― Обопрись на нее всем телом и поднимись на ноги. Потом используешь ее в качестве опоры во время ходьбы. Ясно? ― говорит он весьма уверенно, а значит, хочет мне помочь. Я делаю все, как он сказал и поднимаюсь, облокотившись об палку. Затем смотрю на него и пробую сделать несколько шагов, которые достаются мне с весьма мучительной болью. А может, не такой уж и мучительной. Но болевые ощущения все равно есть. ― Тебе повезло, потому что сегодня нам по пути. Если хочешь выжить во время дороги домой ― выполняй все то, что буду говорить я. Ясно тебе? ― произносит он, глядя по сторонам.
Я киваю и приближаюсь к нему.
― Меня зовут Гвендолин, кстати, ― говорю я ему так тихо, что боюсь, что он не услышит меня. Он молчит. Значит, точно не услышал. Вздохнув, я медленно иду дальше. ― А как тебя зовут? ― осмеливаюсь спросить я, хотя не рассчитываю на ответ.
― Эрик, ― отвечает он.
Я улыбаюсь и молча иду за ним.
========== IV. Eric ==========
Темно, хоть глаз выколи. И черт меня дернул связаться с этой беспомощной калекой. Боковым зрением замечаю, что она медленно плетется, и замедляю шаг.
― Ну, ты скоро там, беспомощная? Или тебя оставить тут?
Перепуганный взгляд, и она идет быстрее, а я ухмыляюсь. Захотела в город ― пусть терпит. Не понесу же я ее на руках. Через пару минут мы выходим к железнодорожным путям, шпалы которых напоминают мне мертвые тела одиноких, задушенных змей. Как ни странно, поезда не слышно. Я ожидаю его прибытия через пять или десять минут, может быть, хотя, по правде говоря, и понятия не имею, когда он прибудет.
― И все же надо было выучить это расписание, ― тихо бормочу под нос.
― Что? ― мой слух режет ее голос.
И до чего же он у нее писклявый, лучше бы она ничего не говорила. Понятия не имею, почему я желаю ее молчания. Проблема не только в том, что ее голос писклявый. Проблема кроется в чем-то другом. Этот голос напоминает мне нечто странное. Нечто-то, что мне только предстоит пережить в дальнейшем, прячущимся за горами, будущем. Это странное чувство таится в ее голосе, хотя может означать что угодно.
― Не с тобой говорил, ясно? Сядь и жди, ― обращаюсь я к Гвендолин, чье имя вспарывает швы моего прошлого.
Гвендолин. Одно ее имя заставляет меня вспомнить ребенка, которого я держал на своих руках, тихо убаюкивая и покачивая. Этот ребенок был не просто младенцем, как для многих, этот ребенок был для меня источником счастья, которое я испытывал при каждом соприкосновении с ее руками, ногами и затылком. Но сейчас передо мной не маленький ребенок, одетый в миленький комбинезон, передо мной незнакомая мне девочка, по имени Гвендолин, которая садится на камень и начинает ковырять свое кровавое колено.
― От того, что ты расковыряешь рану, твое колено не заживет, ― вздохнув, обратился к ней.
Не прошло и секунды, как вдали послышался тяжелый гул приближающегося поезда. Этот гул словно говорил нам, что пора готовиться к прыжку, и я готов, как всегда. Единственная проблема, ― сидящая на камне малявка, которая не осознает, что единственный способ оказаться внутри вагона ― совершить прыжок. Должно быть, этот способ придется ей не по нраву, особенно сейчас. Но, к моему сожалению, поезд не остановится, а лишь замедлит ход.
― Поднимайся. Нужно будет прыгать, ― говорю я ей, но она делает испуганную гримасу и мотает головой, как я и думал.
― Но я не могу и шага нормального сделать.
