Он уперся плечом в камень и, глухо взвыв, спихнул его со свежей могилы.
— Подавись! Оба подавитесь! И ромашками своими закусите! Цветы эти вонючие суньте в жопу и затолкайте поглубже!!
Донни качнул головой, сжав васильки в кулаке, и сглотнул.
Дикое горе Рафа, казалось, пробудило всех самых страшных демонов его души. Почему это произошло?
И Майки, и самому Дону было так же больно… даже еще больнее, наверное, потому что Раф никогда особо старшего брата не любил и вечно к нему цеплялся, насмешничал, злил.
Раф не любил Лео так, как они. Так почему же именно его сейчас сорвало вот так вот невообразимо дико?..
Раф бьется лбом Донни в плечо, бессильно дергая из захвата руки, уже устало пинает Кейси и дрожит всем телом, словно ему стало холодно.
— Дон… — едва-едва шепчет он. — Донни, спаси его. Ты же можешь, бро… спаси…
— Раф, нам всем очень больно, — Донни подошел и решительно дернул брата за плечо, отлепляя от камня, который он все отпихивал в сторону. — Нам всем его всегда будет не хватать. Я понимаю…
Раф замер, упершись лбом в надгробие, и надолго затих.
Донни присел рядом и осторожно разложил на истоптанной сырой земле васильки, стараясь не думать о том, что они так похожи по цвету на глаза Лео.
— Понимаешь? — свистящий едва уловимый в вибрации воздуха шепот Рафа заставил Донни вздрогнуть. — Понимаешь, да? Да что ты понимаешь, убогий гений, своим жалким куцым умишком? Что ты вообще понять можешь? Ты не знал его никогда. Тебе не дано это было. Ты…
— Я тоже потерял брата, — Донни схватил Рафа за плечи и хорошенько встряхнул, понимая, что тот просто не в себе сейчас и обижаться на его слова не имеет смысла.
Они потом смогут поговорить, когда Раф придет хоть немного в себя и будет соображать, когда он смирится и успокоится, когда…
— Нам тоже больно. И мне, и Майки. Поверь, мы понимаем тебя…
— Хуй лысый вы понимаете, — Раф отшвырнул его руку и вскинул горящие воспаленные глаза. — Я знал его, а вы… вы только пользовались и жрали! Вы все из него выпивали без остатка своими вечными сомнениями, просьбами, нытьем… вы… это вы виноваты…
— Раф! — к ним подскочил Майки. — Раф, как ты можешь?! Донни же сделал все, что мог!
— Значит, ни черта он не мог! — Раф рывком вскочил и глухо зарычал на них, как бешеная собака, пригибаясь к земле. — Ничего ты не мог никогда! Только увиваться за своей бабой! И то, даже это не смог бы, если бы не он! Это он тебе дал силы поверить в себя, а ты так расплатился… ты… ты не спас его…
Донни выпрямился и наотмашь отвесил Рафу хорошую оплеуху.
— Приди в себя! — рявкнул он, сжимая кулаки. — Меня даже не было рядом с ним в тот момент… С ним на крыше был ты…
— Парни! — Майки вклинился между ними, получив кулаком в скулу от Рафаэля.
Удар предназначался Донни, но Раф даже не обратил внимания, что ударил Майки.
— Парни, да что вы! Даже земля еще не высохла, а вы уже собачитесь!
— Отвали! — Раф ударом ноги отшвырнул его прочь. — Если бы ты научился не только жрать и ржать, а хоть немного беречь свою тупую башку и думать о других… если бы тебя не надо было вечно опекать… он бы не сказал… он бы не прогнал меня! Я бы успел вернуться за ним. Я бы смог…
— Частичка «бы» мешает! — Донни сощурился, зло глядя на Рафа, чьи пальцы впились в рукоять сая. — Ничего ты не мог. Так просто сложилось. Никто из нас ничего не мог сделать. Все! Прими это! Мы не должны лаяться на его могиле. Я точно знаю — он бы этого не хотел.
Раф судорожно выдохнул, отводя взгляд, а потом свалился у камня и вогнал сай в землю.
— Ты не знаешь, чего он хотел. Вы ничего не знали о нем. Вы оба. Ты не смог спасти его, когда это было нужно, хотя он дал тебе все. Все, чем ты являешься, Донни, все это тебе рассказал о тебе самом Лео. А ты, Майки, никогда в своей никчемной жизни не сможешь понять, как мучил его своим нытьем и вечной необходимостью заботиться о тебе. Он потому и ушел… от меня ушел… Убирайтесь оба.
