Наверное, притом, что Эванс всего-то девятнадцать и мозгов у нее, как у большинства девятнадцатилетних, фестрал наплакал. Хотя, пожалуй, больше, чем было у него самого. Он-то в этом возрасте считал себя непризнанным гением и даже не подумал бы просить чьей-нибудь помощи или совета.
Пока на первом же боевом задании Фабиану эти его рога — не хуже, чем у Поттера — не обломали.
— Но мне очень нужно!
— Эванс, иди домой, у тебя вроде муж не так давно нарисовался. И с его характером он обязательно примется читать тебе нотации о том, как сильно ему не нравится, что ты по чужим мужикам шастаешь вместо того, чтобы греть ему ужин и постельку.
— Тебе какое дело, что он мне там читает? — немедленно насупилась Эванс. — Джеймс обо мне заботится. И можно подумать, ты бы о своей жене не стал.
Конечно, нет. Потому что у них с Поттером разное понимание заботы, и майор Медоуз оторвала бы капитану Пруэтту его рыжую голову, вздумай он ее контролировать. Женщины-авроры – это отдельная тема для долгих размышлений. Тем более, что Доркас ему и не жена и как-то не похоже, чтобы она вообще стремилась к хоть немного серьезным отношениям. Ни с ним, ни с кем-либо еще.
У Доркас иногда такой водоворот мыслей в голове, что в нем и легиллимент потонет быстро и бесславно.
В женщине, Дор, должна быть загадка. А не лабиринт Минотавра.
Впрочем, с этим он еще успеет разобраться. Глядишь, к Рождеству дело наконец сдвинется с мертвой точки.
— Слушай, Эванс…
Прямолинейному «иди отсюда, рыжая, мне работать надо» помешало крайне несвоевременное появление Патронуса. Серебристый дым принял очертания енота, распушившегося, как от холода — или страха, — и завис перед самым дверным проемом.
— Я знаю, что ты занят, но у нас тут… — Патронус замялся и подытожил с непонятной обреченностью, — такая хрень приключилась. Если можешь, вырвись к Лонгботтомам хотя бы ненадолго, мне без тебя никак. И поаккуратнее там. Лучше через камин.
Эванс наморщила нос. Наверняка в ответ на «мне без тебя никак». Фабиан отметил это мимоходом, вслушиваясь в непривычные интонации хрипловатого голоса. Другие бы, может, и не заметили, не обратили бы внимания на то, как этот голос задрожал и едва не сорвался. Другие не знали, что этот голос вообще может звучать… так.
Однако мы в дерьме, дамы и господа.
Собрался он мгновенно, затянул шнурки взмахом волшебной палочки, схватил ключи и косуху из драконьей кожи с крупными блестящими чешуйками и намеревался так же быстро выскочить из подъезда, чтобы трансгрессировать. Но не тут-то было.
— Я с тобой! — немедленно возмутилась Эванс, недовольно нахмурившись.
Да? И на кой, интересно, хрен ты мне там нужна? Да и всем остальным тоже.
— А тебя что, звали? Или у вас, мародеров, это в порядке вещей — заявляться в чужой дом без приглашения?
Судя по тому, как она долбила в его собственную дверь, — однозначно, да. И как заторопилась вниз по лестнице, чтобы клещом вцепиться ему в руку, едва приоткрылась тяжелая наружная дверь и в поле зрения появилось пересечение двух улиц, ярко освещенное фонарями с вычурными цилиндрическими плафонами.
— Я волнуюсь, Фабиан, — заявила Эванс безапелляционным тоном, неожиданно назвав его по имени. Подумать только, какая честь.
Фабиан с трудом удержался, чтобы не поинтересоваться «Волнуешься, как бы муженек с приятелями не отогнали от тебя еще одного друга, как это уже было со Снейпом?». Подобный вопрос, пожалуй, был бы лишним, потому что ответ и так читался на крайне сосредоточенной мордашке без труда и всякой легиллименции. Эванс, как совершенно постороннего и не интересного ему человека, Фабиан не чувствовал совершенно, но с такой богатой мимикой никакая магия не требовалась.
Та еще… находка для шпиона.
— Ладно, Эванс, василиск с тобой. Когда вылетишь из мэнора, как пробка из бутылки, ко мне жаловаться не приходи. Я вам не посредник.
