Леонардо делал точно так же, чего раньше Сплинтер почему-то не замечал.
Так же четко, ровно и резко. На выдохе. Просто у него было всего три пальца, что делало движение более куцым.
«Но с его короткими ногами и сутулой спиной именно так должна идти ладонь…»
Сплинтер замер, вытянув руки перед собой в незаконченном движении.
- Ката нельзя сделать как кто-то, – старый-старый Мастер пристально смотрит на своих учеников. – Потому что это прежде всего гармония, единение духа и тела, а не просто набор движений. Есть два пути достижения совершенства: первый – дать духу свободу и научить тело следовать за ним. В той точке, где они встретятся, и будет ваша совершенная стойка. Второй – приучить дух равняться на тело, и там, где вы загоните его в форму, будет ваш идеал.
Первый ученик кланяется, благодаря за науку.
Второй дергает бровью и встает в стойку.
- Мастер, но если мое тело уже умеет стоять в нужной стойке, зачем мне что-то еще искать?
- Я научил тебя основам так, как ката гармонично для меня, – Мастер улыбается, горько и ласково. – Но моя гармония – не твоя, Саки. Найди свою, и лишь тогда станешь Мастером.
«Он ищет свою гармонию!»
Сплинтер распахнул глаза, уставившись на кончики своих когтей, мелко дрожавшие в воздухе.
«Леонардо ищет свою гармонию. Он не может сделать, как я, но это ему и не нужно!»
Медленно выпрямившись, Сплинтер потрясенно уставился на свои руки, осознав, что с тех пор, как стал крысой, и он сам начал делать ката иначе, не так, как раньше. Стали ниже стойки, пригнулась к груди голова, удары летели резче…
«Боги! Мой мальчик старается постичь искусство, сам того не подозревая, стремясь к вершине мастерства! Невероятно!»
Сплинтер сам не заметил, что в этот миг впервые назвал одного из черепашат не просто учеником, а «своим».
- Ну, я думаю она пошутила, Рафаэль, – Донни увернулся от пролетевшей над его головой подушки. – Это же глупо. Как можно меня с тобой перепутать?
- Зато она сказку с нами слушала! – Майки восторженно захлопал в ладоши, совершенно не обращая внимания на то, что Рафа трясет уже. – Это было так здорово! Спасибо, спасибо, Донни! Здорово, что ты загадал на День Рождения маму! Я ее люблю уже.
Раф зажал уши руками и бессильно свалился на пол, зажмурив глаза, а Лео засмеялся.
- Помяни мое слово, еще немного, и она предложит навязать на нас бирочки с именами – мамаша эта, – прошипел Раф, сердито пнув Лео ногой в бок. – Вот тогда посмеетесь.
Тенг Шен пристально смотрела на большое старое фото, стоявшее на алтарике среди огарков свечей. Она, Йоши и крошечная Мива у них на руках.
За спиной она чувствовала присутствие и не хотела сейчас оглядываться.
Ее семья – вот это фото – казалась далекой и недосягаемой, словно выскользнувший из рук ветер.
Она, Мива и Йоши…
Крыса, дочь и она… и черепахи…
- Шен, пожалуйста, постарайся…
- Я стараюсь, ты же видишь, – она сжала зубы и зажмурила глаза. – Я очень стараюсь, Йоши, но это… неужели ты столько лет не видел света белого, только чтобы столькое им отдать? А твоя дочь? Как же Мива?
Тихий вздох едва шевельнул волосы на затылке – он подошел чуть ближе.
- Я просто учил их. Я же не знал, что вы обе живы. Если бы хоть один намек… хоть что-то…
- Так удели теперь внимание ей. Все то, что не давал все эти годы. У тебя есть шанс наверстать это с Мивой, окружая ее вниманием, заботой и даря свои знания. Я даже закрываю глаза на эти ваши тренировки, потому что она рада им, но это!..
Теплые мягкие руки легли ей на плечи, бережно сжавшись.
Ах, если бы закрыть сейчас глаза и представить, что это его ладони. Знакомые, родные, к которым раньше так любила она прижиматься лицом…
- Ты знаешь, что она потом час плакала в нашей комнате, делая вид, что спит? Ее же учили… учили слагать стихи и песни… Но Саки всегда был хуже тебя в этом. Ты научил их, отдал все то, что должно принадлежать ей, этому вы… существу, а ей досталось то, что досталось. Опять она считает себя хуже…
Руки потянули ее назад, очень осторожно, трепетно и бережно прижимая к теплой сильной груди.
