности еды, и Лео вытащил баночку.
Взяв ложку, направился через гостиную по коридору к комнатам.
Постоял минуту, прижавшись лбом к двери, и толкнул ее, открывая.
— С Рождеством, Майки. Вот и ужин уже готов.
Неярко освещенная комната с идеально заправленной кроватью, порядком на тумбочке и стеллажах…
Заботливо укрытый одеялом до самой шеи, чтобы не замерз, на кровати лежал Микеланджело, бездумно устремив взгляд в потолок.
Пустой, бессмысленный взгляд.
На губах — странная полуулыбка, блуждающая, как болотный огонек.
Он даже не повернулся, услышав голос Лео, словно был абсолютно глух.
— С Рождеством, — повторил Лео, усаживаясь на кровать. — Давай-ка ужинать, и потом я почитаю тебе о Короле Артуре.
Набрав ложку пюре, Лео осторожно поднес ее к губам брата, заботливо приподняв его голову.
— Поешь, Майки, — попросил он. — Это банан с творогом и черникой. Очень полезно и вкусно. Я бы сам все съел, честно, но берег тебе.
Губы брата едва приоткрылись, ровно настолько, чтобы получилось осторожно затолкать ему в рот ложку пюре.
Майки подержал его во рту какое-то время и потом словно неохотно проглотил.
Лео набрал еще одну ложку и снова принялся уговаривать его, как маленького ребенка.
Когда с пюре было покончено, он осторожно уложил голову Майки обратно на подушку и подсунул ему под руку подарок.
— Тебе бы очень понравилась — сказал он, сжимая руки в замок. — Это самосвал с настоящим приводом для подъема кузова. Желтый, и открываются обе дверки. И колеса поворачиваются… он бы тебе понравился, Майки.
Лео сполз на пол и сел, откинув голову на борт кровати и закрыв глаза.
В комнате повисла гробовая тишина, нарушенная спустя минуту коротким стуком — коробка упала на пол, выскользнув из неподвижных пальцев Майки.
Лео поднял ее и с коротким стоном-вздохом поставил на стеллаж.
С тех пор как…
С тех самых пор тут уже не первый неразвернутый подарок, который не принесет радости и не будет встречен улыбкой.
В городе есть один-единственный беспризорник, которого Санта не мог сделать счастливым…