Не трансгрессировать же без предупреждения, когда она так цепляется. В лучшем случае девчонке оторвет руку, а в худшем — утянет за ним целиком, но из-за недостатка концентрации выбросит в Дареме в виде разрозненных частей тела. Фабиану не раз доводилось видеть такой паззл, сочащийся кровью и порой еще рефлекторно трепыхающийся, но собирать это в целого человека в большинстве случаев было уже поздно. Особенно, когда паззл прибывал на место без головы или половины торса, забывая их в точке отправки.
И как бы ни раздражала его порой Эванс, ее в таком виде лицезреть не хотелось. Жалко. Поэтому Фабиан утащил ее за угол дома, подальше от ярких огней фонарей и проезжающих мимо автомобилей, и спросил:
— Готова?
Эванс торопливо закивала — смотри, шапку не потеряй, рыжая, — и грудь привычно сдавило невидимым обручем. Темные очертания многоэтажных домов и одиноких голых деревьев, в летнее время радовавших глаз своей тщательно подстриженной листвой, закружились перед глазами, становясь водоворотом размытых теней и оттенков, и с гулко отозвавшимся в ушах хлопком обратились плотными серебристо-белыми клубами тумана. Эванс пошатнулась на ставшей неровной, с торчащими древесными корнями, мерзлой земле и вцепилась в руку еще сильнее.
— Не упади, — сухо сказал Фабиан, но выдирать ладонь из цепких пальцев с короткими, подстриженными едва ли не до мяса ногтями не стал.
— Постараюсь, — так же сухо отозвалась Эванс и принялась поправлять сползающую на лоб шапку, будто разом утратившую всю свою разноцветность. Нейтралитет трещал по швам.
Кованые ворота не выплывали из тумана постепенно, как это бывает со скрытыми в нем предметами, поначалу обретавшими один лишь смазанный контур, а вырастали из белесых клубов безо всякого предупреждения, каждый раз заставая Фабиана врасплох. На них не реагировали сигнальные артефакты, они не ощущались его собственной магией и даже банальным чутьем, и каждый раз будто появлялись на новом месте. Иначе как было объяснить, что трансгрессируя каждый раз в одну и ту же точку, он отсчитывал разное число шагов, прежде чем упирался в витиеватые, почти ажурные сплетения отливающего бронзовым металла. Незваные гости, верно, и вовсе не смогли бы выйти к воротам, обреченные блуждать в тумане до тех пор, пока не оставят бесцельных попыток. Спустя девять столетий творение Хэлвис Скаль Фиэн* продолжало исправно служить ее потомкам, беспрерывно подпитываемое магией десятков сменяющих друг друга поколений.
— Уф, — выдала Эванс, совершенно не впечатленная тем размахом, с которым древние колдуны подходили ко всем мало-мальски важным аспектам жизни, и поспешно убрала ногу от стелящегося по земле белого туманного щупальца, первой торопясь к медленно приоткрывшимся навстречу гостям воротам. — Оно тут всё… как живое. Я, наверное, никогда к этому не привыкну.
Интересно, задумался Фабиан едва ли не в тысячный раз, насколько правдивы байки о бытовавших у друидов человеческих жертвоприношениях? Если уж даже у магглов существовали ритуалы символического обручения королей с богинями — порой заканчивавшиеся тем, что короля признавали несостоятельным мужем, не сумевшим обеспечить плодородие, и казнили где-нибудь на болотах, — то почему бы магам древности было не использовать обряды на крови? По нынешним временам, конечно, дикость несусветная, но с другой стороны, чем Годрик не шутит, когда вокруг, куда ни плюнь, одни враги? Заклинали всё, что могли, и до, и после прихода нормандцев.
Торопыга Эванс ускакала вверх по петляющей тропинке с такой скоростью, что впору было заподозрить в ней оборотня за пару-тройку часов до полнолуния. Те в предчувствии часа «икс» всегда начинали носиться, как сумасшедшие. Разве что двигались более дергано, без конца терли ноющие глаза, да сгибали и разгибали пальцы, а не поправляли шапку, но в остальном — не отличишь.
Мэнор встретил их провалами темных окон и без конца кланяющимся домовым эльфом, забавно выговаривающим старомодное «мистрис» в адрес Эванс. О том, что хозяева ожидают гостей на втором этаже, в малой гостиной, эльфами сообщил, только когда получил верхнюю одежду и эту дурацкую вязаную шапку. Эванс и здесь ломанулась вверх по лестнице первой и ураганом бы ворвалась в нужную комнату, но вышколенные Мэм домовики решительно не терпели даже малейшего нарушения заведенных в доме правил.
— Молодой мистер Пруэтт и мистрис Поттер, — прогнусавил домовик, опередив торопыгу благодаря банальной трансгрессии, и склонился в очередном поклоне.