- Но теперь я научу и ее, – дыхание Йоши коснулось виска. – Просто Донателло очень умный и одаренный. Он сам научился читать и писать раньше остальных, и всегда проявлял любознательность. Это не его вина…
- И не ее, что ей достался плохой учитель, – Шен резко развернулась и вздрогнула. – Мива все же твоя родная дочь.
Его морда оказалась слишком близко.
Так близко, что Тенг Шен ощутила горячее дыхание на своем лице и невольно отстранилась.
- Мива твое дитя, Йоши, – повторила она. – А не эти болотные создания. Судьба дала тебе шанс начать все заново с ней, научить, рассказать и сделать той, кем ей суждено стать.
- А с тобой? – Сплинтер чуть склонил голову набок, пристально всматриваясь в самые любимые на свете глаза. – С тобой у меня есть шанс начать все заново, Шен?
Она опустила голову и долго молчала, кусая губы.
- Да, – наконец тихо-тихо прошелестело в ответ. – Да, если мои просьбы будут тобой услышаны.
- И с чего же мне начать, родная моя?
- Хотя бы с бирочек, – криво усмехнулась Шен. – Если они здесь есть, и я должна принимать их, как детей, то хоть имена бы выучить для начала.
Сплинтер криво улыбнулся и задумался.
«Если отбросить все то, что я думаю… Я к ним привык за столько лет. Ей очень непросто сейчас. Шен поймет и примет их. Просто нужно время. Сейчас они кажутся ей всего лишь странными говорящими животными, как и мне долгое время. Но я прозрел. А как иначе, когда они такие чудесные, хоть и необычные».
Это было мудрое решение.
Сплинтер улыбнулся сам себе, закрывая старый сундук, который стоял в додзе и всегда был заперт.
Он хранил в нем ценные вещи, которые боялся, что черепашата испортят, взяв из любопытства.
«Я смогу найти компромисс. Она просто еще не привыкла к тому, что они тоже дети, но Шен полюбит их, я уверен. Как можно их не любить?..»
«Тебе это долго удавалось, Йоши» – брезгливо напомнил внутренний голос.
Сплинтер усмехнулся сам себе, сжал в кулаке яркие льняные ленты, поднялся и вышел из додзе.
Он просто был слеп все эти годы, прячась от себя самого за болью потери любимой женщины и дочери. Но теперь, когда все это судьба вернула, он не боялся признаться себе, что четыре черепашонка, купленных в зоомагазине, стали ему родными детьми.
- Вот это да! Спасибо, Мастер! – Донателло первым примерил красивую лиловую маску, завязав на затылке узел. – Мы заслужили право стать настоящими ниндзя?
Сплинтер кивнул ему, улыбаясь тепло и искренне.
- Цвет мудрости и разума – твой. Лиловый.
- А мне? – Микеланджело подобрался к нему поближе, с интересом рассматривая остальные лоскуты. – Можно мне вот эту, яркую?
- Рыжий – солнце, любовь и радость, – Мастер сам завязал ему маску, осторожно, чтобы не задеть повязку на голове. – Пусть греет тебя и нас.
Он обернулся к остальным двоим.
Леонардо стоял, переминаясь с ноги на ногу, и нерешительно смотрел на него, словно опять ждал осуждения.
«И не удивительно, учитывая, сколько я давил его».
- Леонардо, тебе небесно-голубой, – Сплинтер поманил его к себе. – Цвет воздуха – самой легкой и сильной стихии, духа, заботы и преданности.
Тот взял ленту, долго рассматривал ее, а потом прижал к груди, глядя на Сплинтера такими глазами, что у того защемило сердце.
- Пореви еще, теперь хоть есть, чем сопли вытирать, – Рафаэль хмыкнул, до странного тепло посмотрев на брата, и подошел ближе. – А мне что?
- Огонь, Рафаэль, – Сплинтер протянул ему алую чуть потрепанную ленту. – Неистовый дух, сила в бою и верность. И любовь.
Рафаэль хмыкнул, смущенно сжав ленту в кулаке, но потом решительно завязал на лице и вскинул голову.