Донни поднялся, отряхнув с коленей налипшую землю.
— Только один Раф, стало быть, такой у нас святой, что берег Лео и ничем ему не досаждал? — едко бросил он. — Ты ничем не лучше. Ты тоже… тоже мешал ему жить.
— Убирайтесь! — Раф согнулся, упираясь лбом в рукоять сая, и глухо жутко зарыдал, кусая губы и зажмурив глаза.
Майки помедлил долю секунды, а затем потянул Донни прочь.
— Пусть успокоится, — шепнул он. — Мне кажется, Раф повредился умом.
— Нет, — Донни качнул головой. — Он прав. Я не смог. Я думал, что когда придет время, мои знания и мой ум спасут дорогую мне жизнь. Я не смог…
— Ты не виноват, — Майки приобнял его за плечи и повел в сторону фермы. — Есть то, над чем никто из нас не властен. Ты же не маг и не волшебник. И мертвые не воскресают.
Он грустно засмеялся, вытирая глаза.
— И я больше не волшебник. Помнишь, Раф сказал однажды, что без рыцаря чародей ни черта не стоит. Мне кажется, я понял теперь почему.
— Раф, Раф, ну что ты, в самом деле, бро? Раф, поднимайся уже, — Лео сел рядом с братом, который так и стоял на коленях, упершись лбом в вогнанный в могилу сай. — Раф, ты должен извиниться перед Донни…
— Лео… — хриплый дрожащий выдох оборвал все рассуждения, заставив Лео вскинуть глаза и удивленно уставиться на свои полупрозрачные ладони. — Лео, они ничего не знали о тебе. Только я один знал… я же любил тебя…
Лео улыбнулся и погладил Рафа по мокрой щеке.
— Я тоже очень любил тебя. И Донни, и Майки тоже. Хватит уже убиваться тут и винить всех и каждого. Все у вас хорошо будет, а я начну с начала…
Ему даже показалось, что Раф почувствовал его прикосновение и вскинул голову, слепо уставившись на сдвинутое надгробие.
— Лео… Лео, я люблю тебя. Ты из-за них хотел всегда уйти, я же видел… я же следил за тобой, а в этот раз… я не успел. Я тоже не смог, но это не я… это они во всем виноваты… они…
— Раф, — Лео поднялся, понимая, что на самом деле брат его не слышит и услышать не может, что гнев превратился в ослепляющую ненависть, направленную на родную семью. — Ты же понимаешь, что это не так?
— Ненавижу! — Раф взвился, как пружиной подброшенный, и снова принялся молотить надгробие, посылая в небо проклятия и мольбы, перемеженные дикими и такими искренними признаниями в любви.
Лео испуганно шарахнулся прочь, отвернулся и бросился к дому, надеясь отыскать Донни и Майки.
Они должны сейчас успокоить Рафа.
Это же так просто.
Это же…
Он же всегда мог унять взбесившегося или расстроенного брата, значит, должны смочь и они.
— Почему, Ди, почему, родной мой? — из дома раздался крик Эйприл. — Почему ты так поступаешь?
Лео влетел в большую знакомую гостиную, забыв открыть дверь, и застыл, уставившись на Донни, который задумчиво рассматривал когда-то им самим сделанную музыкальную шкатулку.
— Потому что так будет правильно, — Донни захлопнул крышку, мазнув брезгливым взглядом по собственному фото внутри. — Потому что Раф прав абсолютно. Я не смог, Эйприл. Я-не-смог! Я должен был спасти его, должен был удержать, уберечь, успеть приехать, а я не смог…
— Это было не в твоей власти! — Эйприл упала рядом с креслом и схватила Донни за руку. — Ты же не всесильный. Как ты мог заставить его сердце биться?
— Так же, как он заставлял меня верить в себя и идти дальше, — Донни помедлил, а потом решительно высвободил пальцы из теплых ладоней своей девушки. — Я не вправе наслаждаться жизнью, потому что, если бы не Лео… если бы не он, я бы никогда не стал тем, кто я есть, и ты бы не была со мной.
Эйприл вытерла ладонями глаза и тряхнула головой.
— Но я люблю тебя, и Лео тут не при чем. Я тоже любила его, мне тоже больно, но почему ты именно сейчас решил добить меня и себя решением расстаться? Я бы могла поддержать тебя…
Донни качнул головой, все еще рассматривая шкатулку.
