По-моему, я еще до конца не верю. Так бывает, сначала ничего не чувствуешь, а потом осознание произошедшего накрывает с головой, и ты тонешь, не в силах свободно вздохнуть.
Я вернулся с выставки, так и не рассказав Джастину про Нью-Йорк. Теперь это не имело никакого значения.
Он стоял там, у картины… Мое Солнышко. Я любовался им. А потом подошел… он. Нет, не было ни объятий, ни поцелуев, ничего такого. Он просто положил руку на плечо, а Джастин обернулся и посмотрел на него. И я увидел… Этот взгляд. Так он смотрел только на меня, этим своим особенным взглядом, полным любви и обожания. Но теперь этот взгляд принадлежал не мне.
Блядь! А это оказывается больно.
Май 2007 г. Питтсбург
Я достал коробочку с кольцами, которые так и не сдал. И сейчас они лежат передо мной на столе. Странно, но даже сейчас я не хочу их сдавать. Блядь, я жалок!
Ну что же, Солнышко, ты хотел встретиться и поговорить. Вот только я этого не хочу, потому что… потому что боюсь… Нет, не того, что ты разлюбил меня и нашел другого, а того, что я не выдержу и начну УМОЛЯТЬ тебя остаться… Умолять, упрашивать…
Ну, как тебе такая картинка? Можешь ее представить? Думаю, нет. Я тоже. Поэтому, я говорю с тобой здесь, в своих мыслях, так мне легче.
И вообще, ты же знаешь, я никогда не был силен в разговорах. Да и зачем повторять эту избитую банальную фразу, что соскучился, когда можно оттрахать тебя до звезд в глазах, чтобы не осталось и капли сомнения о силе моей тоски по тебе.
Ты никогда не услышал бы всего того, что я хочу сказать. Никогда! Потому что решил бы, что это уже не я. Такого меня не знает никто, даже ты. Это та часть, которая спрятана глубоко внутри. Когда-то давно, я постарался затолкать ее подальше и поклялся забыть. Я одел маску и практически никогда не снимал ее. Но ты единственный, кто все же сумел подобраться к этому схрону очень близко. И я почти впустил тебя. Но, увы! У Судьбы оказались другие планы. Она не дала тебе терпения докопаться до главного, а мне смелости открыться до конца.
Мне до дрожи в пальцах хочется прикоснуться к тебе в последний раз, к твоей коже, твоим волосам, к губам…но этого уже не будет.
Прощай, мое Солнышко! Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы каждый твой день наполнялся теплом и радостью. Ты ушел, а я отпустил тебя. Когда я сделал это, мне показалось, будто я упал и разбился на тысячу мелких осколков, и теперь собрать все воедино будет просто невозможно. Собрать и склеить! А зачем склеивать то, что уже никогда не будет целым? Ты и раньше уходил от меня, но всегда возвращался, а я знал, что ты вернешься. Я ждал тебя, хоть и делал вид, что мне все равно, где ты и с кем. Но правда в том, что мне не было все равно. Никогда. А теперь… теперь ты ушел совсем и ждать больше нечего. Видимо, пришло время. Ты сделал свой выбор…Новая жизнь, новые возможности и горизонты, друзья и знакомые! Новая… любовь. Он будет рядом с тобой каждый гребаный день, будет касаться тебя, целовать, трахать…и будет говорить о любви. О том, как сильно он тебя любит. Ведь от меня ты услышал всего лишь однажды эти три слова. И больше я не сказал их ни разу. Может быть, поэтому ты и ушел? Но знаешь, это совсем не то чувство, что я испытываю к тебе. Я не знаю, как объяснить, но оно больше, горячее, оно захватывает дух, оно заставляет меня умирать и воскресать, каждый раз, когда мы встречаемся и расстаемся, заставляет кровь закипать в венах, а мое сердце колотится так, словно оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но скоро оно перестанет стучать, как сумасшедшее, а будет отбивать обычный размеренный ритм, потому что с последним словом в этом дневнике, тебя больше не будет в моей жизни. В моей душе поселится пустота, а внутри будет тихо, как в склепе. Но я выживу, и буду двигаться дальше, но уже без тебя.
</i>
2018 г. Версаль
Джастин
Больше записей датированных этим годом в Дневнике не было. Брайан Кинни закрыл эту страницу своей жизни, вернее, нашу страницу.
Господи! Я не должен был читать Дневник. В который раз я поражался этому человеку - сильному, но в то же время такому ранимому и уязвимому.