- Уяснили, кто самый сильный! – запрокинув голову, спросил он у братьев, окатив их победным взглядом.
Сплинтер не смог удержаться от еще более широкой улыбки, рассматривая каждого из них по очереди.
«Надо все же уже выбраться мне на поверхность не только за едой, – заметил он сам себе. – Обещал же кровати им. Не дело на полу спать».
- Спасибо, Мастер, – Лео поклонился ему, широко и радостно улыбаясь, а остальные присоединились, благодарно кивая.
- Пусть в радость будет, – он поднялся, собираясь уходить. – Доброй вам ночи. Отдыхайте. Это был длинный день, а завтра у нас много-много дел.
Прикрыв за собой дверь, Сплинтер постоял минуту, потом вышел на кухню, заглянул в ящик с продуктами и понял, что придется отложить мысли о ночном отдыхе.
«Миве и Шен нужна хорошая еда, да и мальчики, наверное, не откажутся от вкусного. Что ж, Йоши, пора вспомнить, что значит быть главой семьи и заботиться о достойном пропитании».
Тряхнув головой, Сплинтер взял большой холщовый мешок, с которым обычно выбирался на поверхность, и направился к выходу.
«И еще мне нужна аптека. Я же обещал Рафаэлю, что достану Микеланджело сироп от кашля».
====== Пирог и сказка ======
Тенг Шен не могла заснуть, неподвижно лежа на жесткой кровати и рассматривая тонкие огоньки свечей, зажженных Йоши на алтарике возле старого фото.
Пламя с острыми язычками вычерчивало рамку и осколки стекла, кидая тонкие тени на полустертые лица.
«Господи, что же мне делать? – перевернувшись на спину, Шен закрыла глаза, стараясь выгнать из головы рои беспокойных мыслей и воспоминания о прошедшем вечере. – Йоши так изменился… его просто не узнать уже. Словно эта мутация вывернула его разум наизнанку. И дело даже не в крысиной морде, а в том, что раньше его не волновало ничто, кроме старого додзе, отца и меня с Мивой. А теперь ему зачем-то понадобились эти черепашки…»
- Дух радости более всего хотел сделать людей счастливыми, и потому, бродя от одного дома к другому, везде оставлял кусочек себя самого. И за его спиной начинал звучать смех, и всюду становилось светлее, – черепашонок сидит на подлокотнике дивана, внимательно читая свою сказку притихшей гостиной.
Мива сидит напротив, подобрав ноги и обхватив колени руками. Ее лицо до странного грустное, а взгляд совсем не по-детски сосредоточен.
Шен смотрит на каждого из них по очереди, постоянно возвращаясь глазами к дочери, и не может понять, в чем дело.
Мива явно расстроена. Она кусает губу и порой дергает себя за волосы, но слушает очень внимательно.
- А почему он только людям принес счастье? – тот, что с забинтованной головой, озадаченно чешет нос и вопросительно смотрит на читающего. – Разве мы хуже?
- Дело не в этом, Майки, – самый смышленый из всех, которым так восхищается Мива, успокаивающе гладит его по плечу. – Просто он не успел добраться до нас, мы же под землей живем…
- Ага, – темный, сильный, ударивший Миву, корчит недовольную гримасу, отчего его морда вся покрывается тоненькими морщинками, становясь еще более пугающей. – Он просто весь закончился по дороге к нам. Ты подумай сам, дуралей, если отщипывать от себя по куску, отдавая другим, что однажды останется?
- У других останется радость, Рафаэль, – тот, что сочинил сказку, поднимает голову и внимательно смотрит на говорившего. – Разве этого мало?
Мива едва заметно дергает плечом, поднимая голову.
- А вам-то зачем? – как-то сердито-горько спрашивает она. – У вас и так все есть. Он людям нес радость, этот дух, потому что они несчастны, а вам и так дано все-все на свете. Чего вам еще не хватает?
Потом резко поднимется и выходит.
- Что это с ней? – бледно-салатовый с бинтом непонимающе хлопает глазами, оборачиваясь к Шен. – Миве не понравилась сказка Донни?
Вздохнув, Шен тоже поднимается.
Она не хочет оставаться с ними в одной комнате дольше, чем это было необходимо, потому что ее передергивает от восторженно-теплого взгляда того, что с тетрадкой, и воспоминаний от его «мама».