Мне прекрасно известно, что она сейчас опять захнычет, если я настою на своем. Подойдя к ней и, встряхнув ее как следует, чувствую, что она намертво вцепилась в мою руку и ждет. Показался поезд, и я начинаю бежать, ощущая повисшую на моей руке Гвендолин. Из-за этой обузы я еле добегаю до последнего вагона и, закинув ее, запрыгиваю сам. Все произошло слишком быстро, и только сейчас я осознаю всю опасность и безумность произошедшей ситуации. Я мог иметь неосторожность не удержать ее. Но все позади. Дверь закрыта, и мы оба в вагоне. Гвендолин забилась в противоположный выходу угол и уже медленно подымается на ноги. Я располагаюсь неподалеку от нее, и при свете тусклой лампы бросаю на нее свой взгляд. Влажные локоны ее светло-русых волос прикрывают глаза того новорожденного создания, которое я держал в своих дрожащих, от бушующей во мне страсти, руках. Когда она убирает свои волосы за спину, я окончательно погружаюсь в ее прекрасные очи, в которых узнаю ту самую Гвендолин, которая побуждала во мне желание жить, ярко улыбаясь и громко хохоча над своей любимой игрушкой ― маленьким, плюшевым, мишкой. Я подарил его ей, как последнее воспоминание из детства. Несчастливого детства, я бы отметил. Эта игрушка, которую я даровал Гвен, была единственной игрушкой моего детства. И все, что оставалось сделать мне, чтобы окончательно распрощаться с детством, ― покончить с этой жалкой игрушкой, дразнящей во мне чувство зависти к другим детям, чье детство удалось на славу. Этот подарок пришелся по нраву моей юной подружке, она приняла это дарование и с тех пор радовалась, когда мы с ее старшим братом устраивали кукольное шоу с участием злобного медведя, похитившего невинную девчонку, отправившуюся в лес.
Гвендолин медленно, но уверенно встала на ноги, даже не подозревая, что на ее смотрит тот самый человек, который питал к ней таинственные чувства на протяжении ее первого года жизни с небольшим хвостиком. Поезд поворачивает, и Гвендолин, не сохранив равновесие, летит на меня. Поворот был не столь резким, устоять было можно вполне.
― Тебя хоть ходить научили? ― спрашиваю, пытаясь отстранить ее от себя.
Виноватый взгляд сверлит меня так, что я отворачиваюсь и смотрю в окно. Черный квадрат. Ничего не видно. Скорость невозможно ощутить, и если бы я был глух и не знал, что мы в движении, то вероятно, посчитал бы, что мы стоим на месте. Гвендолин садится на свою пятую точку, аккуратно поднимая колено, и устраивая его удобней.
― Почему ты согласился помочь мне? Ты же был занят.
― Игра шла под конец.
― Так почему? ― настойчиво требует ответа.
― Завтра утром у меня есть дела в Эрудиции. И не только у меня, ― ухмыляюсь. ― Но это неважно. Это единственная причина, по которой я согласился.
Откровенно заулыбавшись, она кладет свою голову на мои колени. Я поднимаю бровь в недоумении, потому что до нее никто не позволял себе это. Уже было, решив убрать ее голову с моих ног, я замечаю, как она зевает и поднимает взгляд на меня. Тот самый взгляд, который пронзал мою душу одиннадцать лет назад. Взгляд новорожденного, дивного ангела, спустившегося с небес, чтобы спасти меня, тонущего в кромешной тьме.
― А сколько еще ехать? ― нарушает тишину вопросом.
― В районе тридцати минут, ― удовлетворяю ее любопытство.
Я чувствую телом, как она положила свою тонкую руку на верх моей ноги и устроилась удобней. Удобней для себя, конечно же, а не для меня. Но постепенно все яркие и контрастные чувства исчезли, уступив размышлениям. Я даже не поинтересовался ее родителями, чтобы точно быть уверенным в том, что это именно та Гвендолин, которую я знал. Ее глаза все рассказали, и теперь ответ очевиден мне. Да, это именно та девочка, с которой меня связывает не только мертвая дружба с ее братом, но нечто другое. То, что невозможно объяснить. Это не подвластно мне, как бы я ни старался скрыть своего интереса к ней.
Что ж, в ее распоряжении очень много лет, чтобы реализовать себя в этом обществе: найти подходящего мужчину; завести детей; начать карьеру. Но для меня врата в новую жизнь без мыслей, таящих в себе мою Гвендолин закрыты с тех пор, как я впервые увидел ее. Меня связало с ней что-то то, что не дает мне покоя даже сейчас. Каким бы ни было мое желание провести с ней всю свою жизнь, истина мне известна: я не для нее, разумеется. А она не для меня.
Моя дикая фантазия разыгралась при наплыве стольких воспоминаний. Думаю, что это скоро закончится и все вернется на свои прежние места. Я лишь помог добраться ей до города. И не думаю, что это как-то отразится на моей дальнейшей жизни. Я продолжу свои отношения с теми девушками, которые интересны мне, сохраню свою работу, знакомства с нужными людьми. «Эта ночь ничего не изменит» — подумал я и закрыл свои глаза с намереньем погрузиться в недолгий сон, который поможет скоротать время и отвлечься от безумных и абсурдных мыслей.
