На самом деле можно выжить почти без убийств. Голодные игры не зря так называют. Еды на арене часто в обрез, а профи — плохие добытчики. Многие трибуты из бедных дистриктов лучше приспособлены к выживанию. Отец рассказывал про единственного чемпиона из Одиннадцатого: в тот год арена была полна ядовитых трав и ягод. Победитель сумел протянуть достаточно времени, чтобы пережить своих соперников: кто-то сорвал неправильные ягоды, другие умерли от голода. Чемпион не пролил ни капли крови.
Пожалуй, нужно будет заглянуть в секцию съедобных растений, решает Эска, опускаясь за стол. Не стоит пренебрегать шансом на выживание.
Кто-то садится рядом, и Эска, еще не обернувшись, знает, что это Марк.
— Твой ментор запретил тебе со мной общаться, — напоминает он.
— Это было до того, как ты спас мне жизнь.
Марк немного сипит, на шее у него следы от пальцев безгласого.
— Теперь тебя не выпустят на Арену?
— Ни за что не пропущу развлечение из-за пустяковой царапины.
Он не дает Эске ответить и с ходу произносит:
— Спасибо.
Эска заслужил благодарность, но она не радует.
— Подожди благодарить. Может, следующая звезда полетит в тебя, — повторяет он сказанные раньше слова.
Улыбка Марка меркнет.
— Может быть. Сервий был прав, для парня из Одиннадцатого ты неплохо подготовлен. Вы ведь занимаетесь сельским хозяйством?
— Одиннадцатый дистрикт — житница Панема, — мрачно цитирует Эска.
— Да уж, у вас слово «жатва» звучит дурным каламбуром.
— Вас тоже привозят, как продукты к столу.
— Скорее уж как поросят на бойню.
Эска вспоминает, что катакомбы под ареной в дистриктах называют Скотобазой. Здесь, в Капитолии, для них существует более красивое название — Стартовый комплекс.
— Вроде у вас, профи, попасть на Игры — почетно.
Марк качает головой.
— Не для меня. Я бы не хотел умирать.
— На твоем месте я бы говорил потише.
Эска кивает на миротворца, замершего у двери.
— Ты же помнишь, что делают с недовольными?
— Да, ты показал мне вчера вечером.
Эска чувствует, что к щекам приливает кровь: слова Марка звучат как оскорбление. Тот старается перевести все в шутку:
— Пожалуй, сам Президент приедет, чтобы тебя поблагодарить, как ты думаешь?
— Еще бы. Я теперь важная персона.
Марк смеется:
— По крайней мере, это была хорошая тренировка перед Играми.
Он осторожно касается синяков на шее и морщится.
— Лучше бы нас заставляли охотиться на мятежников, — говорит Эска.
— Как раньше охотились на зверей, — соглашается Марк. — И отпустить тех, кто сможет убежать.
— Куда может убежать мятежник?
Марк наклоняется к нему и тихо произносит:
— В Тринадцатый дистрикт. Думаю, этот безгласый тоже надеялся попасть туда.
—Тринадцатый разрушен.
Эска помнит репортажи из тринадцатого, которые показывают каждый год перед Играми: пустующие здания, заросшая сорняками площадь, изрешеченная пулями мостовая.
— Все так думают,— продолжает Марк. — Но некоторые говорят, что жители Тринадцатого все еще там, ушли в подземные бункеры.
— Если это так, почему их до сих пор не выкурили?
— Это нелегко. Ты ведь помнишь, чем занимался Тринадцатый? Ядерное оружие. Может, Капитолий просто не решился их тронуть?
Эска все равно не понимает.
— Тогда зачем Капитолию врать?
— Наверное, потому что Президенту это выгодно. Если в остальных дистриктах узнают, что Тринадцатый смог выторговать себе свободу…
— …то и остальные поднимут бунт, — заканчивает Эска.
Он не верит в существование подземного дистрикта, но понимает, что Марк прав: сумей его жители выжить, Капитолий в этом ни за что не признался бы. Сообщить об этом — все равно, что расписаться в том, что и власть Президента можно свергнуть. А раз капитолийцы этого боятся…
Боятся. Вот оно. Они боятся бунтов. Потому что не уверены в своих силах. Большинство миротворцев — выходцы из дистриктов. Армия Капитолия состоит из рабов. Даже если миротворцы останутся верны своим хозяевам: что будет с блистательным городом без поддержки дистриктов? Все, что видит здесь Эска, — это плоды их труда. Со всего Панема в Капитолий везут одежду, продукты, материалы. Город потребляет, но ничего не вырабатывает сам. Капитолий беспомощен.