В голове не осталось ни одной связной мысли. Тихие слезы текли из моих глаз и капали на тетрадку в изысканном кожаном переплете, коричневого цвета, которую я прижимал к груди.
Как же я любил моего Брайана! Вот только мне потребовались годы, чтобы, наконец, понять это.
Конец I части.
Часть II. Разные берега. Глава 1
Будь готов к тому, что не найдешь того, что ищешь.
Раздумья Ванталы
Часть II
Разные берега
2018 год. Январь. Версаль. Пригород Парижа
Джастин
Не знаю, сколько я так просидел, прижимая Дневник Брайана к груди, но когда открыл глаза, выплывая из тяжелой дремоты, за окном все еще было темно. Слезы на щеках давно высохли, а все тело затекло без движения. Сейчас я ощущал какое-то умиротворение, словно с этими слезами ушла часть боли, когда-то поселившаяся глубоко внутри и поднявшаяся на поверхность вместе с воспоминаниями. Думаю, что полностью я не избавлюсь от нее никогда. Она всегда будет со мной, как напоминание о моих ошибках и заблуждениях. Но я буду стараться поменьше провоцировать ее в будущем.
Отложив дневник в сторону, я встал и побрел в ванную. Поплескав в лицо холодной водой, и, даже не взглянув на себя в зеркало, я вернулся в гостиную. Вздохнув, снова сел на диван, откинулся на подушки и прикрыл глаза. Я знал, что уже не засну. Ни пить, ни курить не хотелось.
Ну, можно сказать, что самую тяжелую часть воспоминаний я преодолел.
Да, мы с Брайаном расстались, и оба закрыли дверь в прошлое, чтобы не оглядываться назад и ни о чем не жалеть, уверенные, что поступаем правильно. Впрочем, как и всегда.
Тогда я наивно полагал, что можно вот так запросто вычеркнуть из памяти часть своей жизни и людей, ставших близкими и родными. Просто забыть и не думать, а двигаться вперед навстречу новым событиям, радостям и огорчениям, победам и поражениям.
Жизнь никогда не стоит на месте. Она кипит, бурлит, иногда затихает и течет размеренно, порой незаметно, потом снова взрывается фейерверком событий, но никогда не останавливается. Стоит этому случиться, как жизнь превратится в существование, в жалкую имитацию. Ничего не будет радовать или огорчать, день полетит за днем, не принося ни удовлетворения, ни удовольствия, потому что ждать будет нечего. Чувства и эмоции умрут, а вернее исчезнут, растворятся, как дым. В такие моменты захочется… не быть. Нет, не умереть, а просто - не быть. Поэтому я не останавливался, а несся вперед, торопился, стараясь не оглядываться и ни о чем не жалеть. Очередное горькое заблуждение, впрочем, не первое и не последнее в моей жизни. Черт подери! Как понятно это сейчас, спустя много лет! А ведь тогда… тогда мне казалось, что я поступаю абсолютно правильно. Я был молод и многого не понимал. Юношеский максимализм бил через край.
Тот первый год без Брайана пролетел быстро, вернее совсем незаметно, оставив какое-то странное ощущение, будто я уехал далеко, далеко и что-то забыл. Что-то очень важное, но вот понять что, так и не смог. И в то же время, я ощущал себя свободным, но у этой свободы был странный привкус. Да, это единственное определение, которое приходило на ум. В моей жизни больше не было Брайана Кинни, а в его жизни больше не было меня. Я никогда не представлял этого, даже, когда уходил от него прежде. Ведь я всегда возвращался и всегда знал, что вернусь. И он это знал. Откуда? Я не могу ответить. Мы просто знали и все. Но… но тогда, тогда все сложилось иначе.
Нет, я не разлюбил Брайана в один миг, как только мы расстались. Такое не могло произойти в одночасье. Ведь мы так и не поговорили, глядя в глаза друг другу. И это оставляло какую-то иллюзию незавершенности отношений, как будто мы отложили разговор на потом, чтобы вернуться к нему, пусть через много лет, но вернуться. Черт! Мне трудно это объяснить. Я просто… просто… просто Брайан вдруг перестал быть моей константой, моей точкой опоры… моим Богом. Но независимо от этого, он оставался со мной, растворившись где-то внутри, просочившись в каждую клеточку, каждую пору и, незаметно осев там. Возможно, со временем это исчезнет, а пока я все еще ощущал его присутствие, но отступило выматывающее чувство ожидания, тоски и неизвестности. Я как будто перестал идти по канату, балансируя и боясь сорваться. Мне так хотелось самостоятельности и независимости, хотелось твердо стоять на ногах, а не висеть над пропастью! И вот теперь, я получил эту возможность, но… потерял любовь.