========== V. Eric ==========
Неожиданно вынырнув из неглубокого сна, я обнаружил мелькающие из окна огни города, свет фонарей и костры огня, разведенные изгоями. Все обрело иной оттенок, отличный от того, который сопроводил нас с Гвендолин в сон. Например, тусклый свет лампы, которая расположена между окнами, перестал быть тусклым. Сейчас же он имеет слегка холодный оттенок, что придает странные ощущения. Но зато новый вид света, который дает нам эта лампа, теперь превосходно освещает весь вагон и очертания лица Гвендолин. Ее глаза прикрыты, а крылышки носа изредка дергаются, что говорит о ее крепком сне, нарушать который у меня нет ни малейшего желания.
― Подъем, ― невероятно строго произношу я.
Гвендолин открывает глаза, осматривается, и мы встречаемся с ней взглядами. Уже который раз каждая клеточка моего тела щебечет от того, что ее нежный взгляд находится на мне. Признаю, это пробуждает во мне странные чувства, преследующие меня уже очень давно. Но сейчас, как ни странно, все обрело иной характер. Все ощущения, что сопровождали меня долгое время потеряли свой вкус, и сейчас они кажутся мне более нереальными, чем когда-либо. Все происходит как в дивном, сказочном сне.
― Зачем тебе так много пирсинга? ― интересуется она, поднявшись с моих ног и расправив плечи.
― Не твое дело, ― имею смелость грубо ответить. ― Мы подъезжаем.
Девочка поднимается на ноги и сейчас кажется гораздо выше меня, сидящего на холодном, вагонном полу (хотя, быть может, не намного выше). Я смотрю на нее снизу и теряюсь в догадках: что же изменилось? Казалось, полчаса назад все было иначе. Гвендолин была обычной Гвендолин, но в то же время вызывала во мне всплеск эмоций. Но сейчас Гвендолин кажется мне кем-то тем, с кем я пережил войны, катаклизмы, ссоры и разлуки. К счастью, я нахожу этим чувствам оправдание. Я только что проснулся, и мой разум еще дремлет. Что ж, не самое подходящее время для дремоты, учитывая предстоящий прыжок, который мы должны будем совершить приблизительно через несколько минут. Гвендолин громко покашливает и одной рукой берется за горло, демонстрируя болезненные ощущения. Ее лицо выглядит напряженным, а взгляд ее сосредоточен на закрытой дверце вагона. Кашлянув еще раз, я интересуюсь:
― Болит?
Грустно вскинув брови, она кивает и подходит чуть ближе к двери. Во мне автоматически срабатывает сигнал о небезопасности, который заставляет меня подняться и подойти к ней, чтобы уберечь от какой-либо неосторожности. Ее голова задирается, а глаза продолжают безжалостно будить во мне воспоминания. Она повзрослела, изменилась, но глаза остались прежними. О, этот невероятный голубой цвет глаз, цвет бесконечного моря, которое наполнено жизнью. Эту жизнь я вижу в глазах Гвендолин. И видел в первом часу после ее рождения. Сейчас эти глаза блестят не только жизнью, так и манящей меня, но и некими искрами, которые выдают в ней храбрость, унаследованную от брата. Хотя, не все так храбро, как я мог ожидать. Она снова схватилась за мою руку, когда я открыл дверь вагона и приготовился к прыжку. А чего же ожидал я? Маленькая девчонка, наверное, второй раз едет в поезде. И сейчас так безрассудно выпрыгнет из вагона, последовав за мной? Вздор.
― Не бойся, ― в последний раз взглянул на нее перед прыжком. ― Если хорошо натренируешься, в будущем тебе будет проще добраться до новой фракции, если выберешь Бесстрашие.
Вот и подошло время, чтобы покинуть поезд. Я проверяю, крепко ли она держится за мою руку и, не оттягивая ни секунды, отталкиваюсь правой ногой и совершаю прыжок. Мгновение, и я уже бегу по твердой земле, дабы не потерять равновесие. Затем отпускаю руку, и Гвен твердо стоит на ногах. А я-то думал, она снова упадет. Странно. Осмотревшись, я понимаю, что сейчас мы находимся недалеко от района Эрудиции. Город очень хорошо знаком мне, но, несмотря на это, сейчас я сомневаюсь в своих знаниях о ее месте проживания, хотя бывал там очень часто.