Эти мысли выстраиваются в мозгу Эски в логическую цепочку за какую-то минуту. Он видит, что Марк внимательно наблюдает за ним и понимает, что Эска потрясен своим открытием. Год за годом им прививали уважение к Капитолию, а теперь оказывается, что они подчиняются тем, кто гораздо слабее их.
Но Эска не понимает, чего хочет добиться Марк, делясь с ним своими мыслями. Разве что это ловушка. Покажи, что веришь, — и сам станешь предателем.
Поэтому он резко отвечает:
— Это все сказки. Подземный дистрикт — надо же такое придумать. Откуда ты вообще об этом узнал?
— Кое-кто говорит?
— Кто? Уж не твой ли ментор?
— Сервий неплохой парень.
— Для тебя — может быть. Он же твоя нянька. И всеобщий любимчик: победитель Игр, красавчик. Такой сможет уговорить спонсоров на все.
Почему-то эта фраза ранит Марка, он тоже отвечает резким тоном:
— Думаешь, победой на арене все закачивается? Ты не знаешь, как тяжело приходится Сервию.
— Как бы тяжело ни приходилось,— перебивает Эска, — это лучше, чем гнить в земле!
Они смотрят друг на друга, и возникшее было дружелюбие рушится на глазах. Наконец Эска встает.
— Мне пора на тренировку. До Игр мало времени, я не стану тратить его на сказки.
В столовую входит Сакса и машет Эске рукой. Тот уходит, не попрощавшись.
Стилист берет его под локоть и тащит за собой. Наклоняясь к Эске, она произносит заговорщическим шепотом:
— У нас с Квинтом родилась прекрасная идея! Раз уж ты используешь метательные звезды, почему бы не добавить еще экзотики?
Это может значить все, что угодно. Вплоть до того, что они перекрасят его кожу в зеленый. Впрочем, если Арена будет изображать лес, это пришлось бы кстати.
— Камы!— произносит она с горящими глазами. И, видя на лице Эски непонимание, добавляет:
— Боевые серпы! Разве вы их не используете?
— Нет,— терпеливо отвечает Эска. — Мы пользуемся серпами только в поле.
— Вот потому это будет символично! Боевой серп и кровавая жатва.
Она сияет от удовольствия.
— Конечно, времени на обучение мало, но я уверена, что ты способный ученик.
Эска ее уверенности не испытывает, но его мнение никого не интересует.
***
Эске доводилось помогать в поле, и серп для него — инструмент привычный. Но, как оказалось, убить человека им нелегко. Несколько дней он под присмотром личного тренера отрабатывал удары, пока тот не признал, что Эска владеет этим оружием «недурно для новичка».
— Меня больше волнует, поможет ли мне это выжить, — говорит Эска.
— За счет экзотичности — возможно. Но не за счет твоего мастерства.
Он хлопает Эску по плечу.
— Но на индивидуальных показах ты точно всех поразишь. Их сложно чем-то удивить, так что постарайся.
— Они и так будут на меня смотреть, — говорит Эска.
Квинт и Сакса усиленно занимались рекламой своего трибута. За пару дней история обросла такими деталями, что организаторам точно захочется взглянуть на трибута, в одиночку остановившего мятежника.
Эска привык к вниманию со стороны капитолийцев, и выступление перед небольшой группой людей его уже не пугает. Он знает, что покажет: метательные звезды, камы, небольшие акробатические трюки: он потратил полдня, карабкаясь по веревкам в тренировочном зале. Если он может вскарабкаться даже по неустойчивому канату, то и на дерево влезет без труда. Вдруг на Арене будут деревья.
Трибуты Одиннадцатого дистрикта идут предпоследним, к тому времени организаторы теряют интерес к показам. Однако когда Эска входит, все замолкают и смотрят на него. Кто-то с любопытством, кто-то оценивающе, а у одного мужчины взгляд неприятный и липкий, словно он видит перед собой не Эску, а Сапфиру.