Он единственный, кто так ее называет из них, подходя так близко, что она чувствует его острый болотный запах и видит каждую морщинку, заминающую морду в улыбке.
Они не люди. Но улыбаются, как человеческие дети, ходят за ней и словно ждут чего-то. Особенно вот этот умник с явно плохим зрением.
«Какая я тебе мама, образина болотная… Господи, как Йоши только не видит очевидного?»
«Я понимаю, что после того пожара Йоши было одиноко и он, видимо, решил завести домашних животных – так многие делают, чтобы не сойти с ума. Но обретая семью, люди находят решение такого вопроса. И животное вписывается в их жизнь, или его отдают в питомник…»
Шен открыла глаза и снова посмотрела на фото, подсунув ладонь под щеку.
«Пусть даже они необычные и стали полу-животными, но это не значит, что нужно ставить их вровень с ребенком. Тем более, что Мива так настрадалась, живя у Саки. Ей бы сейчас покой и внимание, нежность, дом… безопасность… а не постоянно какие-то стрессы, да еще на почве сравнений себя с ними…»
Войдя в комнату, Шен застает дочь свернувшейся клубком на кровати.
«Плачет…»
- Что случилось? – она садится рядом до боли сжав кулаки, потому что знает, что Мива не позволит взять себя на руки и обнять. – Что тебя так растревожило, родня моя?
Мива долго молчит.
- Как он пишет, – наконец едва слышно шепчет она, не поворачиваясь к матери. – Откуда такой слог и такая глубокая мысль? Донателло просто гений.
- Ты бы написала лучше, я уверена, – Шен все же осторожно касается ее волос. – Просто ты не пробовала ни разу…
- Пробовала, мама! – Мива резко оглядывается, отбросив ее руку, и садится. – Я писала сочинения и рассказы, наставники меня учили и даже хвалили мой текст! Но так! Как он додумался до того, что чтобы сделать кого-то счастливым, нужно чем-то пожертвовать и уйти? Кто его научил? Мастер Сплинтер?
Тенг Шен непонимающе вскидывает брови.
«Я не понимаю, как такое получилось? Как черепаха, пусть и подвергшаяся какому-то облучению и ставшая похожей на человека, может начать глубоко мыслить и анализировать? О ком-то думать, переживать, чего-то хотеть… Так только люди рассуждают».
В животе неприятно булькнуло, и Шен глубоко вздохнула, сморщившись.
Она никогда в жизни не сталкивалась с таким острым сосущим голодом, как сегодня.
Она вообще не привыкла нуждаться в еде – всегда все было.
Сперва в родительском доме, где все привозил и обеспечивал отец.
Потом в ее собственном, выстроенном Йоши.
Потом… в больнице у нее было пусть и не богатое, но хорошее питание, а Говард во время их путешествия старался покупать ей разнообразную и вкусную еду.
Здесь, в Нью-Йорке, она сперва питалась тем, что приносил ей Йоши, пряча ее и Миву от врагов, но в его доме оказалось слишком много голодных ртов…
За ужином Шен замечает, что сам Йоши не притрагивается к общей тарелке с гречневой кашей, только наблюдая, как его черепашки и Мива по очереди накладывают себе еду. В итоге, когда все разобрали, Шен остается горстка каши со дна…
Она ест медленно, задумчиво наблюдая за ними и сердясь все больше, сама толком не зная почему.
Тот, что назвал ее мамой, ест аккуратно и не спеша, стараясь ничего не уронить и не разбросать. Иногда он украдкой смотрит на Шен, словно ждет одобрения, но сразу же поспешно опускает глаза в тарелку, стоит хоть кому-то заметить его взгляд.
Забинтованный чихает прямо в кашу, жадно орудуя ложкой, как будто страшно голоден и все время недоедает.
Злой ест достаточно аккуратно, но тоже торопливо. Он не поднимает ни на кого глаз, только зло фыркает, заметив поведение остальных.
Самый хороший ученик Йоши съедает только половину, а вторую незаметно, как он думает, перекладывает в тарелку тому, что с бинтом, коротко тепло улыбаясь.
Йоши это видит, но не останавливает его и делает вид, что все в порядке, а Шен это сердит.
Никто из них не додумался предложить Миве ничего, хотя ее порция так мала.