― Где ты живешь? ― не успеваю я спросить, как она снова хватает меня за руку и бодро тянет в сторону высотных домов, сверкающих, как рождественская елка.
― Вон там! ― резво отвечает она, обернувшись на меня. ― Пошли, чего встал?
Чертова симулянтка. Обманщица. Я прекрасно знал, что она в состоянии ходить и без палки, и в состоянии запрыгнуть в поезд. Единственной преградой послужил бы лишь страх. Именно он не позволил бы Гвендолин успешно запрыгнуть в поезд, хотя на такой случай она могла бы воспользоваться моей помощью. Я непременно желаю высказать ей все мысли, что накопились во мне всего за одну секунду, но моя совесть, которая практически инвалид, не позволяет мне того. Детские шалости. Что еще можно ожидать от одиннадцатилетней девчонки? Радуется, улыбается, тащит меня за руку к высотному зданию, располагающемуся неподалеку от моей старой квартиры, в которой я прожил все свое отчаянное детство. Гвендолин снова оборачивается, и я замечаю ее сверкающую улыбку на лице, такую радостную и игривую, что у меня складывается впечатление, что мое общество неприятно ей, и она желает как можно скорее избавиться от меня. По сути, так оно и есть. Я не ее возраста мальчишка, чтобы составить компанию, поддерживая дружескую атмосферу.
― Вперед смотри, ― даю ей весьма разумный совет.
Гвендолин отворачивается и отпускает мою руку. Так мы преодолеваем еще десятки метров, и наконец, доходим до ее дома. Ранее я был здесь постоянным гостем, как и мои друзья. Ее брат ― Льюис, очень хорошо умел сохранять дружбу на протяжении не одного года. Я испытал его преданность на себе. Мы познакомились в раннем детстве, и наша дружба оборвалась лишь тогда, когда не стало самого Льюиса. Мы подходим к хорошо знакомой мне парадной двери высотного дома, и Гвендолин снова оборачивается на меня и уже хочет что-то вымолвить, как вдруг, спотыкается о ступеньку и падает (признаюсь, не раз сам спотыкался об нее в свое время).
― Я же говорил, ― пожимаю плечами. ― Под ноги смотри, ― протягиваю ей руку, чтобы та поднялась.
Гвен ухватилась за мою руку своей ледышкой и поднялась, виновато взглянув на меня. Ее глаза наполняются океаном, хотя пускать слезы, в общем-то, не из-за чего. Я опускаю ее ледяную руку, и мы оба заходим в дом, насыщенный контрастной абстракцией. Подойдя к лифту, я нажимаю кнопку вызова, и мы принимаемся ждать. Мучительная тишина царит между нами около пяти секунд, пока двери лифта не открываются и Гвендолин первая не заходит в кабинку. Зайдя следом за ней, я наблюдаю невероятно безумную, но в то же время чудную картину: малявка прыгает, пытаясь дотянутся до нужной кнопки, а именно двадцатой сенсорной кнопки снизу. Улыбнувшись, я самостоятельно нажимаю кнопку этажа, на котором проводил много времени в юношестве.
― Как ты узнал? ― щурится она, прекращая какие-либо попытки самостоятельно нажать кнопку.
― Мысли прочел, ― тяжело вздохнув, облокачиваюсь об стенку лифта и смотрю на экран, показывающий расположение лифта. Первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый… Мы остановились. Я ожидал, наверное, увидеть на лице Гвендолин испуг, заглянуть в ее глаза, наполненные страхом, но вместо всего этого девочка хитро улыбается, а затем произносит:
― Мы застряли.
Несколько секунд я смотрю на Гвендолин, а затем перевожу взгляд на красную аварийную кнопку, и уже хочу нажать на нее, как вдруг случайно читаю надпись сверху:
«Уважаемые жильцы! Просим не использовать аварийную кнопку в случае остановки лифта на одиннадцатом этаже. В связи с техническими неполадками, лифт может сохранять состояние покоя в течение нескольких секунд. Приносим извинения за доставленные неудобства».
И тут я ловлю лисий взгляд Гвендолин, ее уголки губ дергаются и желают мне что-то сказать. На этот раз я даю ей высказаться.
― В последнее время он часто застревает на одиннадцатом, ― пожимает своими хрупкими плечами и расплывается в еще больше хитрой улыбке, ―, но ты не бойся, мы не умрем. Я не позволю тебе погибнуть.