Мальчик называет свое имя и идет к стойке с оружием. Камы и метательные звезды пристроили на виду, нет сомнений, что их приготовили специально для трибута Одиннадцатого. В полной тишине Эска берет пяток звезд и метает их в мишень одну за другой, с разных позиций. На балконе кто-то одобрительно хмыкает.
То, как он управляется с камами, производит большее впечатление. Эска слышит удивленное восклицание, когда обезглавливает один из манекенов.
Провожают его аплодисментами.
На показах Эска был спокоен, но сейчас ноги дрожат, а по спине течет пот.
Квинт ждет его у выхода и жадно спрашивает:
— Ну что?
— Они в восхищении.
Лицо капитолийца лучится удовольствием.
— Хороший прорыв. Как думаешь, сколько баллов они тебе дали?
— Не меньше десяти.
Эска почему-то уверен, что это так, и он не ошибается. Вечером объявляют оценки за индивидуальные показы: он набрал одиннадцать из двенадцати.
— Не хуже профи! — восклицает Сакса.
Такую же оценку получают Марк, Сапфира и Джоэл из Первого дистрикта. Но Эска недолго радуется своему успеху.
— Поздравляю,— говорит Квинт. — Подготовка почти закончилась. Завтра интервью, а послезавтра ты наконец выйдешь на Арену. Разве не чудесно?
Чудесно для Квинта. Но Эска чувствует, как к нему возвращается страх. За неделю, проведенную в Тренировочном центре, он забыл, зачем его сюда привезли.
Как хрюшку на бойню, вспоминает он слова Марка. Их откармливают, как поросят, прежде чем бросить на арену.
***
Следующий день самый легкий из всех, но Эска не может перестать думать о том, что будет завтра. Сакса, одевая его, полусердито говорит:
— Ты слишком грустный. Улыбнись. Ты должен очаровать публику.
— Я и так их очаровал.
Женщина берет его лицо в ладони и говорит, глядя ему в глаза.
— Ты очень необычный трибут. Я рада, что именно мне довелось с тобой работать. Я знаю, что тебе нелегко. Но пожалуйста, постарайся всем понравиться. Это ради тебя самого.
Она разглаживает на его плечах золотистую ткань пиджака материнским жестом. Сквозь маску беззаботной капитолийки проглядывает лицо обеспокоенной женщины, и Эске жаль, что он не сумел разглядеть эту женщину раньше.
Сакса целует его в лоб и отпускает.
— Иди. Я буду смотреть выступление из зала.
Теперь Эске не так страшно. Он спокойно ждет своей очереди за кулисами, следя за выступлениями других трибутов на большом экране. Особенный интерес у него вызывает интервью с Марком. С того разговора в столовой они ни разу не виделись, Аквила уходил из столовой раньше, чем приходил Эска.
Ведущий, Цезарь Фликерман, похож на попугая в своем ярко-желтом костюме. Рядом с ним Марк в своем черно-белом выглядит простовато, но элегантно.
Цезарь, сияя улыбкой, пожимает трибуту руку и начинает с комплиментов его фигуре. Аквила ведет себя раскованно. Отвечает на шутки, позволяет ощупать свои мускулы.
Наконец ведущий делает сочувственное лицо и говорит:
— Все слышали о печальном инциденте в Тренировочном центре. Каково это — когда на тебя нападает мятежник?
— Что я могу сказать? Он совершил ошибку, выбрав для этого именно наш центр.
В зрительном зале смеются.
— Но я слышал, что тебя спас другой трибут. Можно сказать, твой враг.
— Перед мятежниками мы все не враги, а друзья.
Бинго. Теперь симпатии толпы на стороне Марка. Эска понимает, что тот делает то же, что и он сам, — выживает, но все равно ему не по себе от мысли, что Аквила обернул ситуацию себе на пользу.
Впрочем, его самого Цезарь встречает с не меньшим восторгом. Он спрашивает Эску, как тому понравился Капитолий, но только для того, чтобы начать разговор, а потом переходит к волнующей всех теме.
— На всех произвело впечатление то, как ты расправился с мятежником. Да еще спас своего соперника. Наверное, мало кто решился бы на такое. Почему ты это сделал?
— Я испугался, — серьезно отвечает Эска. В зрительном зале тишина, лицо Цезаря принимает забавно-торжественное и понимающее выражение.