— Добрый вечер, — неловко поздоровалась Эванс, остановившись на пороге и столкнувшись взглядом не только с младшей четой Лонгботтомов — интересно, где старшая, и осведомлена ли она вообще, что происходит? — но и с наитипичнейшей представительницей факультета Слизерин, немедленно смерившей рыжую недовольным взглядом. Рыжая в ответ замялась и даже растерялась. Тонкие пальчики с силой вцепились в рукава свитера, натянутого на маленькие ладошки до самых костяшек.
— Добрее видали, — буркнула в ответ Джульс, демонстративно складывая руки на груди. Здоровалась она обычно по-мужски, с крепким рукопожатием, но теперь всем своим видом говорила «Тебе, рыжая, руки́ не подам. Даже если ты в пропасть падать будешь». Алиса — белая, как полотно, но с сухими глазами и губами — пробормотала что-то невнятное, словно голос ей не подчинялся, а развалившийся рядом с ней Фрэнк и вовсе промолчал, только скользнув по возникшей на пороге девчонке равнодушным взглядом. Тишина при этом стояла такая, словно все трое повесили перед собой десяток щитов от легиллименции. Или дружно пребывали в глубоком шоке.
— Эванс, ты или туда, или сюда, — попросил Фабиан у нее из-за спины. Оттирать ее плечом в сторону, чтобы войти, было некультурно и попросту лень. — Родная, не ворчи. Эванс у нас тоже переживает.
То, что обрушилось на него в следующую секунду, было не связной и последовательной нитью рассуждений, а сумасшедшей волной ярких ослепляющих картинок. Ладонь в темной крови, текущей из обрубков на месте безымянного пальца и мизинца. Губы — явно женские, нежно-розовые — и прядь золотисто-светлых волос на щеке. Смятая продавленная подушка. Оскал на полузверином лице и с хрустом смыкающиеся челюсти. Снова кровь, пачкающая пальцы с длинными черными ногтями. Вспышка портала, хлопок трансгрессии, захлебывающийся собачий лай… И душащий и слепящий одновременно — до белых глаз и надсадного хрипа — ужас.
— О-о-ой, — простонал Фабиан, хватаясь за правый висок. Сбоку кто-то попытался поддержать его под руку. Неужто рыжая? — Ребят, не все сразу, меня же разорвет.
В висках зашумела кровь, заглушая голоса, но не мысли.
Ты скоро станешь папой.
Зазвенела смехом и зашуршала мягким покрывалом на постели.
Так, стоп. Вот этого я видеть не хочу. Даже больше, чем оборотней, не хочу.
Как он ухитрился сесть, Фабиан так и не понял. Закрыться не получалось, в ушах теперь гремело разъяренное «Я убью их! Я порву эту сволочь!», и перед глазами плясали темно-красные пятна крови. Где-то над ухом охнула, разглядев бинты, Эванс, но ее голос тоже донесся, как сквозь слой ваты.
— Что… что у тебя с рукой?
Пальцы ему отгрызли, не видишь, что ли? Ах да, тут же только я такой… всевидящий. Твою мать, Джульс, прекрати!
Та, конечно же, не услышала, зато наконец очнулись собственные рефлексы и… Фабиану всегда нравилось называть это «дернуть рубильник». Именно так оно и ощущалось: словно кто-то резко рванул рычаг вниз и обесточил весь дом. Точнее, мозг. Тишина стала еще более зловещей, чем прежде, будто он разом лишился всех пяти — в его случае шести — чувств.
Жутко, черт побери.
— Джульс… — медленно попросил Фабиан, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Подсознание требовало убедиться, что в действительности ни слуховые, ни прочие рецепторы не пострадали. — Возьми себя в руки, пожалуйста.
— Прости, — глухо ответила Джульс. — Не получается.
— Ну ты уж постарайся, — буркнул Фабиан, часто моргая и пытаясь избавиться от мельтешащих перед глазами кровавых пятен. — А теперь, если можно, обо всем по порядку.
Алиса заговорила тихим надтреснутым голосом, но больше ничем не выдала того ужаса, что он ощущал всего несколько секунд назад. И вот-вот начнет ощущать вновь, потому что собственная магия начнет рваться наружу с новой силой. А вместе с ней и эта прокля́тая эмпатия. Если подумать, ему и сейчас-то никакие слова не требовались. Ситуация и без того уже была понятна хотя бы в общих чертах.
Эванс бубнила что-то над ухом, охая в нужных местах и влезая с вопросами. По большей части дурацкими, но человеку, плохо знакомому с проведением боевых операций, это было простительно.