— Разве ты любила бы меня вот такого? — он провел пальцами по крышке с вырезанным на ней сердечком. — Ты же полюбила уже потом, когда я стал… стал тем, кто я есть, кого во мне рассмотрел Лео.
— Дон, не смей! — Лео заорал на весь дом и даже стукнул кулаком по стене, гневно глядя на брата, поднявшегося из кресла. — Донни, ты же любишь ее! Ты не можешь так поступить!
Донни вышел, пройдя сквозь него, и обернулся у двери.
На миг их глаза встретились, и Лео отчаянно и глупо улыбнулся брату, как делал это всегда в минуты Донова отчаяния.
— Ты же это не серьезно, да?
— Прощай, Эйприл, — Донни отвернулся. — Мне жаль, но я не смогу остаться с тобой.
— Куда ты пойдешь? — Эйприл рухнула в кресло и закрыла лицо руками. — Ты надолго?
— Я навсегда, — дверь хлопнула, оставив девушку и Лео в гулкой тишине.
Эйприл сползла с кресла, обхватила себя руками и уткнулась лбом в колени, беззвучно и горько зарыдав.
— Лео… как же… Донни, вернись ради Бога…
Лео хотел обнять ее, но его руки лишь бессильно прошли сквозь дрожащие плечи.
«Мне нужно найти Майки. Он сможет объяснить им, он всегда был душой нашей команды».
Лео выскочил прочь и заметался по лужайке перед домом, бестолково и громко крича:
— Майки! Майки, где ты?
Ему отвечал только ветер, свистевший в ветках деревьев, и солнечные зайчики, плясавшие по листве.
Майки отыскался в миле севернее дома, неторопливо бредущим сквозь лес.
— Вот так вот, — негромко рассуждал он, обращаясь к одноглазому плюшевому мишке, которого нес в руках. — Что я могу сделать? Раф теперь весь белый свет ненавидит, Донни с ума сошел, похоже. Я — не Лео, я не смогу сложить все это обратно. Если останусь, Раф меня просто убьет, потому что считает, что это я виноват в случившемся… а я и виноват. Он же меня прикрывал в том бою, в последнем своем бою. Если бы не надо было… знаешь, я думаю, Лео бы не сорвался. Это я виноват один…
— Ты не при чем, бро, — Лео догнал его и пошел рядом. — Это же я выбирал, как поступать. Куда ты собрался?
Майки, как и прочие, не услышал его, только вздохнул и пошел быстрее.
— Лучше уйду подальше. Не в радость парням меня видеть будет теперь…
Лео остановился, провожая его взглядом и понимая, что он тут совершенно бесполезен.
Команда развалилась на части, просто перестала существовать только потому, что он захотел начать все с начала.
Раф был прав — он всегда этого хотел, хотя оставалось загадкой, откуда брат мог это узнать.
Только он не так хотел.
Он думал, что они смогут выжить и жить и без него, готовые к этому, сильные, яркие, такие особенные каждый сам по себе, а в итоге…
Лео вскинул взгляд и уставился в небо, почувствовав, что его отрывает от земли и несет куда-то прочь…
— Едешь?
Лео замотал головой, чуть ли не с ужасом глядя на открытые двери вагона у платформы.
— Ты же хотел исчезнуть совсем. Что теперь-то не так? Никто не умер, никто не лежит без памяти и не вскрыл себе вены, — Судьба нахмурилась.
— Они… им плохо там, — Лео сглотнул. — Я не хочу так.
— А ты что думал — они будут джигу плясать и хихикать от умиления?
— Я думал, что они готовы пойти дальше сами.
Судьба дернула уголком губ и опустила голову.
— Как же мне быть? — после долгого молчания спросил Лео. — Я не… я просто не знаю. Я не хочу так.
— Я все время слушаю, чего ты не хочешь, — Судьба качнула головой и лениво натянула капюшон на лицо. — Но понять, чего же ты хочешь, мне так и не удалось. Ты сам-то понимаешь это? Какое оно, твое «с начала»? Уже же все перебрали.
Поезд дал гудок и выпустил в сероватое небо столб дыма.
— Решай уже. Сейчас тронется. Застрянешь тут до скончания веков со своим желанием угодить всем. Смотри, все разъехались, ты один сидишь.
Лео уронил голову на руки.
— Нет. Я не поеду. Я не могу сделать им настолько больно. Я… я очень люблю их.
Судьба коротко хмыкнула и вдруг погладила его по голове, совсем как отец в детстве.