— Испугался, что этот безгласый сделает за меня мою работу и заберет себе все лавры.
Секунда тишины — и зал разражается хохотом. Цезарь радостно хлопает его по колену.
Камеры переходят на Марка, тот тоже улыбается и разводит руками.
— Какая радость, что он этого не сделал, — говорит Цезарь, вытирая набежавшие слезы. — У тебя очень высокие результаты по индивидуальным показам, Эска. Не намекнешь, как тебе это удалось? Без обид, но трибуты твоего дистрикта считаются э-э-э…
— Слабыми, — заканчивает Эска. — Что ж, все, что я могу сказать…
Он делает паузу, и люди в зале почтительно замолкают.
— Вы ошибались насчет нас. Не нужно родиться в первом дистрикте, чтобы быть профи.
С возвышения Эска видит, что Квинт согласно кивает. Цезарю тоже по душе его слова, он тепло пожимает руку Эски на прощание.
— Мне нельзя выказывать симпатию,— говорит он драматическим шепотом, который разносится по всему залу, — но я буду за тебя болеть, Эска Маккуновал.
Трибут Одиннадцатого занимает свое место в зале и смотрит последние выступления. Марк, сидящий на два ряда впереди, оборачивается и поднимает вверх большой палец.
Эска кивает ему: нет смысла избегать друг друга теперь, завтра их отправят на Арену, и уж там-то они рано или поздно встретятся. Если их не найдет кто-то другой.
***
Этой ночью им дают поспать мало и поднимают еще до рассвета. Эска чувствует себя разбитым, тем более Сакса даже не позволяет ему умыться, только накидывает на плечи балахон и ведет за собой.
Они поднимаются на крышу. Эска здесь впервые, у него дух захватывает при взгляде на лежащий перед ним Капитолий: рассветные лучи окрашивают белоснежные здания в розоватый оттенок, играют на начищенных стеклах. Но он не успевает налюбоваться зрелищем: над ними зависает планолет, из него выбрасывают тонкую, неустойчивую на вид лесенку. Стоит Эске коснуться ступеньки, как руки прилипают к ней. Интересно, думает он, это ради моей безопасности или для того, чтобы я не бросился вниз?
Планолет обустроен не хуже комнат в Тренировочном центре. После того, как Эске вживляют в предплечье следящее устройство, он завтракает и принимает душ. Одежду выдают только по прибытии, на Скотобазе.
В пакете, переданном организаторами, лежит камуфляжный костюм из плотной ткани. Куртка и ботинки утепленные, вместо футболки — водолазка с длинным рукавом. Эске это не нравится: такая экипировка означает, что на Арене будет холодно.
Сакса поправляет воротник водолазки, оглаживает его плечи.
— Вот и все, Эска Маккуновал.
Сейчас, когда поблизости нет других людей или камер, она снова сбрасывает маску и становится старше и заботливее. В ней есть что-то материнское. Видимо, поэтому у Эски вырывается отчаянное:
— Я не хочу туда.
— Я знаю. Постарайся выжить.
Она целует Эску в лоб и отталкивает от себя. Приятный женский голос объявляет по аудио-связи:
— Просим трибутов занять свои места.
Эска встает на металлический диск, но не сводит взгляд с Саксы.
— Morituri te salutant, — произносит та и тут же переводит. — Идущие на смерть приветствуют тебя.
Эске интересно, что означают эти слова, раньше он их не слышал. Может, это девиз первых Голодных игр?
Но спросить он не успевает. Сверху опускается прозрачный колпак и отрезает его от Саксы. Он видит, что губы женщины шевелятся, но слов разобрать уже не может. Платформа начинает подниматься.
========== Часть 2 ==========
***
Что ж, могло быть хуже. Эска оглядывается, стоя на платформе. Местность перед ним изрезана холмами, вдали — скудная полоска леса. В таком не спрячешься.
Трибуты стоят в одной из долин, вокруг Рога изобилия. Сцин не видно, наверное, она с другой стороны. Эска смотрит вправо и вздрагивает, обнаружив рядом с собой Марка. На секунду он этому рад, приходится напомнить себе, что с этой минуты они с трибутом Второго — враги. И ему не повезло очутиться бок о бок с профи. В начале Игр те, как правило, уничтожают более слабых соперников, сколько получится. И лишь покончив с мелочью, принимаются друг за друга.