— А как же вы…?
Ногами. У нас, рыжая, такое часто бывает. Встаешь и бежишь, пока тебя целиком не сожрали. Главное только, чтобы эти сволочи одновременно не пытались сожрать еще кого-нибудь, потому что в этом случае приходится разворачиваться и принимать весь удар на себя. Надо ли говорить, что на совести Сивого и его стаи уже десяток с лишним мракоборцев?
— Но почему его не посадят в Азкабан?!
Потому что поймать не могут. Эта мразь то тут, то там, одни только кровавые следы из обглоданных трупов за собой оставляет.
— Я связалась с Авроратом, — тихо подтвердила Алиса, — но к тому моменту, как появилось подкрепление, оборотней там уже не было.
— Я скучаю по байкам о тупых животных, которыми нас кормили на уроках Защиты в Хогвартсе, — сухо согласился Фрэнк, и Фабиан зажмурился вновь, на мгновение почувствовав тупую пульсирующую боль в левой руке. Мизинец и безымянный горели огнем, сдавливаемые еще и его собственными кольцами, и вместе с болью накатывала чужая, почти звериная злость. Убью. Не за себя.
— Сочувствую я вашему ребенку, — ответил на это Фабиан, сглотнув в попытке избавиться от появившегося во рту мерзкого стального привкуса. Очень хотелось сплюнуть, но Мэм за свои ковры загрызет так, как Сивому и не снилось.
— Почему? — растерялся Фрэнк, а Алиса нахмурила брови — он увидел не глазами, а магией — и потянулась к руке в медленно пропитывающихся кровью бинтах. Джульс и вовсе ответила целым водоворотом из смятения, радости и едва уловимой, скрываемой за другими эмоциями горечи. Уже знала.
— Да если он уже сейчас такие неприятности на свою голову находит, то что ж с ним будет, когда он родится? — хмыкнул Фабиан, но шутка подняла настроение только Эванс, охнувшей еще раз и немедленно начавшей зудеть с новой силой.
Вот же… болтушка.
— А что касается тупых животных, — перебил ее Фабиан, — то я вам, господа и дамы, скажу прямо: мы в дерьме.
Джульс передернула плечами — в голове снова зашумело и захотелось «дернуть рубильник» еще разок — и спросила:
— Ты что-то накопал? Насчет позавчерашнего?
— Накопал, - согласился Фабиан. – И мне это не нравится.
И выразительно указал глазами на притулившуюся рядом с ним Эванс.
— Пусть сидит, — отрезал Лонгботтом. Никак сменил гнев на милость. Неудивительно. После откушенных пальцев любая ссора с орденцами казалась сущим пустяком. — При условии, что отнесется к этому серьезно.
— Да разве я когда-то… — попыталась обидеться Эванс, но от нее молча отмахнулись.
— Аластор разговаривал с Дамблдором, — начал Фабиан и рефлекторно потянулся рукой к нагрудному карману. — Эх, я балда, надо было хоть блокнот с собой захватить. Ладно, попробую по памяти. По словам нашего директора, около десяти лет назад в окружении Темного Лорда, тогда еще не претендовавшего в открытую на такой громкий титул, появилась одна интересная личность. Некто Антон Долохов, за несколько лет до этого успешно закончивший Дурмстранг. Сейчас ему должно быть тридцать пять или около того.
— Русский? — немедленно насторожился Фрэнк. — Проклятье!
— Что? — не поняла Эванс.
— Холодная война, — перевела Джульс. — Гонка вооружений и ядерные боеголовки. Черт побери, да кто угодно, итальянцы, французы, хоть немцы, но только не гребанный Советский Союз! Если этого мужика заслало сюда ГРУ, то чёрта с два мы сможем ему что-то предъявить. Если попытаемся, его соотечественники устроят нам такую веселую жизнь, что после этого Волдеморт покажется посланцем с Небес. Только угрозы ядерной войны Британии и не хватало.
— Не всё так очевидно, — не согласился Фабиан. — При таком раскладе нас, естественно, послали к чертовой матери и отказались сообщить хоть какую-то информацию, но, по словам Аластора, советского посла аж перекосило, когда он услышал про этого Долохова. Пришлось копать окольными путями, и тут выяснилось, что по слухам он потомственный дворянин, убежденный монархист и бывший политзаключенный. Бывший в том смысле, что сбежал чуть ли не за день до расстрела, а не в том, что власти его оправдали. Конечно, это может быть и частью легенды, но с другой стороны, есть шанс, что если мы его возьмем, то русские могут и промолчать.