Я много работал, особенно в тот год. Я отдавался этому процессу целиком, практически, превратив свою квартиру в студию. Можно сказать, я не расставался с кистью, чем заработал себе большие проблемы с рукой. Я с маниакальной скрупулезностью искал нужные мне цвета, перемешивая краски, до идеального оттенка; сломал уйму дорогих кистей, когда бесился, если что-то не получалось. Я что-то ел и мало спал, шлифуя свои полотна и доводя их до совершенства. Это был мой мир, моя вселенная, моя трибуна, которая давала возможность сказать, донести все, что я чувствовал, о чем думал и мечтал. Только так отдаваясь живописи, я мог быть востребованным здесь, в этом городе. А благодаря Джеку, который периодически вытаскивал меня из «творческих запоев», я оставался в курсе событий, не пропускал выставки, появлялся на нужных тусовках, знакомился с нужными людьми.
Мне сделала предложение выставить свои картины еще одна галерея, и у меня появился агент. Я ликовал, это был шаг вперед, хотя я прекрасно понимал, что и работать придется еще больше. Но как я уже говорил, Нью-Йорк диктовал свои условия.
Я открыл глаза. В комнате стало светлее. За окном забрезжил серый рассвет. Но пока было непонятно, будет сегодня солнце или нет. После такой выматывающей ночи, мне жутко хотелось остаться дома, но все же я решил ненадолго съездить в галерею. Освещение вчера установили, но необходимо было еще раз бросить свежий взгляд на подсветку. По опыту я знал, что обязательно всплывет какая-нибудь проблема и, как правило, в самое неподходящее время. А еще я почувствовал, что сильно проголодался. Все же Изабель вовремя пополнила наш холодильник.
Проглотив свой нехитрый завтрак, я сварил кофе, и теперь с наслаждением потягивал его, глядя в окно. Ни одно время года не сравнится по волшебству с зимой. Это время белой и тихой природы. Может показаться, что и смотреть-то не на что, но это не так, надо просто уметь видеть.
Я постоял еще чуть-чуть, вздохнул и отошел от окна. У меня оставалось немного времени, и я открыл Дневник. Открыл и смотрел на строчки, собираясь с духом, чтобы продолжить чтение.
Дневник Брайана Кинни
Июнь 2008 г. Питтсбург
И какого хуя я опять достал этот Дневник?
Он лежал в ящике стола, когда я разбирал его. Который раз убеждаюсь, что мусор надо выбрасывать сразу.
Странно, и почему я до сих пор не сжег это жалкий образчик прозы?
Не сжег, потому что не хотел, ни сжигать, ни рвать его. Блядь! Мне ведь даже нравилось писать тут…. Правда, не думаю, что когда-нибудь перечитаю его, но...
С последней записи прошел год. Целый год! Я и не заметил, как прожил эти двенадцать месяцев. И где-то там осталась моя прежняя жизнь…
А я все еще здесь, в «великолепном» Питтсбурге, а не в Нью-Йорке, городе моей мечты…
Да, я продолжаю жить в Питтсбурге, а Нью-Йорк затерялся в голубой дали. Я отказался от открытия филиала «Киннетика» в этом городе. Я отпустил свою мечту. Хотя нет, как сказал Теодор, я спустил ее в сортир!
Глупо? Недальновидно? Не похоже на меня? Возможно! Но это так. И да, это из-за него, из-за Джастина.
Конечно, можно всю жизнь прожить в этом многомиллионном городе и никогда не встретиться, но мысль о том, что он где-то здесь, а мы не вместе, убивала бы меня, медленно, но верно.
Я хотел жить там с ним, или хотя бы рядом с ним, но знать, что он мой.
А вообще, на хуй все мечты! Кому они нужны? Это все заблуждение, очередной самообман, самоуспокоение, что не стоишь на месте, а куда-то и к чему-то движешься, стремишься. Но когда, наконец, получаешь, что хотел, то испытываешь странное чувство сожаления. Ведь мечтать больше не о чем. И ты начинаешь придумывать себе новую мечту. А если просто жить? Жить без мечты? Именно так я и жил последнее время. И у меня это неплохо получалось. Так было даже проще, ни к чему не стремиться, а просто жить.