— А больше ничего нет? — Лео обреченно привалился щекой к этой теплой ладони, закрывая глаза. — Разве нет никакого нормального «с начала»? Только через вот такую чужую боль? Только через жертвы?
— Есть, — судьба наклонилась к нему и вдруг сказала родным голосом старого мудрого сэнсэя. — Есть, конечно. Неужели же сам не понял еще?
Лео вскинул голову и вдруг уперся взглядом в улыбку Сплинтера, который внимательно и ласково смотрел на него из-под белого капюшона.
— Нельзя перечеркнуть свою жизнь безболезненно и выкинуть из нее родных. Нельзя исчезнуть, не причинив никому горя, если ты хоть кем-то любим. Абсолютная свобода — это когда ты никому не нужен, Леонардо.
Лео долго всматривался в родные черные глаза, а потом мимолетно улыбнулся.
— Вы сказали, что сюда приходят лишь те, кому дано право хотеть прожить жизнь иначе. Я понял. Я очень хочу. С начала.
Сплинтер улыбнулся и обнял его.
— Оно дорого стоит, родной мой, как и любое наше желание.
— Лишь бы не столько, сколько стоили все предыдущие.
Теплые руки сэнсэя разомкнулись, погладив напоследок по плечам.
Лео поднялся со скамейки и огляделся.
— А билет где можно взять?
— Держи, — Судьба протянула ему большой красивый прямоугольник из бежевого картона с золотистой вязью незнакомых рун. — Оплата по факту прибытия. Теперь уже не получится спросить о цене.
Лео рассмотрел билет и поднял взгляд, чувствуя странную уверенность, что это самый дорогой билет в его жизни, но и самый желанный.
И теперь у него все получится.
С начала.
— Поезд, — Судьба кивнула в сторону подошедшего состава. — Мы еще увидимся с тобой.
Лео заскочил на подножку и высунулся из дверей, улыбнувшись Судьбе.
— А можно еще только один вопрос?
Судьба кивнула, неспешно пойдя следом за поездом.
— То, что Раф там плел на моей могиле… он о чем вообще говорил? Это же не…
— Сам его спросишь скоро.
— Донни!! — Майки бесцеремонно ворвался к брату в спальню и начал его трясти. — Донни! Дон!
Эйприл ахнула, открыв глаза, и подняла голову с плеча крепко спавшего Донателло.
— Майки, как не…
— Лео, — тот одарил ее безумным взглядом сквозь слезы. — Лео…
Донни вскинулся и резко сел.
— Что? Что с ним?!
Майки вдруг крепко обнял его и разрыдался.
Вытирая кулаком нос и глаза, Раф улыбался, как идиот, и смотрел на родную улыбку, едва тронувшую бледно-серое лицо Лео.
— Я… ты… Лео… Лео, а мы…
— Ты сказал, что любишь меня, — еле-еле прошептал Лео, поймав его взгляд. — Это что значит?
Раф хватанул ртом воздух и громко икнул от такого вопроса.
Он чего угодно ждал от пришедшего в себя Лео, или не ждал ничего, или просто ждал и безумно верил, что тот все же очнется… но вот так?..
— Кто тебе?.. Нет, то есть да… Лео…
— Лео! — в лабораторию ворвались Майки и Донни и бросились к столу. – Лео!!!
Лео повернул голову на крики и улыбнулся им, хотел протянуть руку навстречу и понял, что не может даже двинуться.
«Оплата по факту прибытия…»
====== По факту прибытия ======
Чисто и очень тихо.
Родная комната, где на стене стойка с любимыми катанами, в углу торшер, исписанный иероглифами, и полка с книгами, казалась просто мертвой и пустой. И даже рисунки, которыми раньше он так гордился, не грели душу совсем.
Лео перевернулся, уставившись в стену, и до боли сжал в кулаке маленькую коробочку, смяв синий бархат и раздавив внутренности.
«Оплата по факту…»
Что ж.
Осталось сгореть в аду.
Он сморгнул, отчаянно не желая подпускать к себе разговор двухчасовой давности, и мотнул головой.
Еще не хватало, чтобы Раф, сидящий на табуретке в углу, увидел и начал его жалеть.
Свое «с начала» Лео выбрал сам. Винить некого.
То, что ему казалось, что все непременно будет не так, как было — только его проблема, да оно, в общем-то, теперь и не так совсем.
«Счастливы ли парни теперь? Оно им надо? Вон Раф, как привязанный, тут сидит, даже слова не скажет. Может, он бы и рад тоже все переиграть и не звонить Дону, чтобы ехал скорее?»